Бей врачей, спасай Россию

Как русские цари одним площадным словом останавливали эпидемии в Петербурге.

Хотя щупальцы гриппа уже подобрались к горлу города, граждане остаются на удивление спокойными. Об этом свидетельствует минимальное число людей в медицинских масках в метро. Власти, в свою очередь, тоже демонстрируют спокойствие и не пугают граждан излишней активностью в объявлении карантинов, отмене массовых мероприятий и пр. Потому что, видимо, хорошо учили историю и знают: активность еще никого до добра не доводила.

Самыми страшными эпидемиями в Петербурге были эпидемии холеры. Они случались довольно регулярно еще в  начале XX веке из-за плохих санитарно-гигиенических условий и высокой скученности населения. Но самая знаменитая эпидемия, вошедшая в историю своим холерным бунтом, случилась в 1831 году.

Тем летом в Петербург пришла холера, в течение нескольких лет медленно двигавшаяся к нему из Индии. Невероятная жара, стоявшая в городе, способствовала тому, что эпидемия проявила себя в полную силу. О природе холеры тогда имели довольно смутное представление, поэтому единственным эффективным способом борьбы с ее распространением были кордоны и карантины. Высшее общество разъехалось по загородным дачам, всех остальных заперли в городе.

Но простой народ не проведешь, и он самостоятельно определил источник заразы: это были врачи, преимущественно немцы, якобы специально травившие людей своими лекарствами,  отравители вообще, а также отравители-поляки (в то время в Польше было антироссийское восстание). По городу распространялись самые разные слухи: от умышленных отравлений до изданного будто бы приказа в каждом доме иметь по несколько гробов, класть туда зараженных и нести закапывать на кладбище.

Петербург, по воспоминаниям современников, представлял собою страшную картину: «На каждом шагу встречались траурные одежды и слышались рыдания. Духота в воздухе стояла нестерпимая. Небо было накалено как бы на далеком юге, и ни одно облачко не застилало его синевы».

Люди подозрительно вглядывались друг в друга: любого, заподозренного в отравительстве, толпа могла избить до смерти. Уликами, изобличающими отравителя, были склянки с лекарствами, найденные у них в карманах. Первыми подозреваемыми были доктора, вторыми – всякий, своим внешним видом на них похожий.

Погромы случались в городе постоянно, но главные события бунта разыгрались 22 июля 1831 года на Сенной площади. На Сенном рынке, который помещался тогда на самой площади, был Обжорный ряд – место торговли вареной требухой, пирожками со свиными ушами и прочей снедью для самых маргинализированных обитателей этой местности, которая уже тогда имела статус брюха Петербурга. Из-за эпидемии в санитарных целях власти закрыли Обжорный ряд, что, видимо, и стало катализатором возмущения.

Подбадривая друг друга криками: «Бей докторов!», толпа сбегалась на площадь. Первым делом пошли громить центральную холерную больницу в Таировом переулке (ныне пер. Бринько). Врачей  и прочих отравителей выкидывали из окон, больных отпускали домой, поскольку было известно, что в больницы забирают здоровых людей, которых доктора залечивают там до смерти. Тех, кого уже успели залечить настолько, что они не могли ходить, прямо на кроватях несли в Спас-на-Сенной.

Полиция на площади не показывалась, хотя участок был неподалеку, на месте нынешнего Сенного рынка. Но при гауптвахте находился небольшой отряд из нескольких солдат с офицером, охранявший арестованных. Офицер доложил о беспорядках, однако все военное начальство сидело на природе, поэтому приказ о присылке войск пришел не сразу.

Бунт начался утром, войска пришли на площадь к вечеру. Применяли ли они силу, или народ сам не полез на штыки, не очень понятно – разные участники событий по-разному об этом вспоминают. Вместе с тем это важно для понимания заключительного этапа драмы – появления на площади императора. То есть приехал ли он усмирять уже усмиренную толпы, или она все-таки усмирилась благодаря ему.

Николай I жил в это время в Петергофе, но узнав о волнениях, поехал в город. На Сенной он появился утром следующего дня. Тут источники опять расходятся. Биограф  императора Николай Шильдер уверяет, что государь сказал толпе: «Вчера были учинены здесь злодейства, общий порядок был нарушен. Стыдно русскому народу, забыв веру отцов своих, подражать буйству французов и поляков». Пристыженная сравнением с французами и тем более поляками, толпа повалилась на колени и покаялась.

Очевидцы, однако, излагают другую версию: император матерился, как сапожник. Или, как выражались в том изящном веке, «говорил исключительно площадными ругательствами»: «Государь приехал на Сенную в разгар народного волнения, поднялся на ноги во весь рост в коляске и стал ругать народ направо и налево, а когда устал, то, указывая на Сенновскую церковь, грозно воскликнул: „На колени!“ И весь народ упал на колени и начал креститься на церковь».

На пьедестале памятника Николаю I на Исаакиевской площади изображен этот драматический момент. К сожалению, он выполнен не в технике комикса, поэтому что именно произносит император, неясно.

Еще говорят, будто бы на глазах у народа Николай выпил целую склянку лекарства от холеры. После лейб-медик предупредил царя, что от такой дозы могут выпасть волосы и зубы. Наверное, эскулап просто решил перестраховаться: ничего плохого с государем не случилось, он прожил еще четверть века и умер красавцем от поражения в Крымской войне.

Как бы то ни было, холерный бунт в столице с появлением императора на площади закончился. Правда, высланные из города бунтовщики потом устроили новый бунт в военных поселениях под Новгородом, на несколько дней захватили в свои руки власть и написали царю письмо. В письме сообщали, что всех отравителей они перебили, сами же остаются верноподданными его величества. Но это уже не так интересно.

За время той эпидемии в городе ежедневно умирало по 600 человек.

Антон Мухин