Странный постамент с БМП обнаружил в свое время в Москве, около Академии Фрунзе, ныне «Общевойсковая … и т.д.» Почему на постаменте стоит БМП? Здание довоенное, 30-х годов, построенное по проекту ленинградских архитекторов Руднева и Мунца, а боевая машина пехоты – семидесятых годов.
И необъяснимо косноязычная надпись на постаменте: «Ни одной пяди чужой земли не хотим, но и своей земли. Ни одного вершка своей земли не отдадим никому».
Неужели куплет из песни про танкистов не могли переписать дословно? «Чужой земли мы не хотим ни пяди, но и своей вершка не отдадим»
Что-то здесь не так.
Не так здесь всё.
До войны на этом постаменте стоял танк. Не натуральный, а деревянный макет некоего условного танка, концепт-танк такой.
А под надписью, если вглядеться, видна простая фамилия – И. Сталин. Дословная цитата из Политического отчёта на XVI съезде ВКП (б), 1930 год. Характерные сталинские повторы, интонационный нажим.
Политический отчёт на XVI съезде ВКП (б), 1930 год.
(В правом столбце, внизу).
С пожелтевшего листа шуршит глуховатый прокуренный сталинский голос, с паузами и выделением интонацией частиц «ни» и «не»:
– Но и своей земли… ни одного вершка своей земли не отдадим никому.
(Аплодисменты)
Потом эта сталинская формула загремела в «Марше советских танкистов»:
Пусть помнит враг, укрывшийся в засаде:
Мы начеку, мы за врагом следим,
Чужой земли мы не хотим ни пяди
Но и своей вершка не отдадим!
…
Гремя огнём, сверкая блеском стали,
Пойдут машины в яростный поход,
Когда нас в бой пошлёт товарищ Сталин
И Первый Маршал в бой нас поведёт!
Музыку к этой песне написали братья Дм. и Д. Покрасс, авторы «Марша буденовцев» («Мы красные кавалеристы и про нас…»), «Дан приказ ему на Запад», «Москва майская», «Этих дней не смолкнет слава…», знаменитые и любимые властью композиторы. Правда, в 1918-1919 годах братья жили в белогвардейском Ростове, и почему-то именно там и тогда офицерские части пели «Мы белая кавалерия и про нас…», а также «Марш дроздовцев»: «Этих дней не смолкнет слава / Не померкнет никогда / Офицерские заставы / Занимали города».
Впрочем, эти разговорчики можно отнести на счёт завистников, которые распространяли про братьев разнообразные слухи. Например: Сталин после просмотра американского фильма «Три мушкетёра» с захватывающей музыкой обратил внимание на титры «Музыка – Сэм Покрасс» и спросил у Дм. Покрасса:
– Это ваш брат пишет музыку для Голливуда?
– Да, мой. Но он давно уехал, – ответил похолодевший Дм.
– Лучше бы он был здесь, а вы – там, – заключил товарищ Сталин.
Неизвестно, с какой степенью искренности клепали музыку братья Покрассы, но пели и слушали её взахлёб. А уж Михаил Кульчицкий, большой, но несбывшийся харьковский поэт, погибший под Сталинградом в 1942-м, уж точно писал от сердца в 1940 году:
Я – романтик
Не рома,
Не мантий –
Не так.
Я романтик разнаипоследних атак!
Ведь недаром на карте
Командармом оставленной,
На ещё разноцветной карте за Таллином
Пресс-папье покачивается как танк.
Поэт Михаил Кульчицкий.
Отец Михаила, царский ротмистр Кульчицкий, кавалер орденов св. Владимира, Анны и Станислава был автором “Советов молодому офицеру” (1915 год), эти “Советы…” легли в основу сталинского Кодекса гвардии. Захватывающее чтение.
“…За полковыми дамами не ухаживай (в пошлом смысле). Не заводи романы в полковой семье, подобные романы всегда заканчиваются трагически. Никогда не высказывай мнения о женщинах, помни: во всем времена женщины были причиной раздоров и величайших несчастий не только отдельных лиц, но и целых империй”.
Кульчицкий-отец погиб в харьковском гестапо в 1942 году. Кульчицкий-сын в том же 42-м – под Сталинградом.
Тот самый могучий танк с Академии Фрунзе со звездой между гусениц и покачивался над «ещё пока разноцветной», а не полностью красной картой Европы и мира. Западную Украину и Белоруссию с Прибалтикой уже присоединили, ждали сигнала Первого Маршала.
И Константин Симонов был уверен в 1938 году, что
Под Кенигсбергом на рассвете
Мы будем ранены вдвоём
Отбудем месяц в лазарете
И выживем, и в бой пойдём
И Павел Коган, автор милой романтичной «Бригантины» – «Надоело говорить и спорить И смотреть в усталые глаза…», обещал:
Но мы ещё дойдём до Ганга,
Но мы ещё умрём в боях,
Чтоб от Японии до Англии
Сияла родина моя!
