Кто объявил войну адвокатам в России

Российским адвокатам власти объявили войну – такой вывод можно сделать, почитав форумы адвокатских сообществ. Адвокатов уже не только не пускают к подследственным в СИЗО и задержанным в отделы полиции, но и заводят на них уголовные дела. Что еще может адвокат в России и чего уже не может – «Городу 812» рассказал председатель Комиссии по защите профессиональных прав адвокатов Адвокатской палаты Ленинградской области Евгений Тонков.

– Много уголовных дел уже завели на адвокатов?

– Уголовные дела возбуждаются в отношении адвокатов не так часто – это все-таки вопиющие случаи. Гораздо чаще адвокатам просто мешают работать, но это происходит настолько регулярно, что стало уже системой. Самый распространенный вариант, когда адвокату не дают возможности участвовать в судопроизводстве, – просто не допускают к подзащитному. Зачастую сразу после фактического задержания человек пропадает из поля зрения знакомых и родственников: его насильно сажают в машину оперативных сотрудников – и увозят в неизвестном направлении. Родственники через какое-то время начинают поиски, и выясняется, что «пропавший» не числится ни за каким ведомством. Мобильный телефон у него не отвечает, а правило одного обязательного звонка оперативниками игнорируется. Тогда родственники идут к адвокатам. Но даже определив достоверно, где находится подзащитный, мы зачастую сталкиваемся с противодействием законной деятельности адвоката: в полиции, СК, ФСБ ничего определенного не ответят или заявят, что задержанный с такой фамилией у них не числится. Вы не попадете к нему, даже если будете стопроцентно уверены, что он сидит в соседней комнате и с ним работает следователь. Полицейский, глумясь, скажет, что по городу объявлен какой-нибудь план «Броня» – «Бетон» – «Крепость», поэтому допустить вас в помещение не могут. (В Петербурге недавно родителей и адвокатов задержанных на Невском проспекте демонстрантов не пускали в 76 отдел полиции, сообщив, что работает план «Крепость»: якобы имеется сигнал, что кто-то хочет захватить оружейную комнату. – Н.А.)

– А в СИЗО пускают?

– В следственных изоляторах универсальный способ не пропускать адвокатов к арестованным – сделать постоянную нехватку мест и, как следствие, длинную очередь. Например, на Шпалерной, 25 (следственный изолятор двойного подчинения: ФСИН и ФСБ), содержится почти 100 человек, но есть всего две комнаты для встреч, одна из которых периодически не работает. В день могут попасть всего 2–4 адвоката, но если следователи или оперативники заняли помещения, то адвокатам вообще в этот день не удастся войти. Налицо спланированная, продуманная стратегия – свести общение адвокатов с подзащитными к минимуму. Точно такая же ситуация в московском СИЗО «Лефортово». При социализме свободы в общении с подзащитными было намного больше, и даже в 90-е, когда следственные изоляторы оказались максимально переполнены.

– Говорят, в изоляторах для адвокатов внедрили электронную очередь.

– Электронная очередь не меняет ситуацию, а только лакирует проблему: вы можете написать номера на листочке, на ладошках рук или в Интернете – разве количество кабинетов в СИЗО и быстрота вывода арестованных от этого изменится? В «Крестах» сейчас арестованного к адвокату ведут из камеры два-три часа. Звучит абсурдно, но это факт: записавшись в электронную очередь на 9 утра, вы приезжаете вовремя, но арестованного вам выведут только в 11 или в полдень. В СИЗО номер 5 на Арсенальной улице по электронной очереди вы можете попасть только через месяц. А если у вас еженедельно идут судебные заседания или появилась новая информация, которую надо срочно обсудить с подзащитным? Все равно по электронной очереди – через месяц.

– Адвокаты это безропотно сносят?

– Препятствия допуску адвокатов к подзащитным – часть правовой доктрины полицейского государства. Жалобы от адвокатов на такое состояние во ФСИН, конечно, поступают, но на них руководители ведомства, в котором все активнее практикуют пытки, отвечают просто: вот для вас же сделали добро в виде электронной очереди – ждите теперь в Интернете и радуйтесь мелким радостям, крупных радостей для вас больше не предвидится. Помните фразу из «Собачьего сердца»: «В очередь, сукины дети»? Вот так говорят фсиновцы адвокатам. В какой-то момент адвокаты перестают жаловаться, потому что бесполезно. Руки у многих опускаются, особенно у молодых адвокатов, чего и добивается Левиафан – смирения и покорности перед лицом произвола.

