Путин и КГБ. Что будущий президент говорил о спецслужбах в 1991 году

Первое обстоятельное интервью Владимира Путина появилось в ноябре 1991 года – оно было опубликовано в петербургской газете «Час пик». Путин тогда возглавлял комитет по внешнеэкономическим связям мэрии СПб.

Про Путина в 1991 году в узких кругах уже говорили. Говорили, во-первых, что Собчак не принимает без Путина ни одного решения. Во-вторых, что КГБ внедрил своего сотрудника к Собчаку. Вывод из этого следовал понятный: КГБ диктует Собчаку, что надо делать.

И вот Наталья Никифорова, тогда журналист газеты «Час пик», пошла к Путину выяснять его связи со спецслужбами.

Узнала:

– что для того, чтобы продолжать работать в КГБ, Путину надо было переехать в Москву;

– что Путин слишком мягок в общении;

– что Путина пытались  шантажировать.

«Город 812» продолжает собрать первые впечатления о Владимире Путине (предыдущий материал см.  тут).

 

  • Автор интервью Наталья Никифорова. 1990-е

Владимир Путин:

«Оправдываться всегда легче, чем сделать решительный шаг. Я его сделал»

Сегодня в центре внимания не только первые шаги новой городской администрации, но и все, что касается личности каждого из «кабинета Собчака». Чем меньше подробностей известно, тем больше слухов, содержащих тот или иной компромат. Интерес подхлестывается некоторой таинственностью, которая сложилась, хотели этого в мэрии или нет, вокруг подробностей биографии многих лиц из ближайшего окружения мэра. В этом ряду имя и личность Владимира Путина, руководителя комитета Санкт-Петербургской мэрии по внешнеэкономическим связям, на особом счету.

Владимиру Путину 39 лет. Коренной ленинградец. По образованию — юрист. Вот, пожалуй, и все, что было до поры до времени известно даже заинтересованным людям. Большинство горожан не знали и того: Владимир Путин не мелькает на телеэкранах, не раздает интервью. А между тем именно о нем говорят, что «мэр без Путина как без рук», что «Собчак не принимает без Путина ни одного решения». Рассказывают также о хорошем мнении о нем иностранцев: знает языки, помогает попасть на прием к мэру.

Есть и особый нюанс в пересудах о председателе комитета по внешне­экономическим связям: принадлежность Путина в недавнем прошлом к известному ведомству. С телеэкрана произносили его имя в связи с действующим резервом КГБ. В таких случаях принято задавать вопрос прямо. Самому объекту пересудов. Что я и сделала.

– Владимир Владимирович, это правда, что вы работали в Комитете государственной безопасности? И если так, то знал ли об этом Собчак, когда приглашал вас на работу?

– Я не скрываю и никогда не скрывал, что 17 лет проработал во внешней разведке КГБ. Другое дело — не афишировал это. Но Анатолий Александрович знал о месте моей прежней службы. Я ему сказал, что увольняюсь из Комитета. Кстати, к тому времени (а приглашение от Собчака я получил нынешним летом) заявление мною уже было подано  и под­тверждено. И я уволился в звании под­полковника.

– А как происходило приглашение на работу в мэрию? Вам позвонил сам Собчак?

– Мне позвонили мои друзья с юрфака и передали, что Анатолий Александрович видел меня на одном мероприятии, вспомнил (я был его учеником в университете) и, поскольку ему тогда нужен был советник по внешнеэкономическим вопросам, навел обо мне справки. На юрфаке меня хорошо рекомендовали. И я получил приглашение на работу, на которое откликнулся с готовностью. Под всем, что делал и говорил Собчак как депутат Союза на тот период времени, я готов был подписаться полностью.

– А сейчас это не так!

– Он ведь занимается не только государственной деятельностью: решает хозяйственные вопросы, судьбы людей. И поставлен в исключительно тяжелые условия. Поднять экономику небольшого региона при условии, что вся экономика страны катится вниз,— невозможно. Каждый имеет право на ошибку. И Собчак тоже живой человек. Было бы неверно говорить, что я с Собчаком во всем и всегда согласен. Что бы за работник я был? Если бы во всем смотрел мэру в рот, думаю, я бы его не устроил.

– Но, тем не менее, вы возглавляете важнейшее ведомство. И никак не можете отрицать, что мэр прекрасно к вам относится и прислушивается к вашему мнению. Зная его нрав, подобное не может не удивлять.

– Мне не хотелось бы обсуждать сейчас ни нрав, ни манеры Собчака, хотя я от многих слышу, что он бывает резковат. Мне вот, напротив, подсказывают, что я слишком мягок в общении. Но могу понять, когда кто-то срывается. Мы сейчас живем в таком цейтноте — не хватает терпения иногда пробивать какой-то вопрос. Ну, сил больше никаких нет. Что касается моих взаимоотношений с Анато­лием Александровичем — да, мы находим с ним общий язык в делах.

