Николай Гумилев. Экваториальный лес

После первой серьезной экспедиции в Африку в 1911 году, Николай Гумилев написал  стихотворение  “Экваториальный лес”  (маршрут Гумилева через 100 с лишним лет повторил  петербургский этнограф Ефим Резван).

Я поставил палатку на каменном склоне

Абиссинских, сбегающих к западу, гор

И беспечно смотрел, как пылают закаты

Над зеленою крышей далеких лесов.

 

Прилетали оттуда какие-то птицы

С изумрудными перьями в длинных хвостах,

По ночам выбегали веселые зебры,

Мне был слышен их храп и удары копыт.

 

И однажды закат был особенно красен,

И особенный запах летел от лесов,

И к палатке моей подошел европеец,

Исхудалый, небритый, и есть попросил.

 

Вплоть до ночи он ел неумело и жадно,

Клал сардинки на мяса сухого ломоть,

Как пилюли проглатывал кубики маги

И в абсент добавлять отказался воды.

 

Я спросил, почему он так мертвенно бледен,

Почему его руки сухие дрожат,

Как листы… – «Лихорадка великого леса», –

Он ответил и с ужасом глянул назад.

 

Я спросил про большую открытую рану,

Что сквозь тряпки чернела на впалой груди,

Что с ним было? – «Горилла великого леса», –

Он сказал и не смел оглянуться назад.

 

Был с ним карлик, мне по пояс, голый и черный,

Мне казалось, что он не умел говорить,

Точно пес он сидел за своим господином,

Положив на колени бульдожье лицо.

 

Но когда мой слуга подтолкнул его в шутку,

Он оскалил ужасные зубы свои

И потом целый день волновался и фыркал

И раскрашенным дротиком бил по земле.

 

Я постель предоставил усталому гостю,

Лег на шкурах пантер, но не мог задремать,

Жадно слушая длинную дикую повесть,

Лихорадочный бред пришлеца из лесов.

 

Он вздыхал: – «Как темно… этот лес бесконечен…

Не увидеть нам солнца уже никогда…

Пьер, дневник у тебя? На груди под рубашкой?..

Лучше жизнь потерять нам, чем этот дневник!

 

«Почему нас покинули черные люди?

Горе, компасы наши они унесли…

Что нам делать? Не видно ни зверя, ни птицы;

Только посвист и шорох вверху и внизу!

 

«Пьер, заметил костры? Там наверное люди…

Неужели же мы, наконец, спасены?

Это карлики… сколько их, сколько собралось…

Пьер, стреляй! На костре – человечья нога!

 

«В рукопашную! Помни, отравлены стрелы…

Бей того, кто на пне… он кричит, он их вождь…

Горе мне! На куски разлетелась винтовка…

Ничего не могу… повалили меня…

 

«Нет, я жив, только связан… злодеи, злодеи,

Отпустите меня, я не в силах смотреть!..

Жарят Пьера… а мы с ним играли в Марселе,

На утесе у моря играли детьми.

 

«Что ты хочешь, собака? Ты встал на колени?

Я плюю на тебя, омерзительный зверь!

Но ты лижешь мне руки? Ты рвешь мои путы?

Да, я понял, ты богом считаешь меня…

 

«Ну, бежим! Не бери человечьего мяса,

Всемогущие боги его не едят…

Лес… о, лес бесконечный… я голоден, Акка,

Излови, если можешь, большую змею!» –

 

Он стонал и хрипел, он хватался за сердце

И на утро, почудилось мне, задремал;

Но когда я его разбудить, попытался,

Я увидел, что мухи ползли по глазам.

 

Я его закопал у подножия пальмы,

Крест поставил над грудой тяжелых камней,

И простые слова написал на дощечке:

– Христианин зарыт здесь, молитесь о нем.

 

Карлик, чистя свой дротик, смотрел равнодушно,

Но, когда я закончил печальный обряд,

Он вскочил и, не крикнув, помчался по склону,

Как олень, убегая в родные леса.

 

Через год я прочел во французских газетах,

Я прочел и печально поник головой:

– Из большой экспедиции к Верхнему Конго

До сих пор ни один не вернулся назад.

Николай Гумилев, 1918 год