Протесты против власти инициируются самой властью, да еще и на бюджетные деньги

Когда постелить соломку, если пилишь сук, на котором сидишь? Социология и жизнь.

 

 

Протесты будоражат мир. Венесуэла и Иран, Сантьяго и Гонконг, Барселона и Бейрут. Про французские желтые жилеты теперь нельзя даже делать доклады на социологической конференции. Ну, а про Москву, Екатеринбург и Шиес и не говорим. Не так масштабно, но зато близко.

 

Кто виноват

Политологи уже сообщили, что мир переходит в «эпоху турбулентности». Одни говорят, что протесты происходят в результате борьбы «холодильника и телевизора». В. И. Ленин предложил очень популярную когда-то формулу, которая в кратком изложении звучала как «низы не хотят, а верхи не могут». Кто-то во всем винит Интернет.

Популярностью у властей всех уровней пользуется версия о том, что все протесты инициируют иностранные спецслужбы и связанные с ними центры мирового зла. При этом в Чили и Боливии к таким центрам относят Венесуэлу и Кубу. В Венесуэле  и Иране – США. В России, тоже есть представления о том, кто во всем виноват.

 

Кто на самом деле виноват

Заметим, что непосредственный повод для протестов во всех случаях был создан местными властями разного уровня. Где-то были повышены цены на бензин, а где-то стоимость проезда в метро, где-то предложен недемократический, по мнению жителей, закон, а где-то вызывает сомнение честность выборов.

Во всех случаях, если мировые центры зла и пытались инициировать протесты, самостоятельно придумать причину они не смогли.

Но даже, казалось бы, явные поводы для протестов далеко не всегда такие протесты вызывают. Мы видим, что общество может стойко переносить трудности и лишения, когда члены этого общества понимают, что эти трудности и лишения по какой-то причине неизбежны и в равной степени затрагивают всех. А вот в тех случаях, когда в общественном сознании одной части общества крепнет мысль, что трудности, которые они переносят, касаются только их, а условия жизни другой части общества только улучшаются, вот тогда и возникает недовольство. Оно выражается в осознании несправедливости устройства общества и действий власти. Это ощущение накапливается и какое-то, казавшееся ранее безобидным, решение властей, вызывает социальный взрыв.

Как же получается, что протесты против власти инициируются  самой властью, да еще и на бюджетные деньги?

Первый пример издалека. В марте из Якутии вышел боевой шаман, который следовал пешком в Москву с целью проведения перестановок в высшем политическом руководстве страны. Стоило ли обращать на это внимание где-либо, кроме юмористических программ? Мало ли чудаков бредет по российским дорогам? Даже если он и вещал о чем-то встречным пешеходам и посещал какие-то митинги, можно ли было воспринимать его иначе, чем как просто человека, который собирается пешком пройти 8 000 километров. Но на дальних рубежах перехватили этого шамана какие-то официальные силовые структуры и прекратили его продвижение. Шаман, то содержался под подпиской о невыезде, то проводилось его медицинское освидетельствование.

Означает ли это, что шаман был действительно опасен и нельзя его подпускать близко к столице? Может быть, надо даже создавать специальные силы противошаманской обороны (ПШО)? Ответа пока нет, но митинги в защиту шамана собрали в Якутске до 200 человек. Шаман собирается совершить новый поход, готовится и уголовное дело. Повод для нового протеста почти готов.

Второй пример – Екатеринбург. Еще более поучительная история происходит в Екатеринбурге, где в мае прошли протесты против строительства нового храма в сквере в центре города. Екатеринбургская история особенно интересна, потому что строительство Собора святой великомученицы Екатерины должно было стать событием, объединяющим и простых горожан, и власть, и церковь. И уж точно не должно было это событие вызывать никаких раздоров.

Сначала немного истории. Собор святой великомученицы Екатерины был построен в 1723 году и был первым собором Екатеринбурга. У собора богатая история. Снесли его в 1930 году. В 1998 году на месте бывшего храма построили часовню. И вот, начиная с 2010 года, городские и областные власти пытаются восстановить собор с помощью спонсоров. Три раза выбирали место и все три раза власти сталкивались с нарастающим сопротивлением горожан. В мае попытка начать строительство в центре города в сквере у Драматического театра вызвала такие протесты, что вынужден был вмешаться президент. Президент поручил провести опрос. И опрос был проведен бравой компанией ВЦИОМ.

В результате опроса ВЦИОМ выяснил, что «на прямой вопрос, является ли сквер у театра драмы удачным или неудачным местом для строительства Храма, только 10% поддержали выбор места, а большинство жителей Екатеринбурга (74%) охарактеризовали это место как неудачное», но  «в то же время 58% считают, что Храм должен быть построен в другой части города». То есть неудачное место выбрано третий раза подряд! Однако, городские власти не унывают и отправляются в четвертое путешествие по граблям.

