Что может быть общего у 45-летнего фельдшера скорой помощи из Костромы и 32-летнего мастера мраморной мозаики из Кировской области? Абсолютно разные люди. Но так случилось, что они оказались генетическими близнецами. И тот, что из Кирова, спас ту, что из Костромы, отдав ей часть своего костного мозга. И вот они встретились.
В Петербурге прошла первая встреча российских генетических близнецов – доноров и реципиентов костного мозга. Ее устроил фонд «АдВита» при поддержке ПСПбГМУ им. Павлова и «Русфонда». 7 человек – пациентов, спасенных от онкологии. Еще 7 – прошедших процедуру по забору костного мозга.
Такие встречи часто проводятся за границей. У нас впервые. Организаторы петербургской встречи поселили доноров и реципиентов в одном отеле, но не сказали им об этом. Встречу устроили в небольшом зале. Первыми зашли реципиенты.
Реципиент
– По одному к нам заводили наших доноров. Мы не знали, кого к кому. Я все ждала своего. Волновалась. Было немного тревожно – каким он окажется. Заводили мужчин, крепких, высоких. И вот входит мальчонка. Всё! Это точно мой! – рассказывает Ольга Буланкова.
Это ей 45, и она фельдшер.
– Я живу в Костроме. Там родилась, училась и уже 26 лет работаю на скорой помощи, в реанимационной бригаде. Я именно этого и хотела. Могла выучиться на врача, но не стала. Мне нравится спасать людей, садиться в машину, мчаться с мигалками… Эта история началась в 2014 году для меня совершенно неожиданно. Я все так же ездила на вызовы, еще подрабатывала массажистом в салоне красоты и на дому. Пока массаж делаешь, обо всем с клиентом поговоришь. Не сказать, что я уж совсем болтушка. Но поговорить люблю. Очередь на массаж была на 3–4 месяца вперед. И на все хватало сил. Я готовилась к отпуску, мечтала пожить в тишине на даче с детьми (у нее двое сыновей. – Ред.). Но насторожили синяки, которые стали появляться от малейшего удара. Пошла сдавать кровь. Когда мне на руки отдали результаты анализов, я сразу все поняла: лейкоз.
Гематолог в Костроме подтвердила диагноз.
Отпуск отменился, в отпуск я поехала в больницу. Когда началось лечение, химиотерапия, шок прошел, и было ощущение того, что я поправлюсь во что бы то ни стало. Я не могу себе позволить, чтобы меня хоронили мои дети, моя мама. С такими мыслями и я шла дальше. Уговорила свою беременную подругу пойти в лес за грибами. Она сказала, что я сумасшедшая, но пошла. Вообще, было такое желание жить. Пока здоровый, этого не прочувствовать.
В феврале 2015-го Ольгу Буланкову отправили в Петербург, в НИИ детской онкологии, гематологии и трансплантологии им. Р.М. Горбачевой. «Детской» – это только по задумке, там давно принимают всех и отовсюду. Буланкову осмотрели и велели ждать, пока ей подыщут донора.
– Тогда я уже понимала, что химиотерапии дают временный эффект. Спасти может только пересадка донорского костного мозга. И когда мне в мае позвонили и сообщили, что донор есть, – я так плакала. Пересадка состоялась 24 июля. Костный мозг не приживался почти 40 дней. Конечно, нервничала. Меня психологи поддерживали, доктора успокаивали. И я всё с ним разговаривала. С костным мозгом. Всё уговаривала его приживаться. Вообще, я его видела до пересадки. Это просто пакет с кровью. Я его даже сфотографировала. Там было написано, что донор «мужчина, 30 лет, вес 70 килограммов». Из Кировского регистра. И я понимала, как мне повезло. Заграничных доноров тогда было уже 30 миллионов. А наших на тот момент – всего 35 тысяч. Просто подарок судьбы, что подошел человек, почти 100-процентное совпадение генотипа.
Ольга два года готовилась к встрече со своим донором, благодарности готовила, хотела на колени перед ним встать. Представляла его худощавым, спортивным брюнетом.