Через сорок лет мечта поэта сбылась. «Ограниченный контингент» советских войск в Афганистане дошёл до реки Гильменд, до Ганга уже было рукой подать, и многие тысячи умерли в боях, но родина так и не засияла.
Борис Слуцкий написал на смерть своего друга Кульчицкого жутковатые строчки:
Я не жалею, что его убили
Жалею, что его убили рано.
Не в Третьей мировой, а во Второй.
Рождённый пасть на скалы океана,
Он занесён континентальной пылью
И хмуро спит в своей глуши степной.
То время непостижимо. Это как нырнуть на двадцать метров без акваланга.
В 1939 году Чуйков, выпускник Академии Фрунзе, который через три года остановит у Волги Паулюса, отмечает с немецкими генералами раздел Польши, и на столе стоит парадный обеденный сервиз «20 лет РККА», а пацан Кульчицкий пишет восторженные стихи про Таллин и «ещё разноцветную карту».
Другой выпускник Академии, Рокоссовский, в это время сидит во внутренней тюрьме ГУГБ НКВД по обвинению в связях с польской разведкой и Заковский-Штубис, начальник Ленинградского УНКВД, ломает ему молотком пальцы.
Рокоссовский, выпускник Академии Фрунзе.
Через три года Чуйков под командованием Рокоссовского рвёт немцев на Сталинградском фронте, на этом же фронте погибает Кульчицкий, а Заковский расстрелян в Коммунарке по обвинению в связи с той же вездесущей польской разведкой. Уже и Польши нет, а её разведка свирепствует.
После войны на Кунцевской даче Сталина проходит большой приём. Прогуливаясь в саду, Сталин голыми руками срывает с куста розы и окровавленными пальцами протягивает их Рокоссовскому:
– Товарищ Рокоссовский, простите нас за допущенную к вам несправедливость.
Эти кровавые пальцы с розами… знал Сталин про молоток Заковского-Штубиса? Наверняка знал и этот театральный библейский жест был не случаен. Не случаен был и последовавший вскоре визит Сталина на дачу Рокоссовского. Вождь крайне редко выезжал к кому-то в гости – по грузинским обычаям приглашающий за свой стол прощал обидчику вину.
Леонид Заковский, начальник Ленинградского УНКВД, человек с милым лицом, похожий на Валдиса Пельша (да это и понятно, поскольку Заковский – никакой не Заковский, а латыш Штубис).
Во время войны деревянный танк сняли, потому что здание Академии маскировали (по другим сведениям – макет сгорел) и некоторое время постамент простоял пустым.
А при Хрущёве стёрли и буквы. Просто бетонный куб.
Впрочем, в 60-70-е и «Марш танкистов» пели по радио без упоминания Сталина и Первого Маршала:
…Когда суровый час войны настанет
И нас в атаку родина пошлёт!
На что мой дедушка Семен Михайлович, капитан запаса, дважды кавалер орденов Красного Знамени и Красной Звезды, громким командным голосом выдавал одну и ту же, выученную мною наизусть, политически невыдержанную непедагогичную реплику:
-Никитка, пёс ёб…ный, тупорылый, сколько под Харьковым людей положил, мало, блять, тебе?! Слова изменил, ёб…нарот! Х… тебе, из песни слова не выкинешь!
И, перекрикивая радио, исполнял аутентичный вариант. Я воодушевленно подхватывал.
При Брежневе, в октябре 1968 года, после усмирения Чехословакии миролюбивые слова про Пядь восстановили, хотя буквы и без того предательски выступали наружу. С авторством Сталина долго боролись, закрашивали и перекрашивали, но «И. Сталин» был виден вплоть до середины семидесятых, пока не переложили плитку (если присмотреться, видно, что ряды плитки в нижней половине отличаются от верхних).
А однажды ночью на постамент водрузили БМП. Но в 2013-м снова сняли. Слова про Пядь опять осиротели.
Но всё это не про танк. Это о тех, о ком Николай Майоров написал:
Мы были высоки, русоволосы
Вы в книгах прочитаете как миф
О людях, что ушли недолюбив,
Недокурив последней папиросы.
Ничего мы не прочитали в книгах об этих людях, потому что они не были написаны. А выдуманные мифы читать невозможно, и они умирают ещё в типографии.
О Мировой революции и завоеваниях от Японии до Англии никто больше не мечтает, за восемьдесят лет танки доездились до мышей, но всё так же опасны.
Вместо Рокоссовского теперь Стрелков-Гиркин, вместо Кульчицкого – Захар Прилепин, и только бессмертный Заковский-Штубис всё так же неутомимо ломает в застенках пальцы и жизни.
Только вместо молотка у него паяльник и электрические провода.
Виталий Смышляев