Заметим, что исторические условия для восстановления собора самые что ни на есть благоприятные. Действительно, в 2023 году Екатеринбургу исполняется 300 лет. К юбилею города власти могут выступить с инициативой создания в городе общественного пространства, которое символизировало бы прощание Екатеринбурга со всем плохим, что было в его истории и обозначало бы новый этап и в жизни города и в жизни горожан. Таким общественным пространством мог бы стать парк (например, в Санкт-Петербурге существует парк 300-летия, который является вполне востребованным общественным пространством). И в этом парке мог бы быть построен собор, символизирующий восстановление разрушенного в 1930 году первого собора Екатеринбурга. В такой ситуации становится понятно, зачем строить собор, у которого еще нет прихода. В этом случае не требуется вырубать сквер, а требуется, наоборот, посадить парк. В такое замечательное место можно превратить один из самых депрессивных уголков города. Причем, совсем необязательно создавать это в центре.

Кстати, именно в таком духе по поводу этого проекта высказался на заседании Высшего церковного совета 13 июня Патриарх Московский и всея Руси Кирилл: “[В Екатеринбурге] идея была сделать храм, а справа и слева от храма разбить большой парк и сделать красивую набережную, по которой люди могли бы гулять, то есть превратить это место в самое замечательное место города».

Возможно, какие-то интересы, ограничивающие выбор места, имеются у спонсоров. Но на то и городские власти, чтобы согласовывать различные интересы.

Но такая идея, учитывая печальный опыт протестов, потребует обязательного проведения специальной кампании по ее продвижению. Все условия для проведения такой кампании настолько благоприятны, что не составляет труда добиться и общественного одобрения проекта и, способствовать духовному единению власти, горожан и церкви, не ущемляя ничьих интересов. Однако, до сих пор ничего подобного не делалось.

В результате, по данным ВЦИОМ, получается, что в мае более половины взрослых горожан (57%) вообще не считали вопрос строительства храма значимым для себя. Правда, есть у кампании по продвижению идеи строительства храма к 300-летию Екатеринбурга одна особенность. Такая кампания потребует не просто рассказать горожанам о том, как все будет хорошо. Она потребует диалога власти, церкви и общества. Придется провести настоящие общественные слушания. Придется обеспечить действительное участие общественности в выборе места. Причем за последние годы технология такой коммуникации власти и общества, к сожалению, утеряна. И все инструменты коммуникации, вроде бы, имеются: общественные организации, депутаты разных уровней, СМИ… А вот коммуникации не получается. А без коммуникации не достигается единста.

Вместо этого городская Дума Екатеринбурга инициировала проведения так называемого «муниципального опроса». 13 октября все желающие жители Екатеринбурга могли на специально выделенных избирательных участках выбрать одно из двух мест для строительства нового собора.

Такой способ проведения опроса не просто нельзя назвать научным – он противоречит  всем основным положениям проведения социологических опросов. Во-первых, опрашиваются только те жители Екатеринбурга, которые по каким-то причинам (в ходе этого исследования мы не сможем определить эти причины, но ниже мы поймем какие это причины) сами решили принять участие в исследовании. Такая выборка в эмпирической социологии называется нерепрезентативной. Это означает, что полученные в ходе опроса оценки относятся только к тем горожанам, которые отвечали, а на всех екатеринбуржцев результаты опроса переносить нельзя. Во-вторых, выбрать можно было только между двумя точками. А как быть тому, кто хотел бы построить собор в каком-то другом месте или вообще не хотел бы строить собор? Наконец есть люди, которые не определились. К счастью, в Екатеринбурге в это же время прошло несколько опросов и, хотя и цели исследований, и задаваемые вопросы не были согласованы, можно сделать некоторые выводы.

Почти одновременно с «муниципальным опросом», был проведен телефонный опрос. Этот опрос проведен  колл-центрами четырех исследовательских компаний из Воронежа, Казани, Самары и Чебоксар по инициативе неформального сообщества социологов «Открытое мнение» и Ассоциации «Группа 7/89» с выборкой 831 интервью.

Результаты телефонного опроса показали, что по отношению к строительству собора горожане разделились на три большие группы: самая большая группа – те, кто относится к строительству безразлично (43%), а вот группы сторонников и противников строительства собора близки по размерам и составляют, соответственно, 31% и 26%. Причем группа противников строительства собора (26%) несколько выросла по сравнению с маем, когда по результатам опроса ВЦИОМ, эта группа составляла 18%.

