Правоохранительная система России демонстрирует все большую слаженность – по крайне мере, в борьбе с протестующей молодежью это так. Но и уровень преступности в России падает – значит ли это, что и здесь система научилась работать? Парадоксы «Городу 812» объяснил известный петербургский криминолог, доктор юридических наук Яков ГИЛИНСКИЙ.
– В России уровень преступности падает. Это так?
– С 2006-го уровень грабежей и разбоев (на 100 тысяч жителей) сократился в 5 раз, уровень убийств – в три! Конкретно: на 100 тысяч населения было 250 грабежей – стало 42. Разбоев, то есть нападений с оружием, было 42 на 100 тысяч – стало 8. Уровень убийств: с 22 упал до 7. Зато показатели по мошенничеству возросли.
– Растет благосостояние населения! И красть невыгодно: никто у тебя не купит ворованный телевизор.
– Ничего не растет. Москва и Петербург живут приемлемо, а остальная Россия – в нищете. Даже по официальной статистике у нас 22,5 миллиона людей имеют доход ниже прожиточного минимума, то есть нищенствуют.
– Все равно, снижение уровня преступности добавляет положительных очков нынешней российской власти.
– Преступность снижается по всему миру, и вообще, ее динамика – это очень сложный процесс, на который никакая полиция повлиять не может. В Колумбии в те же 10 последних лет количество убийств сократилось с 80 до 35 (на 100 тысяч населения). Колумбия – лидер по числу убийств. А аутсайдер – Япония. Самая благополучная. И там тоже сокращение в два раза: было 0,6 – стало 0,3. Так что снижение преступности – не российская заслуга. Во всем мире преступность росла с конца 50-х до конца 90-х и снижается, начиная с конца 90-х.
– Значит, скоро опять может начаться рост? Или это навсегда?
– Точные даты сказать не берусь. Один из главных криминогенных факторов – социально-экономическое неравенство. Сейчас оно велико как никогда. Мы занимаем по нему первое место в мире, на втором Индия, на третьем Индонезия. В мире 1% населения владеет половиной всех земных богатств. Кошмарный показатель. Но в отдельно взятой России все еще сложнее: тут 70% ресурсов в руках у 1%. А преступность, тем не менее, снижается! Я же говорю, она развивается по своим, не вполне понятным законам.
– Может, преступления в России все-таки замалчивают?
– Одно из самых латентных преступлений – это изнасилование. И сама жертва редко заявляет, и в полиции могут начать уговаривать «оставить все как есть». И, разумеется, взятка: тут индекс латентности вообще достигает 74–75. Если вы услышите, что у нас за год столько-то дел о взяточничестве, смело умножайте эту цифру на 74. Правда, так обстояли дела в 2009 году, когда работала группа ученых под руководством профессора С. Иншакова, которая изучала именно латентную преступность. Потом группу расформировали… Впрочем, сейчас вся криминологическая наука в таком состоянии. В последний раз большое эмпирическое исследование мы проводили в 2004–2005 годах: с тех пор у нас уже не было ни финансовых ни людских ресурсов для такой работы. Соответственно, мы не можем участвовать в больших международных проектах.
– Давайте про протесты поговорим. У нас стали жестче наказывать за участие в несанкционированных митингах – и задержанных на митингах 12 июня было больше, чем было 26 марта, и наказания серьезнее. И система почти не дает сбоев – суды выносят решения, полностью доверяя полицейским протоколам. Это судьи получили указание – быть максимально жесткими?
– Не оценивая деятельность каждого конкретного суда, могу сказать о власти в целом. Да, она опасается. Перед ней два пути. Или давать людям возможность выплеснуть свои протесты, или запугивать людей еще более жесткими методами, чтобы они совсем не выходили наружу. Вряд ли все судьи получили общую команду, но уже сформулирована определенная политика, которая реализуется на разных уровнях. А далее все зависит от конкретного судьи: какое он будет принимать решение. Ведь некоторых участников даже оправдали.
– Эти процессы над протестующей молодежью стали чемпионами по количеству нарушений: тут отклоняли ходатайства, там не пускали адвокатов, повсеместно суды шли в закрытом режиме. Это что значит?
– Да, наше правосудие не соответствует ни процессуальным, ни человеческим нормам. Какой вы еще ждали результат? Адвокат просит показать в процессе полицейскую видеозапись, на которой якобы видно, как обвиняемый нарушает закон. Сам обвиняемый говорит, что был в этот день в другом месте. Запись не смотрят. Но это происходит сплошь и рядом каждый день. Просто сейчас это выплеснулась, потому что судят сразу пятьсот митингующих, и при таких массовых нарушениях скрыть их невозможно.
