Архитектура позднего СССР: что спасать надо?

Скандал, связанный с возможным сносом СКК «Петербургский» заставил «Город 812» расспросить Бориса Кирикова, историка петербургской архитектуры ХХ века, о том, что из архитектуры 1970–1980-х годов мы можем потерять, а не следовало бы.

 

– Что отличает архитектуру Ленинграда 1960–1980-х годов от архитектуры других времен?

– В ХХ веке архитектура Петербурга – Ленинграда развивалась полосами. В самом начале века доминировал модерн. В 1910 году его потеснила неоклассика, которая продержалась до середины 1920-х годов. Затем наступил черед авангарда, которые уже через 10 лет был отторгнут «освоением классического наследия» В обиходе это освоение называется сталинским ампиром.

Это наследие было сочтено излишествами в 1955 году, и начался период растерянности. Вместе с водой выплеснули и ребенка. Вместе с излишествами – понятие об архитектуре как искусстве. Отвергались не только элементы внешнего оформления, но и вообще художественное начало. Возобладало типовое проектирование.

Но даже в этих жестких условиях сохранилась высокая культура и высокий уровень ленинградской архитектурной школы. Она была вынуждена перейти в русло неофункционализма или неомодернима.

Если архитектура авангарда была пионерской и новаторской,  то это было повторение пути, пройденного на Западе.

Был брошен лозунг «Вперед к 1920-м годам» как возможность использовать еще недавно отринутый опыт авангарда.  И было создано немало ярких произведений.

– Это был именно ленинградский феномен, где были богатые традиции авангарда и конструктивизма?

– Были интересные опыт в Навои, в Вильнюсе, Таллине… В Ульяновске создавался парадный  центр к 100-летию Ленина. Там отразилось влияние Ле Корбюзье и Нимейера. Архитектура получилась вторичная, но вполне достойная.

– Какие архитектурные объекты 1960–1980-х годов в Ленинграде вы считаете знаковыми?

– ТЮЗ Александра Жука и его коллектива – замечательный образец архитектуры, соединивший функциональные приемы и модернизированную неоклассику. И вместивший историю этого театра.

Дворец спорта «Юбилейный» – здание интересное не только своей  архитектурой. Инженер Алексей  Морозов придумал крышу типа «велосипедное колесо» Перекрытие большого пролета держится на тонких «спицах».

Аэропорт «Пулково-1» Жука и других. Они нашли запоминающийся силуэтный образ с этими пятью перевернутыми стаканами наверху,  которые дают дневной свет. Там уютно, четкая организация пространства. Вот я себя неудобно чувствую в новом терминале аэропорта, а там была человечная сомасштабная среда.

Аэропорт Пулково -1

СКК – тот же  Алексей Морозов предложил другую систему перекрытий гигантского пролета в  виде тонкой «мембраны». Внешней облик – широкий цилиндр, ритмически организованный стойками. Вся конструкция показана, и в то же время создается новый ордер. Но не только образное решение интересно, это исторический объект, там в 1984 году «Зенит» впервые стал чемпионом. А «Зенит» – наше всё.

Яхт-клуб на Петровской косе Владимира Маслова, Морской вокзал Виталия Сохина – с его высоким шпилем и своеобразной обшивкой стен фасадов выпуклыми панелями, которые создают образ колышащихся парусов.

Гостиница «Прибалтийская» Сергея Евдокимова и Николая Баранова-младшего, Дворец молодежи на Малой Невке.

Лично мне импонирует детский сад в переулке Джамбула Сергея Шмакова. Это здание, построенное в 1983 году, признано первым образцом постмодернизма в Ленинграде. Архитектура немного игрушечная, но для детского сада она прекрасно подходит.

– А резиденция К-2?

– У меня особое отношение к правительственной резиденции К-2 на Каменном острове. Для ее строительства расчистили от построек значительную территорию. А это был заповедник петербургского модерна. Но само здание достойное, такой неомодернизм в исполнении архитектора Жука.

Для меня травмой было строительство Свердловской больницы на Крестовском острове и последовавшая  за ним расчистка, а там была целостная среда, как на Каменном острове. От нее остались крошечные фрагменты.

– Зданиям из вашего списка что-то угрожает?

– То Морскому вокзалу угрожает, то «Пулкову-1». Сейчас на повестке дня – СКК. Что – нет другого места для нового ледового дворца?  А чем СКК не устраивает?

– Когда сносили Кировской стадион, признавали, что это очень ценный объект, но уверяли, что его невозможно использовать при современных требованиях к спортивным сооружениям. Сейчас те же аргументы используются в отношении СКК.