В пресловутом «муниципальном опросе» могли принять участие, только сторонники строительства собора (остальным просто невозможно было выбрать соответствующий их позиции ответ). Доля сторонников от общего количества горожан – 31%. С учетом этого, факта данные «муниципального опроса» показывают, что за одну точку строительства собора проголосовало 18%, а за другую – 13% от общего числа горожан. Таким образом, и по вопросу строить ли собор вообще, и, если строить, то где, у жителей Екатеринбурга нет единства. Наоборот, число противников строительства, хотя и не быстро, но растет.

Мэр Екатеринбурга заявил, что с помощью этого как бы опроса «…Был найден тот легитимный инструментарий, благодаря которому граждане могут сами выбирать пути развития территорий. Это был совершенно новый формат, как для участников, так и организаторов». С научной точки зрения, этот вывод совершенно не обоснован.

К сожалению, результаты  настоящих социологических опросов показывают, что все условия для новых протестов в Екатеринбурге созданы. В этот раз городские власти смогут отчитаться, что опрос уже был проведен. Только от протестов этот не спасет.

 

 

Если бы Бегловым был я

Критикуя кого-то за неправильные действия, часто слышишь в ответ: «А ты вот сам бы попробовал…». Вот и давайте, уважаемые читатели, и представим себе, что нам самим пришлось  руководить большим городом. Городом даже очень большим и с населением в несколько миллионов человек.

В этом городе есть, разумеется, общественный транспорт. Нельзя сказать, что общественный транспорт работает плохо, но замечания, конечно, есть. И  вот мы, совместно с командой единомышленников, задумали серьезную реформу общественного транспорта. В правильности реформы мы уверены и уверены, что в результате реформы всем горожанам станет только лучше. Однако, придется значительно изменить маршрутную сеть, а сотни маршрутов вообще отменить. О чем в этом случае нам следовало бы подумать и что учесть?

Прежде всего, о том, что в отличие от нас, руководителей, горожане не знают, что реформа приведет к улучшению транспортного обслуживания. Им еще предстоит привыкнуть к новым маршрутам, но сначала они будут поражены отсутствием уже привычных вариантов перемещения по городу. А захотят ли они привыкать? Конечно, у них не могут не вызвать радости наши сообщения о новых синих автобусах с низким полом, которые «будут соответствовать самым современным нормам комфорта, безопасности и экологичности» и которые «с короткими интервалами будут двигаться друг за другом как поезда метрополитена». Но мы сами-то уверены, что с самого начала все будет ездить «как поезда метрополитена»?  Да и с метрополитеном у нас в последнее время получается, прямо скажем, не очень хорошо.

Так что определенную волну недовольства мы получим. Тем более, мы понимаем, что особого доверия к администрации города жители, вероятнее всего, не испытывают. Потому что ни мы, ни две предыдущие администрации не смогли справиться с менее сложной проблемой – уборкой снега зимой. И попытки установить на остановках общественного транспорта современные «умные» остановочные павильоны и электронные табло тоже закончились ничем. Водителей маршрутных такси ни мы, ни наши предшественники не сумели заставить соблюдать ПДД, а на городских улицах из-за проблем с парковкой, спокойно паркуются во втором ряду, включив аварийную сигнализацию.  Кроме того мы можем ожидать, что транспортная реформа последует за другими нашими непопулярными действиями, например, за вынужденным повышением тарифов за проезд в общественном транспорте или повышением тарифов ЖКХ.

 

Как считать недовольных

Безусловно, любой реформой всегда кто-то недоволен. Поэтому для того, кто проводит реформу, важно представить, хотя бы примерно, количество недовольных и то, насколько высок уровень их недовольства.

Такие оценки мы могли бы сделать несколькими способами. Можно сделать оценки, используя те коммуникации между властью и обществом, которые в каждом обществе должны существовать. Например, оценить с этой точки зрения публичную деятельность оппозиционных политических партий, общественных организаций, независимых и оппозиционных СМИ. Не то, чтобы это плохой способ, но по понятным причинам, нам такой способ не годится.

Другой, даже более точный метод – это провести социологическое исследование для того, чтобы, во-первых, оценить уровень социальной напряженности, а, во-вторых, понять то, как наши реформы повлияют на этот уровень. Сегодня особого доверия социологические исследования не вызывают. Как их проводить знают все: и депутаты, и спецслужбы, и разные издания. И проводят, как умеют. Примерно так же, как в Екатеринбурге.

Наши ведущие исследовательские компании тоже постарались и придумали множество простых рейтингов и интегральных индексов (так называются показатели, которые описывают сложную социальную ситуацию одним числом). В результате и чиновники, и политики, и средства массовой информации с удовольствием следят за изменением этих показателей и охотно про них рассуждают.

Время от времени социологические гуру комментируют значения показателей, связывая их с реальностью в соответствии с собственным пониманием и с их представлениями о том, как должны выступать гуру.