– Вы наверняка слышали мнение, что Путин — виновник всего дельного, что происходит в мэрии. Не знаю только, можно ли это принять как похвалу, учитывая, кто такое мнение с телеэкрана обнародовал.

– Подобное утверждение просто наивно. Есть масса проблем, которыми занимаются мэр и мэрия, и о которых я не имею ни малейшего представления. Впрочем, одновременно было высказано что-то и об офицерах действующего резерва КГБ. Это тоже ложь — я уволен из КГБ в запас. И не работаю там, и денег там не получаю. Кстати, в КГБ я пошел легально и гласно, по распределению после окончания универ­ситета.

– Для вас самого это была неожиданность?

– Нет, меня проинформировали за несколько месяцев до того. Я согласился. Проработал некоторое время на различных должностях — мне предложили пойти на работу во внешнюю разведку. Я это предложение принял, закончил соответствующее учебное заведение. И все эти годы работал в разведке. В том числе и за границей.

– Почему вы согласились работать в КГБ!

– Знаете, мне даже хотелось этого. Мы ведь все жили в другой системе отсчета. Я шел работать не в политизированную организацию. Если хотите, мною двигали высокие мотивы — считал, что там могу приложить свои силы максимально и с пользой для общества.

– Положа руку на сердце, как вы думаете, почему 17 лет назад из КГБ позвонили именно вам?

– Этим занимается отдел кадров КГБ. Я в этом отделе никогда не работал и не знаю, как они это делают. Но известно, что там длинный список качеств, которым должен соответствовать работник раз­ведки: способность к аналитической работе, к изучению иностранных языков, интерес к определенного рода деятельности, к определенным проблемам. Я, замечу, интересовался проблемами внешней экономики всегда.

– Выходит, вас прежде изучали, а вы не знали?

– Конечно. Спецслужбы проводят изучение объекта в условиях, когда он об этом не подозревает. Если он знает об этом, то начинает приспосабливаться. И показывать те стороны характера и лич­ности, которые хочет довести до потен­циального потребителя информации.

– А вы знаете широко бытующее среди студентов мнение, что предложений, подобных тому, что получили вы, удостаиваются стукачи?

— Я понял вопрос. Наверное, для работы кадрового аппарата КГБ это был бы самый простой ход. Установились с кем-то отношения в вузе или на промышленном предприятии, а потом, когда нужны кадры, в первую очередь обратить внимание на тех, кого знают.

Так можно. Но это не генеральный путь решения вопросов: если брать только людей, с кем уже есть отношения, скоро будет не на кого опереться. Таких людей потерять — потерять  глаза и уши.

—  Вы не относились к тем людям?

— Вы хотите знать, был ли я связан с КГБ до того, как попал в кадры? Нет, не был.

Скажите, а ваш рапорт об увольнении из органов не был связан с политическими мотивами, с разочарованием?

—- Нет. Я хотел заняться научной деятельностью, написать диссертацию на
тему, которая мне была близка и знакома всегда. А именно по международному частному праву. Я уже начал было сдавать экзамены в аспирантуру и договорился с одним из профессоров ЛГУ, чтобы он меня взял в качестве соискателя. И, в принципе, ко времени, когда меня позвал Собчак, уже устроился на работу в университет. Я хотел работать юристом  и заниматься правовым регулированием внешнеэкономических связей. И еще одно, не менее важное. Чтобы продолжать работать в КГБ на определенном уровне, мне нужно было переехать в Москву. И покупать кооперативную квартиру или снимать за 300 рублей в месяц. У меня двое маленьких детей, старые родители. Им за восемьдесят, мы вместе живем. Они блокадники, куда везти их из родного города? Бросить  их не  мог.

А здесь работа была, скажем так, немного не та. И тогда я решил уйти вообще. Когда было сделано предложение перейти в мэрию, тем более.

– Интересно. А со стороны ваш приход  в мэрию выглядит для многих так, будто КГБ внедрил своего сотрудника в городскую администрацию.

— Как КГБ мог меня внедрить, если я уволен. К тому же сейчас ведь уже нет того монстра, о котором мы привыкли говорить.

– Вы тоже считаете КГБ монстром?

– Конечно. То, что аппарат Комитета в целом перестал соответствовать тем задачам, для которых создавался, — это факт. Его нужно реконструировать. И это делают. И потом, я работал во внешней разведке, к внутриполитическим проблемам отношения не имел.

– Разведка в КГБ — это элита?

–  Да, так сложилось. Даже территориально она размещена в Москве настолько далеко от других служб, что они практически не общаются. Да это и не поощряется.

– Вы не раскаиваетесь в своем прошлом?

— Нет. Я не раскаиваюсь. Раскаиваются — в преступлениях. Я же никаких преступлений не совершал. И не оправдываюсь. Хотя оправдываться всегда легче, чем сделать решительный шаг. Я его сделал.