– Какие еще проблемы для адвокатов остры?

– Отсутствие состязательности. Следователь теперь всегда передает судье обвинительное заключение в электронном виде, судье остается всего лишь преобразовать его в обвинительный приговор. Все адвокатские возражения для судьи всего лишь интеллектуальная и процессуальная  суета, которая не укладывается в канву его тоталитарной функции – поставить финальную точку в драме, написанной следователем. Некоторые судьи прямо так и говорят адвокатам: «Чем дольше вы выступаете, тем хуже вашему клиенту». Начинающий адвокат, видя, что он не может повлиять на ситуацию, конечно, разочаровывается в профессии. У адвокатов старой формации, сформировавших свои ценности и приоритеты еще в прежние годы, тонус не меняется, а у молодых он падает стремительно. Следователи и оперативные сотрудники этим пользуются, демонстрируют свое всесилие и безнаказанность. Они уверены, что судья в дальнейшем все их ошибки прикроет, поскольку они же «одной крови».

– В кино задержанные говорят универсальную фразу: ни слова не скажу, пока не поговорю с адвокатом. В жизни не так?

– Его могут не только физически избить, но и морально сломать уже к моменту первого допроса. После такой обработки он соглашается на особый порядок судопроизводства, лишь бы поскорее избавиться от психологического и физического давления. Рассмотрение дела в особом порядке означает, что человек признает вину, поэтому судебное следствие не ведется, доказательства не изучаются, но по приговору подсудимый не может получить срок больше чем 2/3 от максимально допустимого за инкриминированное. Это – по закону, но на деле часто оказывается, что те, кто выбирает особый порядок, получают больше, чем те, кто решил побороться за свою позицию.

По статистике, которую изучил и обобщил Институт проблем правоприменения, 92 процента осужденных за убийства и так получают сроки до 10 лет, то есть менее двух третей от максимального срока. А что происходит с другими статьями? Там колоссальный разброс с санкциями. Статья 159 часть 2 УК,  то есть мошенничество с причинением значительного ущерба гражданину. Значительный – это свыше 5000 рублей. За одно и то же деяние можно получить пять лет лишения свободы или штраф до 300 тысяч рублей. Возможно, тысяч пятьдесят. Согласитесь, что это несопоставимо. Какой простор для произвола и злоупотреблений со стороны силовиков и судей! Оперу или следователю будет легко запугать подследственного, показав ему эту статью и заверив, что «адвокат не поможет ни в чем», что только от опера или следователя зависит судьба человека.

– Сколько приговоров выносится в особом порядке?

– В год в России рассматривается около миллиона уголовных дел, из них примерно 70 процентов – в особом порядке.

– Почему люди соглашаются на особый порядок – из-за физического насилия?

– Все немного сложнее: в полиции, ФСБ, СК и прочих органах ломают скорее не физически, а психологически. Во-первых, когда к подозреваемому не пускают адвокатов, легко убедить человека, что он остался один: никто за него не вступится и ему не поможет. Во-вторых, примеры соседей по камере, товарищей по несчастью, демонстрируют, что судьи сейчас – просто клерки в авторитарном государстве: все делают так, как скажет следователь.

Только 10 процентов подсудимых не признают вину даже частично. Надо понимать, что судьи боятся оправдывать, поэтому только один из тысячи приговоров в России – оправдательный.

– Судьи такие кровожадные стали?

– Судьи вовсе не кровожадные, но они так сильно зависимы от исполнительной власти, от своих судейских начальников, карающих за оправдания, что в случае проблемы с доказательствами им проще вынести мягкий обвинительный приговор, чем оправдательный. К тому же большинство судей – это выходцы из правоохранительных структур, в том числе милиции и прокуратуры, они чувствуют себя элементом авторитарного механизма и не хотят выступать против людей из своей корпорации. В последнее время судьи-силовики разжижаются судьями-аппаратчиками: теми, кто раньше работал помощниками и секретарями судей. Такие судьи испытали годы трудного пути, а подчас и унижений, они подчиняются воле руководителей, боятся всего и вся – ну как они могут пойти против воли следователя?