Сами показатели, за которыми мы все с волнением следим, не могут не удивлять. Например, отношение к крупным чиновникам выявляется с помощью одного вопроса о доверии. Но ведь в обыденной жизни в понятие «доверие» мы вкладываем множество разных смыслов! Например, мы доверяем военному министру спланировать боевую подготовку в войсках в следующем году, но вряд ли доверим ему управлять самолетом, на котором мы летим в отпуск (и не потому, что он плохой человек, а потому, что он управлять самолетом не умеет).

Да и думает ли большинство людей именно о доверии всем этим людям? Как раз о том, что так задавать вопросы нельзя, писал сорок шесть лет назад знаменитый французский социолог Пьер Бурдье: «… первое настоятельное требование для исследователя — уяснить, на какой вопрос различные категории респондентов дали, по их мнению, ответ. Один из наиболее «вредоносных эффектов изучения» общественного мнения состоит именно в том, что людям предъявляется требование отвечать на вопросы, которыми они сами не задавались».

Так же невозможно сделать вывод о потенциале протестной активности, изучая ответы на четыре вопроса типа: «Если массовые выступления протеста с политическими требованиями состоятся, вы лично примете в них участие или нет?»

Действительно, вряд ли можно представить себе, что значительное число людей, ждет каких-то выступлений, чтобы принять в них участие. Да еще и с непонятно какими требованиями! Хотя намек на требования понятен, но нельзя же изучать общественное мнение с помощью намеков.

Наблюдения за зарождением протестных акций показывает, что многие участники таких действий еще за несколько дней, а иногда и за несколько часов не собирались принимать участие ни в каких протестах.

Человеческое общество устроено довольно сложно и развитие связи и коммуникаций эту сложность только увеличивает. Поэтому использование рейтингов и интегральных индексов для оценки сложных социальных явлений – это тоже самое, что изучение активности Солнца путем наблюдения за динамикой обострений сердечно-сосудистых заболеваний. Время повышенной и пониженной активности, вероятно, можно будет оценить, но очень не точно.

 

Еще о транспортной реформе в Петербурге

Впрочем, нам, в стремлении провести реформу общественного транспорта, есть на что опереться. Потому что методики оценки социальной напряженности социологическими методами имеются. Только надо этими методиками воспользоваться. Вероятнее всего, мы выявим, что уровень социальной напряженности среди наших горожан высок и имеет тенденцию к росту. Получается что, проводя реформу общественного транспорта, мы рискуем этот уровень опасно повысить?

В этом случае, вероятно, нам не стоит спешить, а следует развернуть настоящую кампанию по продвижению нашей реформы, в ходе, которой заполучить как можно больше сторонников среди горожан.

Кампании такие мы проводить отучились, но другого выхода нет. Придется проводить настоящие общественные слушания, работать с возражениями, подробно рассказывать о реформе и, конечно, вносить изменения и коррективы.

Во-вторых, вводить изменения следует постепенно, для того чтобы иметь возможность с небольшими потерями исправить собственные ошибки и просчеты, а также на удачных примерах показать горожанам, что реформа полезна для них. Кроме того жители районов, в которых хотя бы частично проведена успешная реформа станут нашими сторонниками.

А если федеральные власти потребуют скорейшего проведения реформ, так на то и местная власть, чтобы договориться с федеральным центром. Возможно, договориться будет не просто, но это все же лучше, чем простыми методами устроить социальный взрыв.

А всем остальным выгодоприобретателям нашей реформы придется подождать. И настоящие, а не формальные социологические исследования помогут нам контролировать состояние общества и корректировать свои действия.

Но можно и не обращать внимания на общественное мнение и на уровень социальной напряженности. Можно испытать судьбу еще раз. Ведь это же всего лишь транспортная реформа, а не пенсионная.

Можем проводить себе реформу быстро и  в полном объеме и целиком сосредоточиться на борьбе с зарубежными центрами мирового зла и их агентами, которые рассылают чудаков-шаманов, провоцирую протесты против строительства храма в сквере, а также выступают против создания мусорных полигонов. Наверняка, эти центры будут противодействовать и нашей прекрасной транспортной реформе. Нам это, безусловно, не страшно. Мы знаем, как поставить их на место.

А если с нас потом спросят, проводили ли мы опрос, то доложим, что опрос мы уже провели и граждане выбрали синий цвет для автобусов, точно так же, как в Екатеринбурге выбрали новое место для строительства храма. И, как говорит, мэр Екатеринбурга: «написали новую историю мегаполиса вместе с горожанами». Да и влияние «эпохи турбулентности» тоже не надо списывать со счетов.

Владимир Сократилин, исполнительный директор ЗАО «Решение»