Близился рассвет. Океанские волны с шумом плескались о края узкого скалистого островка, на котором, укрывшись черным плащом, крепко спала дева-воительница, и разбудить ее мог только достойный герой, лучший из людей, избранник богов…
Полумрак рассеивается, дирижерская палочка чутко руководит тончайшими нюансами дивной, потрясающей по мощи и мастерству оркестровки музыки Рихарда Вагнера, поют скрипки, просыпается литаврист в оркестровой яме.
Дева тоже пробуждается, поднимается, и тут зрителей начинают терзать смутные сомнения. Дело в том, что дева оказывается женщиной преклонного возраста и весьма внушительных размеров. Изливая в душещипательном ариозо свою тоску и любовь, дева бросается на шею тщедушного и без того сложившегося пополам под тяжестью грима героя-избранника. Зал затаивает дыхание… Но все в порядке, герой дрогнул, но устоял. Браво.
Чуть позже эта эффектная пара будет с пылом выяснять отношения (на этом эпизоде мне вдруг почему-то вспомнятся бородатые анекдоты про тещу), ссориться, мириться и предаваться страстной любви, вызывая у зрителя настойчивое желание повнимательнее рассмотреть интерьер театра, который, как нарочно, до ужаса минималистичен.
Называть конкретные имена я не буду из этических соображений, могу сказать только, что дело происходило в театре, название которого начинается на «М» и заканчивается на «ариинский», и из зрительного зала которого я в очередной раз вышла в состоянии некоторого недоумения. Почему так? Почему валькирий, пушкинских Лизу и Ольгу, вердиевских героинь-любовниц и тому подобных играют уж слишком статные и, так сказать, умудренные жизненным опытом примадонны? Вклинившись в узкий промежуток между немыслимыми колоратурами какой-то итальянской арии, я задаю эти вопросы знакомой вокалистке (нет, не во время ее выступления или репетиции, просто вокалисты всегда поют, заводская настройка такая).
– Да петь-то некому, вот в чем проблема, – отвечает вокалистка. – Никто не учит. В консерве (Санкт-Петербургской государственной консерватории имени Н.А. Римского-Корсакова – Е.В.) кошмар, что творится, а Вагнера петь – это вам не кот начихал. А кроме того, в М. вообще пожизненно прописалась старая гвардия, поэтому даже тех, кто петь может, туда не пускают. Такие дела. Addio del passato.
(Последнее уже не мне, а умозрительному Альфреду из «Травиаты»).
Я задумалась. Получается, после жесточайшего отбора на вокальное в музучилищах и музыкальных вузах, после знаменитой российской школы обучения академической музыке, после многочисленных побед юных дарований и молодых талантов на авторитетных конкурсах, придя в театр, мы обнаруживаем, что все те же – все там же.
Да, есть исключения, мне попадались и оперные постановки с участием молодых певиц, но факт остается фактом: ввиду ли денег, политики или просто реверансов в сторону заслуженных и народных лучшие места оказываются занятыми и недостижимыми для нового поколения артистов.
Этот феномен чем-то сродни железобетонному «Басков-с-Киркоровым-на-Первом». Специфика разная, но корни одни, и эти корни, к сожалению, глубоко въелись в российскую культуру. И не только музыкальную.
Екатерина Виноградова
