Миллиардер Томас Каплан о Рембрандте, неизвестных голландцах и выставке в Эрмитаже

 В Эрмитаже 5 сентября открылась выставка «Эпоха Рембрандта и Вермеера. Шедевры Лейденской коллекции». 82 картины голландских художников XVII века (две главные звезды – Рембрандт и Вермеер – в названии проекта) принадлежат американскому бизнесмену Томасу Каплану и его жене Дафне и собраны всего за 15 лет.

Выставка представляет примерно треть их самого большого в мире частного собрания золотого века голландской живописи. Оно названо «Лейденской коллекцией» в честь Лейдена — родины Рембрандта и «малого голландца» Геррита Дау.

«Город 812» расспрашивал Томаса Каплана про старую живопись и современную публику.

 Справка. Томас Каплан (1962) — американский миллиардер, на июль 2018 года его состояние оценивается в один миллиард долларов. Он специализируется на инвестициях в добычу драгоценных металлов и консалтинге. Каплан – коллекционер и филантроп, основатель фонда по защите диких кошачьих. Собранная им «Лейденская коллекция» включает  более 250 картин и рисунков художников, созданных между 1620 и 1700 годами.

Про живопись

 – В Голландии в XVII веке вдруг появился огромный интерес к живописи. Тысячами художников были написаны миллионы картин. А знаем мы из этих тысяч немногих. 

– Это был удивительный феномен творческого энтузиазма. 3-5 миллионов картин были созданы в стране, где проживали всего несколько миллионов человек.

Конечно, лишь небольшая  часть всего этого на сегодня считается значимым. Но этот взрыв активности навсегда изменил мир искусства. Рембрандт, на мой взгляд, был самым главным художником того времени. Анри Мальро как-то сказал, что Рембрандт был первым художником, которому удалось затронуть душу. Это субъективное суждение, но я с ним согласен.

Рембрандт переосмыслил  классическое понятие красоты и дал свободу художникам, которые с тех пор сами имеют возможность определить для себя, что есть прекрасное. Генетический посыл Рембрандта вдохновил  Гойю, Ван-Гога, Пикассо, Френсиса Бэкона, современных китайских художников.

– Почему золотой век голландской живописи был таким недолгим – всего около полувека?

– Это характерно для мира живописи, появился гений, который вдохновлял многих. А потом всплески затухают. Рембрандт и Вермеер считаются сейчас главными фигурами того времени.

– Могут ли со временем сместиться акценты, появится другие имена?

– Карел Фабрициус был на пути к достижению качества Рембрандта. Это был самый талантливый его ученик. Возможность приобрести картину Фабрициуса — невероятная удача.

Ян Ливенс был равен Рембрандту, когда они делили мастерскую в Лейдене. Но 1632 году Рембрандт уезжает в Амстердам, он популярный портретист, деньги дают ему свободу и он пишет «Миневру». Она показана на выставке. Это начало его пути к величию и трансцедентности, которую мы видим на протяжении веков.

Если бы Ливенс умер молодым, то возможно о нем бы говорили как несостоявшемся Рембрандте. «Мальчик в тюрбане» из нашего собрания – тому свидетельство, Эрмитаж использует эту картину как «лого» выставки.

Но Ливенс уехал в Лондон, намереваясь стать придворным живописцем. Он стал работать в мастерской Ван-Дейка и утратил страсть и драматичность.

Про коллекционирование

 – Считается, что музей, особенно государственный, более правильное место для хранения шедевров, чем частная коллекция (особенно если ее владеют  наследники художника) судьба которой непредсказуема. Так ли это на самом деле?

– Скажу про нас. Наша задача – извлечь произведения искусства из таких частных собраний и сделать доступными публике.

– Если бы картины, которыми вы владеете, попали бы в большие музеи, то многие осели бы фондах, изредка появляясь на выставках? Или я не прав?

– Все  зависит от музея. В Эрмитаже хватает Рембрандта, но думаю, что мои картины были бы у него в постоянной экспозиции.

– Частное собрание обычно отражает вкус владельца. Музейное, особенно если музею много лет, считается объективно отражающим историю искусства. Так ли это?

– Лейденская коллекция отражает наши вкусы, но мы глубоко погружаемся именно в это время.

– Коллекционер со временем  при настойчивости и удаче может сравниться с лучшими музеями, если не по количеству, то по качеству произведений искусства? 

– Это и есть наша цель, не так много музеев имеет столько картин Рембрандта и его школы. Во многих музеях нет Вермеера, Карла Фабрициуса.  Это вызов для коллекционера.

Нам невероятно повезло. Удача превалировала над мудростью и другими рациональными вещами. В искусство Рембрандта я влюблен с 6 лет, когда впервые его увидел. Когда я начинал коллекционировать, не думал, что мне удастся приобрести хотя бы одну работу Рембрандта.  Сейчас у нас их 14 – почти половина из того, что находится в частных собраниях.

– А вторая половина?

