1 марта в прокат выйдет «Довлатов» Алексея Германа-младшего – фильм, которого русскоязычная пресса называла среди фаворитов конкурсной программы Берлинского кинофестиваля, но главный приз ему не достался . А достался приз художнику-постановщику «Довлатова» и еще фильм выбрало независимое жюри газеты Berliner Morgenpost. В России «Довлатов» будет в прокате всего четыре дня – с первого по четвертое марта. Но самое загадочное – про что этот фильм. Сколько в нем писателя Довлатова осталось?
«Довлатов» – это неделя из жизни писателя Сергея Довлатова в ноябре 1971 года. При просмотре вспоминается фраза, которую Довлатов в «Соло на ундервуде» приписывает Найману. Та знаменитая фраза, где Найман говорит про какого-то знакомого, что он «слишком советский», а на возражения отвечает: «Ну, антисоветский. Какая разница».
Именно отсутствие разницы отличает отношения между двумя главными группами персонажей, на несходстве которых вроде бы построен фильм: интеллигенции и народа. Условный советский народ – это рабочие судостроительного завода, в малотиражной газете которого работает главный герой. Работники ОБХСС, которые ловят фарцовщиков, которые дружат с главным героем. Работники малотиражки, которые пытаются направить героя на путь истинный, уговаривая написать «хороший искренний материал» про спуск нового судна. Соседи по коммунальной квартире, в которой живет главный герой, разгоняющие грустную ночную пьянку его друзей с фразой: «Какие они писатели! Шантрапа одна». Советские жлобы вроде врача-уролога, который любит античную литературу и французский коньяк и благодаря своей узкой медицинской специальности – пользует сильных мира сего – может помочь герою вступить в Союз писателей.
С другой стороны – условная интеллигенция, это сплошь друзья героя: художники, поэты, писатели. Среди них Бродский, бескомпромиссный, иронический, хорошо сыгранный Артуром Бесчастным, и еще куча всякого народа. Они пишут стихи, иногда прозу, рисуют картины, а если точнее – постоянно об этом говорят, пьют спиртные напитки и много гуляют. Периодически спорят об эмиграции. Впрочем, особенно пьющих среди них нет. Они заняты – тем, что ходят по редакциям журналов и творческим союзам и объясняют представителям советского народа, что написали хорошую книгу или картину. Представители вяло отмахиваются, иногда строго поучают. Иногда кидают кусок – поручают заказуху. Интервью с передовиком или стихи про нефть. Писатели заказуху пишут плохо, потому что хотят писать правду.
Вот здесь конструкция дает трещину – что Герман и его герои подразумевают под «правдой» не слишком понятно. Прежде всего потому, что, несмотря внимание к мелочам, «Довлатов» совершенно лишен не просто атмосферы эпохи, но и ощущения реальности самих персонажей. Персонажи говорят красивыми фразами, кутаются в свитера с высоким воротом, и их типажи если и напоминают реальную интеллигентскую ленинградскую тусовку, то только потому, что Герман остроумно пригласил для ее изображения не профессиональную массовку, а половину богемного Петербурга – галеристку, журналиста и прочих. Но несмотря на это – а может быть, благодаря этому – лица обитателей богемных квартир и художественных мастерских сливаются в одну интеллигентскую физиономию, скептически и испуганно взирающую на окружающий жестокий мир.
Кроме Бродского, в фильме практически нет ни одного узнаваемого поэта или писателя круга Довлатова. Ни Рейна, ни Наймана, ни даже Попова. Почти ничего выдающегося нельзя сказать и про самого героя. Он носит красивый шарф и много плачет – симпатичный сербский актер Милан Марич делает его не по-русски лиричным как снаружи, так и внутри.
Раз нет правды, то советский абсурд, который Герман в фильме, а его Довлатов в журналистских текстах пытаются воспроизвести, оказывается недостоверным. Лишенным твердой почвы из деталей и атмосферы, похожим на улетевший воздушный шарик из песенки Окуджавы. А значит, нестрашным.
Все герои – и интеллигентные и не очень – живут в фильме в вымороченной розово-серой дымке, красиво снятой оператором Лукашем Залом и похожей на один неприятный сон. Тема сна два раза возникает в фильме и всех уравнивает. Первый раз во сне писатель встречается с Брежневым, а второй раз – с друзьями из лагерной вохры. Эта дымка вместе со сновидениями уже фигурировали в прошлом фильме Германа – футуристической драме «Под электрическими облаками». В «Довлатове» Герман так же рассказывает про прошлое. Возможно, это становится его творческим почерком. А возможно, он идет по пути своих героев или, вернее, их современников – советских писателей и журналистов, и использует эзопов язык: с помощью пространных рассуждений о прошлом рассказывает о настоящем. Но, кажется, это слишком смелое предположение.
Елена Некрасова