– К чему приведет такое ужесточение наказаний по отношению к протестующим?
– К дальнейшему обострению ситуации между властными структурами и населением.
– Вы известны как горячий сторонник легализации, во-первых, проституции, во-вторых, легких наркотиков, в-третьих, оружия. Между тем у нас один за другим произошли два ЧП: в Твери и Кратове, когда оружие оказалось в руках неадекватного человека.
– Моя позиция по оружию не такая однозначная. Одно могу сказать: конкретные случаи ни о чем не говорят, они могут быть связаны с психическими расстройствами, и издавать на основании конкретного дела новый закон – это глупость. Любой закон – как ужесточающий, так и облегчающий оборот оружия. На это только наша Дума способна. По поводу проституции и наркотиков – производных каннабиса – я по-прежнему уверен, что нужна легализация. Я уверен, что в будущем будут разрешены все наркотики, не только марихуана. Взгляните на зарубежный опыт: в Америке после легализации марихуаны упало потребление героина.
– Разве в Америке разрешили марихуану?
– В трех штатах. В Дании она реализована в Христиании (район Копенгагена). В Чехии легализовано 7 видов наркотиков. В Голландии, как известно, марихуана разрешена повсеместно.
– А вас кто-нибудь поддерживает в этом стремлении к легализации?
– Поддерживают, но я не хочу называть их имен. И ученые, и политики. В частности, ведущие наркологи повсеместно выступают за заместительную терапию.
– Это когда наркоманам выдают метадон, чтобы они ради героина не шли на преступления?
– Сейчас уже не только метадон, другие препараты появились. В Украине успешно работает эта терапия. Не повезло тем крымчанам, которые ее получали, а в 2014-м году – перестали. Около ста крымских наркоманов умерли за год, лишившись заместительной терапии.
– Кудрин и Греф говорят о судебной реформе как о приоритете. Какой должна быть эта реформа?
– Мне кажется, реальных реформ не будет, кто бы их сейчас ни обещал, вплоть до министров. А реформировать нужно все. Судебная реформа должна быть давным-давно. Реформа образования – ликвидация бессмысленной бюрократизации. Реформа науки, но не такая, как перенос выборов руководства… Полная реформа здравоохранения. Реформа криминальной полиции с ее пытками. Но при сегодняшней системе все эти разговоры – пустая болтовня.
– Суды присяжных в России есть давно – они что доказали? Что они эффективны или что наши люди к роли присяжных не готовы?
– Суд присяжных применяется крайне редко, там постоянные злоупотребления: то в коллегию входят люди, которым по закону запрещено становиться присяжными, то комиссии распускают, как только возникает риск, что приговор будет оправдательным. Председатели суда манипулируют присяжными, как могут. Нет, один суд присяжных проблемы не решит, надо менять и уголовный кодекс, и уголовно-процессуальный, и закон о полиции…
– Что конкретно надо убрать из Уголовного кодекса?
– Закон об оскорблении чувств верующих, который сам по себе оскорбляет мои чувства как атеиста. Ст. 282 УК, экстремистская статья – в нынешней редакции. Вообще, когда она только появилась, то выглядела вполне приемлемой. Но с тех пор ее несколько раз дополняли, и теперь засудить за экстремизм у нас можно вообще любого. Если аналог статьи об оскорблении верующих еще можно найти в каких-нибудь мусульманских странах, то уж 282-я статья – это типично российский продукт, очень неудачный, мягко говоря. Но есть в нашем кодексе и другие недочеты – например пять видов мошенничества. Это абсурд. Фактическое оправдание семейного насилия.
– А вот новая статья появилась недавно: о склонении к самоубийствам посредством Интернета. Тоже глупость?
– Тут пока ничего не могу сказать, но в одном уверен: статья не будет работать. Пытаться изменить что-то в сетях бессмысленно. Закроешь 10 сайтов – откроется 500. Молодежь живет в виртуальном мире. Во всем мире сокращение преступности – именно благодаря засилью Интернета. В 2015 году в европейских странах раскрываемость преступлений составила 42–46 процентов – ну это нормальный показатель. А раскрываемость киберпреступлений – 5 процентов. Преступность перешла в мир Интернета! Сегодня мир не может радикально повлиять на компьютерную преступность. Хорошо, что в других странах хотя бы стараются оценить ситуацию и адекватно на нее отреагировать. А у нас только предлагают запретить детям до 16 лет пользоваться Интернетом! В XXI веке!