– Действия следователя можно обжаловать – насколько это эффективно?

– Обжаловать его действия можно, а дать по рукам нельзя. Судьи уклоняются от оценки действий следователя до рассмотрения дела по существу. Следователя, на которого обвиняемые и адвокаты пишут жалобы, скорее будут поощрять и двигать по службе: его начальники сочтут, что он хорошо работает, раз сторона защиты жалуется. Взывать к совести уже нет смысла, потому что в последние восемнадцать лет служба в силовых ведомствах дает неограниченные возможности для использования преимуществ силы. Молодежь стремится получить власть, повелевать людьми, многие идут в силовики для быстрого самоутверждения, часто встречаются люди с откровенными садистскими наклонностями, которым нравится издеваться над другими людьми, неспособными адекватно ответить.

– Чем занимается совет Адвокатской палаты?  Разбирает жалобы адвокатов или жалобы на адвокатов?

– Большая часть времени уходит на разбор жалоб от клиентов и обращений судей. В областной палате 1300 адвокатов, в Санкт-Петербургской палате – 5400, а всего в стране – 80 тысяч адвокатов. Мы разбираем около 20 дисциплинарных дел в месяц. Конечно, жалобы поступают зачастую необоснованные: доверители порой всю вину за жесткий приговор пытаются возложить на адвоката. Но бывают случаи, когда адвокат предает интересы подзащитного, действует в сговоре со следователем, порочит корпорацию, – и если это подтвердится, адвокат может быть лишен статуса.

– Так поступают бесплатные адвокаты? На них чаще всего жалуются – приходят к задержанному  и заявляют: соглашайся на особый порядок.

– Это не так. Большинство адвокатов по назначению работают нормально, ответственно относятся к своим задачам. Да, добросовестно осуществлять свою деятельность за 550 рублей в день нелегко с финансовой точки зрения, но все начинающие адвокаты через это проходят, в адвокатуре не принято дифференцировать качество своей работы в зависимости от платежеспособности доверителя.

– Судебные приставы стали хуже к адвокатам относиться?

– В Петербурге и области к адвокатам еще доброжелательно относятся – по сравнению с остальной Россией. Я наблюдаю за эволюцией отечественного правопорядка с 1982 года, можно отметить, что «люди государевы» находятся в особом фаворе, адвокаты же защищают просто людей – «просто букашек», как сказал мне однажды опер из серьезного ведомства. Дальше все будет еще хуже, потому что особый статус «людей государевых» будет еще больше подчеркиваться, вот и повышение пенсионного возраста их вообще не коснулось.

– История с адвокатом Голодович, которую обвиняют в том, что в здании Невского районного суда она применила насилие к судебному приставу, не говорит о том, что в Петербурге доброжелательное отношение к защитникам.

– Лидия Голодович, между прочим, не только адвокат, но и подполковник полиции, она отлично понимает особенности полицеистики. Мало того что дело возбудили не против применивших насилие силовиков, а в отношении нее, практически потерпевшей, – так и текст постановления о возбуждении дела следователь скрывал от нее, скрывает от адвокатского сообщества. Есть подозрение, что председатель суда скрывает запись с установленных в суде видеокамер. Ведь важно, что конкретно сделали судебные приставы и полицейские: Лидия Голодович утверждает, что ее повалили на пол, надели наручники, волокли по полу, нанесли телесные повреждения и так далее. Я ее словам доверяю, и, вероятно, камеры из суда подтверждают сказанное ею – тогда в отношении кого надо возбуждать уголовное дело? Полиция и суд себя защищают уже не ради того, чтобы испортить жизнь адвокату, а просто для своей подстраховки. Ведь возникает закономерный вопрос: почему председатель вместо простого решения – пропустить в здание свидетеля в бриджах или не пропустить – допустил такое неоправданное совсем простой ситуацией насилие? Чем это можно объяснить кроме склонности к садизму и упоением властью?

– А что вы думаете о деле Беньяша из Краснодара, которого обвиняют в насилии в отношении полицейского?