– А он оказался русым. И я русая. Это все, в чем мы похожи.
Донор
– Я не собирался становиться донором, – говорит Николай Тетерин, благодаря которому спасли Ольгу. – Живу в Кировской области. У отца спрашивал – тот уверяет, что налево не ходил, так что мы точно не родственники с Ольгой. Связь духовная? Нет, мною абсолютно не ощущается.
Тетерин не женат, работает в мастерской по изготовлению мозаичных изделий из мраморной крошки.
– Работа так себе. Очень не нравится, но приходится. Я сдавал плазму крови из корыстных соображений. За это платят по 500 рублей за раз. И в плазмоцентре мне предложили сдать анализы, сделать типирование (выявление особенностей генотипа. – Ред.). Мне объясняли, что это для того, чтобы если что – мне могли подобрать донора.
Я и согласился. А получилось наоборот. Не мне понадобился донор, а я другому человеку. Однажды мне позвонила девушка по имени Наталья. Все, что потом случилось, – это ее заслуга: она была очень убедительна, говорила, что я могу помочь, и чуть ли не за ручку привела в кировский медицинский центр. Там еще раз провели анализы, поселили, кормили, делали процедуры, кололи препараты. Еще можно было от всего отказаться, но раз уж решился, то надо было идти до конца. Потом все закончилось, я успокоился, от меня отстали, и можно было жить дальше. Вся процедура заняла около двух недель. Меня пичкали препаратами, а в конце часа три-четыре переливали кровь. Больно не было. Зачем мне это надо, не знаю. Кому-то другому, наверное, надо.
Николаю позвонили спустя два года – если пересадка костного мозга проходит успешно, то донору и реципиенту спустя именно два года предлагают встретиться. Можно отказаться. Но так бывает редко. Николай не отказался.
– Я по натуре скептик. Пока своими глазами не увижу, не поверю. И хотелось убедиться, что все получилось, что я не зря две недели терпел, пока меня уколами пичкали, то и дело одергивали: туда не ходи, это не пей, то не ешь.
Встреча
То ли в медицинский регистр закралась ошибка, то ли это была уловка, но Николаю в 2015-м сказали, что его костный мозг нужен для спасения девочки-школьницы.
– А оказалась женщина, и несколько старше. Ладно хоть с полом угадали. Но было неожиданно. Я зашел в комнату, где проходила наша встреча, и тут какая-то взрослая женщина полезла обниматься. Немного странно это оказалось. Она, конечно, растрогалась. Я тоже чувствовал волнение, – говорит донор.
– Поначалу он так оторопел. Даже общались немного скованно, – говорит Ольга. – А потом вроде ничего, разговорились. Я все хотела найти между нами сходство. Но если нет так нет.
После недолгой встречи с донором Ольга Буланкова зашла в НИИ на обследование. Результат хороший. Рецидивов нет.
Елена Ожегова
Справка
Российский регистр доноров костного мозга появился только четыре года назад. Сейчас в нем 74 тысячи потенциальных доноров. Для сравнения: в Германии их три миллиона. Россияне могут пользоваться иностранными регистрами. Но такой поиск и дальнейшая трансплантация обходятся в сумму около 18 тысяч евро. В России эта процедура стоит 300 тысяч рублей.
Создание национального регистра доноров важно и потому, что генотипы людей в разных частях света отличаются.
С 2013 года в России было произведено 190 трансплантаций костного мозга, для которых донора удалось найти в национальном регистре. Но в 80 процентах случаев подбирать генетически подходящую пару больному человеку все равно приходилось за рубежом.
Статистика показывает, что вероятность совпадения генотипа у людей 1 к 10 тысячам. Для трансплантации достаточно 90-процентного совпадения. У братьев и сестер шанс на такое совпадение 1 к 4, у родителей и детей – на 50 процентов.
Процент выживания онкобольных после трансплантации костного мозга колеблется в районе 40–60 процентов.
Фото предоставлено благотворительным фондом AdVita