– И согласившись на этот разговор – тоже. И все-таки вы же не станете спорить: ваш пример подтверждает слухи, что Собчак набирает в свою команду бывших коммунистов и бывших кагэбэшников. Как думаете, какова будет реакция наших иностранных партнеров, если они узнают о месте вашей прежней службы? Не помешает ли это делу?

— Нынешний президент США – бывший директор ЦРУ. Ну и что – это ему мешает? Я – тоже бывший. Бывший сотрудник, бывший коммунист. Почему мне это должно мешать в  работе?

– Как вы сами считаете, должности вашей вы соответствуете, у вас хватает знаний, сил?

— Во всяком случае, мое сегодняшнее дело лежит в сфере моих профессиональных интересов. Я всегда занимался международными связями. Кстати, и дипломная моя работа — «Принцип наибольшего благоприятствования во внешней торговле». Служба же в разведке, в КГБ дала мне очень многое. В чисто образовательном смысле. Хорошо знаю немецкий язык, понимаю по-английски. Информация, которой я располагаю, сегодня очень помогает делу. Чувствую себя абсолютно уверенным. В том числе и в проблемах наших деловых людей. Ведь, прекратив работать в КГБ, я в качестве юриста сотрудничал в различных экономических структурах. Затруднений при осуществлении сегодняшних функций не испытываю совершенно. Насколько я со­ответствую им, определят мэр или вице-мэр. Пока мы работаем в согласии.

– Насколько ваша прежняя служба обеспечила вас материально?       

– Основные вещи у меня есть. Есть машина. К сожалению, уже не очень хорошая — «Волга» семьдесят второго года. Вместе с женой, семьей и родителями живу в 54-метровой квартире. В старом фонде.

Можно считать, что подкупить вас трудно. А для шантажа возможность есть. Я, например, слышала, что кое-кто пытался. Назывались даже отдельные депутатские фамилии. Как у вас вообще складываются отношения с депутатами?

— Я не хотел бы о случаях шантажа говорить, но отрицать их не буду. Скажу также, что не на такого напали. А пытались меня шантажировать как раз принадлежностью к КГБ. Есть примеры и другого порядка: кое-кто из депутатов постоянно здесь появляется, проталкивает те или иные проекты. А я знаю, что они активно работают в сфере бизнеса и решают свои задачи лоббированием. Был случай, когда один из депутатов от имени горсовета подписал миллионный контракт с австрийской фирмой. Никто его на это не уполномочивал, никто условия контракта не обсуждал, с предложениями фирмы не знакомился…

И тем не менее, я считаю, что Совет должен существовать: помогать и направлять деятельность администрации. Нужно идти по пути разделения властей — мировая практика показала, что это путь продуктивный. И мы убеждаемся в этом уже на своем опыте. Скажем, идут переговоры с Эстонией. Решаются чрезвычайно болезненные вопросы о судьбе русскоязычного населения. Так вот, депутат Петросовета и России Юрий Михайлович Нестеров, человек чрезвычайно здравомыслящий, очень в этом деле помогает. У нас сложились хорошие отношения с планово-бюджетной комиссией горсовета: там толковые, работящие люди. Мы вместе готовили положение о валютном фонде, и, если честно, это в основном их работа. У нас текучка, а они задумываются над генеральной линией развития в этой области. Люди разные, и в Совете тоже.

Люди действительно разные. И по-разному реагируют на ваше недавнее прошлое. Вы слышали о требовании запрета на некоторые профессии и должности для бывших чекистов, с которыми выступа­ет «Мемориал»?

— Почему бы тогда не поставить вопрос об удалении из мэрии и заодно из Совета всех коммунистов и военных? Ведь это армия и партия недавно переворот пытались совершить. Логика та же. Или в одном случае толкуем о каждом конкретно, а в другом — всех в кучу? Если же говорить об   офицерах действующего   резерва,  то кадровые сотрудники КГБ работали и работают в гражданских учреждениях. Так поступают все спецслужбы мира. Отличие нашей в том, что наши сотрудники все на виду. Западного их коллегу вы никогда не рассекретите, он работает  в  условиях повышенной конспирации. Чего  у  нас сделать невозможно (из-за финансирования) и нецелесообразно (во всяком случае, до недавнего времени). В условиях тоталитарной  системы достаточно   было всем сказать: «Молчать!» А сейчас, когда уже не молчат, все всплыло. Но,  повторяю, ни одна спецслужба мира без таких агентов не работает. Так было, так есть и так будет. Но меня это уже не касается – повторяю, из КГБ я уволен…

Так закончился наш разговор. Поистине, все перемешалось в нашей жизни, господа! Левые, правые, коммунисты, чекисты, депутаты-консерваторы, демократы-депутаты, толковые и болтуны, усатые, лысые, черноглазые и блондины, женатые и холостые, — претугой получается узел из человеческих судеб. Ии-ээх! — рубануть по  нему, по живому? Есть такие смелые?

Беседу вела Наталья Никифорова

«Час пик» № 47 (92), 25 ноября 1991 г.