– Ее не выпустят из рук владельцы.

– Как вам удалось собрать столько работ Рембрандта?

– 15 лет назад мне продавали работы Рембрандта по цене меньшей, чем цена работ Энди Уорхола. При том, что в природе существует 70 тысяч работ Уорхола и всего 350 –  Рембрандта. Но у нас была любовь и страсть к Рембрандту и голландцам, а у других ее не было. Мы собирали то, что нам нравится, покупали по картине в неделю. Над нами шутили – вы собираете, как Екатерина Вторая.

– Вас не подозревали в инвестировании?

– Никогда не слышал о таком мнении, и мы сами не думали так. С одной стороны, я не думал, что мы совершаем финансовую ошибку,  но с другой, и не думал о покупке картин как инвестициях.

Сейчас интерес к старым мастерам стал расти. Собрать такую коллекцию, как наша, невозможно. Но можно собирать других старых мастеров.

– Кого, например?

– Удивительно, но Веласкеса до сих пор можно найти. Эль-Греко, Тициана… Есть возможность проявить себя любителям старых мастеров.

Можно ли говорить, что ваши приобретения вывели картины голландских мастеров из небытия?

– Определенную роль мы сыграли в реабилитации Яна Ливенса и более заметную роль для «тонкой» живописи – Геррит Дау, Готфрид Шелтон, Фердинад Болл. Для Карела Фабрициуса мы,  конечно, сделали меньше, чем роман Донны Тартт  «Щегол».

– Если к вам попросится исследователь голландского искусства, который сомневается в подлинности каких-то произведений, пустите его?

– Да, пусть работает. Чем больше мы будем знать о наших картинах, тем лучше.

Ян Вермеер. Девушка за вёрджинелом

– Коллекционирование не мешает работе? Случалось ли так, что вы заняты важным проектом, и в это время звонит дилер?

– Такое случалось. Решение принимаем сразу. Однажды я был по делам в Пекине,  мне пришлось уйти с совещания, чтобы завершить сделку по приобретению картины Вермеера «Девушка за верджинелом» и автопортрета Рембрандта, которые продавались в Лас-Вегасе.

Я абсолютно уверен, что на этот звонок надо было ответить. Это единственный Вермеер в частной коллекции.

– Китайские партнеры не обиделись?

– Совсем нет.

 Про публику

– Как вы думаете, зачем люди ходят в музеи?

– По разным причинам. Думаю, что одни – за красотой. Многие люди, чтобы считать себя культурными, хотят все видеть своими глазами. Некоторые вдохновение черпают в том, что видят.  Наконец, некоторые ищут утешение в нашем тяжелом, временами злом мире.

Красота — это истина, которая соединяет. Я считаю, что Достоевский был абсолютно прав, когда говорил, что красота спасет мир. Это не наивная фраза. Когда Солженицын впервые услышал ее, то был удивлен и недоумевал. Но позже согласился с Достоевским.

– Ажиотаж – это хорошо или плохо?

– Думаю, что если выставка делается для того, чтобы познакомить людей с искусством, то это нормально.

Почему выставки старых мастеров пользуются большей популярностью, чем искусство даже XIX века, не говоря уже про ХХ?

– Потому что есть волшебные имена — Леонардо, Рембрандт… Публика знает, что это важные художники.  Если хотите, в ДНК зрителей заложено — это то, что надо увидеть.

– Если воспользоваться вашим образом, Уорхол волшебным художником не станет?

– Слишком рано сейчас об этом говорить. Для собирателей Уорхола — он уже волшебный. Но кто знает, кем будет считать его публика через сто лет.

В золотой век голландской живописи были тысячи имен. Если выжил хотя бы один процент, то  уже хорошо. Время является судьей. Рембрандт и Вермеер прошли проверку временем. Что касается Уорхола — может быть.

Питер ван Лар. Автопортрет с атрибутами занятий магией.

Мешает ли восприятию искусства старых мастеров привычка современных молодых людей жить в виртуальном мире?

– Не знаю. У меня трое детей. Младшему 8 лет, он лучше меня разбирается в новых технологиях. Я – историк по образованию, мне понятнее и ближе прошлое.

– В России стали популярными виртуальные выставки. В  специально созданном пространстве показывают мультимедийную инсталляцию, представляющую например, все известные шедевры импрессионизма. В реальности собрать их вместе невозможно.  Как вы относитесь к подобным проектам?

– Думаю что это правильно.

– И вы согласились бы участвовать в подобном проекте?

– Если бы наша коллекция была дополнена другими частными собраниями голландских мастеров. Например, весь Рембрандт из частных собраний.

– Как вы представляете себе идеального зрителя для вашей коллекции?

– Не думаю, что должен быть какой-то идеальный посетитель. У людей много разных причин приходить в музеи. И я не стану делить их на категории — идеальные, случайные и т.д.

Вадим Шувалов

На заставке –  Рембрандт Харменс ван Рейн. Минерва. 1635