– Я знаю Михаила Беньяша лично как смелого адвоката с обостренным чувством справедливости, этим он отличается от многих коллег. Между прочим, в классических медицинских и юридических вузах учат ответственно относиться к пациентам и доверителям, но не пропускать через себя их боли и страдания: у хирурга должна быть твердая рука. Михаил Беньяш слишком близко к сердцу воспринял особенности «правопорядка» в его регионе и оказался в том же положении, что и прочие задержанные. Я говорил с его коллегами, погруженными в проблему, они рассказывают, что действительно силовики предупреждали его, а потом они его реально душили в машине, пытались выдавить глаз и так далее… В рапортах силовиков об этом не говорится, написано только, что это он их бил, а не они его. Судьи-силовики верят, конечно же, полицейским, двух рапортов «под копирку» достаточно.

– И как всему этому противостоять?

– Форма воздействия адвокатов в правовой системе –  речевые акты и тексты. К сожалению, у адвокатов ничего нет: нет дубинок, пистолетов, наручников и пыточных камер, а только знания, опыт и разум. В статье 6.1 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации теперь тоже есть упоминание о разумности, однако это слабо помогает.

– Сложно протестовать, когда тебя, адвоката, в четыре руки выносят из здания суда.

– Если вы спрашиваете про дело Голодович, то она поступила правильно: пошла немедленно жаловаться на необоснованные действия судебного пристава председателю суда. Этот председатель суда оказался непредсказуемым – ну как же она могла предположить такое дикое развитие событий? Второй вариант тоже был: заявить непосредственно в процессе, что свидетель не может прибыть на заседание по причине препятствий со стороны судебного пристава, с занесением этих обстоятельств в протокол и отложением допроса свидетеля. Можно было попросить объявить перерыв, чтобы свидетель мог доехать до магазина и купить себе смокинг вместо бриджей. Но бриджи – это тоже брюки, они кончаются ниже колен, но, видимо, приставу лучше знать, что можно было в этот день носить в России, а что нет. Может быть, у этого судебного пристава есть сексуальные проблемы и он не мог смотреть на оголенные мужские ноги без волнения, а Невский суд, как известно, сейчас возглавляет выпускник военного института, офицер.

В разных судах председателями на их вкус и стиль устанавливаются совершенно неразумные требования. Например, во Всеволожском суде запрещено разговаривать по мобильному телефону. В коридоре! В перерыве между заседаниями! И не просто запрещено, а это требование ретиво исполняется судебными приставами – вот как здесь не подумать о склонности к садизму и унижению других людей. Одного нашего адвоката уже привлекли к административной ответственности за такой разговор. Адвокат потратил полгода на оспаривание этого произвола, в итоге суд отменил незаконный акт, но никто из приставов даже не понес наказания. И продолжают привлекать – даже меня пробовали оштрафовать в момент, когда мне звонил сам председатель этого же суда.

Нина Астафьева

 

Как обижают адвокатов

 

Дело адвоката Голодович

В Петербурге идет следствие по делу адвоката Лидии Голодович. 10 июля  адвокат пыталась пройти на прием к председателю Невского суда из-за того, что приглашенного ею свидетеля не впускали в здание – на нем были одеты бриджи. В результате адвоката вывели из приемной в наручниках, увезли в отдел полиции и вменили насилие в отношении представителя власти (пристава). Голодович самой пришлось обращаться к медикам, чему препятствовали росгвардейцы: они пытались не пропустить к ней врачей скорой помощи.

 

Дело адвоката Беньяша

В Федеральную палату адвокатов поступило обращение от трехсот адвокатов из Краснодарского края: они протестуют против ареста своего коллеги Михаила Беньяша. 9 сентября он дежурил на акции против повышения пенсионного возраста рядом со своими доверителями, которые заранее озаботились присутствием защитника. Адвоката сначала жестко задержали за нахождение на митинге, потом оштрафовали, потом арестовали на две недели за неповиновение полиции, а 28 сентября вновь посадили – по уголовному делу за нанесение полицейскому телесных повреждений. Как следует из обращения в ФПА, еще до митинга в отношении Беньяша проводились незаконные оперативно-розыскные мероприятия, а о его задержании стало известно лишь через несколько дней: юриста прятали от его собственных адвокатов. Травмы, которые Беньяш получил при задержании, объяснили как членовредительство.