– Не понимаю, почему ССК нельзя использовать. Теннис, футбол и так далее.

Или Морской вокзал – он имеет великолепные внутренние пространства, они  универсальные, их можно использовать для чего угодно.

Морской вокзал

В конце концов, находят же  применение и газгольдерам, и старым производственным корпусам. Надо думать и искать.

– Что из интересных объектов уже утеряно?

– Пока немного. Речной вокзал Владимира Попова – действительно утрата. Это был прекрасный образец неоконструктивзма начала 1970-х годов: павильон вокзала и высотное по тем временам здание гостиницы, памятник архитектуры своего времени, он заслуживал охраны.

– Кстати, об охране наследия ХХ века. Хронологически она ограничена станциями первой ветки ленинградского метро – это потому что не понимали ценности более поздних объектов?

– Когда в 1993–2001 годах в КГИОПе (я участвовал в этой работе) формировались охранные списки, мы остановились на этом, не потому что не понимали ценности более поздней архитектуры. Закон имел 40-летний ценз для постановки на учет. Сегодня эту планку преодолели и Финляндский вокзал, и ТЮЗ. Да и  большинство зданий, о которых мы говорим.

– Когда строили гостиницу «Ленинград», снесли историческую застройку – у профессионалов из-за этого не возникало сомнений?

– Помню разговоры, когда строили гостиницу «Ленинград», что разломали часть старого города, нарушили ансамбль стрелки Выборгской стороны.

Это наш метод: одно сделать за счет другого. Там была симпатичная застройка, в том числе музей врача Николая Пирогова, здание специально для него построил выдающийся архитектор Виктор Шретер.

Очень негативное отношение было к БКЗ «Октябрьский». Достойное произведение архитектуры, удобное внутри. Протест вызвал снос Греческой церкви.

Разговоры шли не в плоскости «это плохая архитектура», а о том, что она вытесняет исторические уголки старой застройки.

В профессиональной среде все оценивалось положительно, а традиций критики не было.

– Гостиница «Ленинград» – достойная архитектура?

– Сама по себе гостиница достойная. В свое время у авторов хватило такта не поднимать ее слишком высоко, сделать горизонтальной пластиной, которая не нарушала масштаба невских берегов.

Сравните с тем ужасом, который вырос в последние годы. «Монблан» и даже элегантная «Аврора» сильно сбивают масштаб Невы. Чем выше дома, тем получается уже Нева. «Монблан» – просто безобразная аморфная масса.

Сносы были, конечно, потерей, но не было градостроительного вандализма. «Ленинград» – достойное произведение Сергея Сперанского и Виктории Струзман. Можно рекомендовать его в число памятников архитектуры.

– Что надо делать, чтобы сохранить архитектуру позднего СССР?

– Профессионалы должны заниматься просветительской работой, чтобы петербургская общественность, инвесторы и руководство города осознали, что это важная часть нашего наследия, причем она создавалась на наших глазах, но стала историей.

Наши активисты почему-то равнодушны к этой части наследия. Нужно проснуться и придать зданиям хотя бы статус выявленных объектов культурного наследия.

– Как население Ленинграда относилось к новой архитектуре?

– В «народе» не принимали  эту архитектуру. В те времена вся современная архитектура воспринималась под углом зрения советской неоклассики. А лаконичная, простая форма для своего восприятия требует большей эстетической подготовки.

В обывательском сознании красивое – это чаще всего богато украшенное. Нет украшений – это что-то неполноценное.

Хотя на моей памяти были исключения: Морской вокзал, «Пулково-1», «Юбилейный». Это  были события общественной жизни, здания ходили смотреть, фотографировали.

Важная вещь: тогдашняя архитектура во многом дискредитировала себя, а заодно и русский авангард, безликими спальными районами, которые застраивались по типовым проектам с использованием самых примитивных технологий.

При типовом проектировании или, как выражался Сергей Шмаков, «при двух типоразмерах кирпича», трудно создавать сильные образы.

– Зато теперь жители утопающих в зелени хрущевок против всяких реноваций выступают.

– Конечно, хрущевки имеют преимущество: при тесных квартирах и недостатке комфорта они антропометричные, сомасштабные человеку. Там нет циничной погони за прибылью.  Они так расставлялись в пространстве, что между ними со временем образовались уютные зеленые зоны. Плюс привычки людей, которые привязались к этим местам.

Современное массовое строительство не сомасштабное человеку, грозит дегуманизацией городской среды.

Вадим Шувалов