Больше десяти лет назад Александр Городницкий написал «Все будет вновь: Ливонская война, И покоренье Крыма и Кавказа». Оказалось почти пророчество. Поэтому про всякие ужасы Городницкий старается не писать – чтобы не случилось. Об этом он некоторое время назад рассказал «Городу 812», а мы решил вспомнить, потому что барду, ученому и поэту исполнилось 85.
– Константина Райкина как-то спросили, как жить в трудные времена. Он посоветовал идти смотреть на «Лунную ночь» Куинджи в Третьяковку (впрочем, она и в Русском музее есть). В общем, погружаться в вечные ценности.
– Когда меня сейчас спрашивают, что делать, я говорю, что есть великая русская литература. Там прописано все – и мораль, и отчаяние, и надежды.
– А санкции вас огорчают?
– Меня огорчили не продуктовые санкции. Мне вполне хватает, что батька Лукашенко переклеивает этикетки. И вся страна теперь на этом живет – на французские сыры ставит белорусские марки. Меня волнует совершенно другое. Что окно в Европу, пробитое Петром, начинают заколачивать с нашей стороны. Я считаю это большой ошибкой. Было бы ужасно обречь нашу страну на изоляцию, отрыв от человечества. Это прежде всего плохо для России, а вовсе не для Европы. Нельзя применять сталинские приемы: дескать, мы в кольце врагов, осажденная крепость и пр., и на этом основывать свои корыстные интересы.
Россия превратилась из заштатного московского царства в великую европейскую империю. И жандармом Европы ее называли неспроста, потому что Россия была сильнейшей мировой державой, и прежде всего державой европейской. И снова уходить в азиатчину – я считаю, это будет трагедией для нашей страны. Мне тревожно от этого, а вовсе не из-за сыра.
– За ценами на нефть следите? Вырастут – и опять в Росси начнутся «тучные года».
– Я как геолог знаю, что цены на нефть будут высокими. Через десять-двадцать лет нефть взлетит в цене. Но не может страна опираться только на вывоз сырья. Нас учили в школе, что если она в основном вывозит сырье, это отсталая страна.
– В 87-м вы написали: «Боюсь запоздалой любви… Боюсь непрочитанных книг, грозящих моим убежденьям». Сейчас боитесь?
– Того же самого – нет, потому что все это со мной случилось.
– А многое ли не случилось в вашей жизни из-за вашего еврейства? Вы, знаю, на истфак не могли поступать.
– Я сейчас буду говорить крамольные вещи: я не верю, что антисемитизм в России имеет народные корни. Мне довелось жить и работать в глубинке – семнадцать лет на Крайнем Севере. Потом на флотах – военно-морском, научном. Я не испытывал никогда от моих друзей, коллег-геологов, начальства ничего подобного. Мне везло на хороших людей. Никогда не испытывал никаких неудобств от того, что я еврей. Другое дело, что была государственная политика антисемитская – при Хрущеве, Брежневе. Кроме того, хочу сказать, что можно как угодно критиковать нашего президента, но Владимир Путин не только не антисемит, но он всячески декларирует, что он поддерживает евреев. Он первый руководитель страны такой. Все предыдущие были от рождения уже воспитаны в антисемитском духе. Уж не говорю о Сталине – он не антисемит, он просто антихрист, он и грузин уничтожал.
Но, в принципе, я начал декларировать свое еврейство не так давно. Именно потому, что в России начал поднимать голову «народный» антисемитизм, стал символом нацизма русского. А я, будучи блокадником, враждебен любому нацизму. И, кстати, с другой, семитской стороны, тоже. За что и пострадал. Не раз рассказывал историю о том, что в Сан-Франциско три года назад пришла группа евреев бить мне морду, объявив меня врагом еврейского народа за мои стихи «Родство по слову». И в довольно агрессивной манере у меня интервью там брали. И я очень резко и жестко на это все отвечал. Это принципиальные для меня стихи, особенно строчки: «Родство по слову порождает слово, родство по крови – порождает кровь».
У меня есть фильм «В поисках идиша», который занял первое место на международном фестивале кино в Нью-Йорке пять лет назад. Есть поэма «В поисках идиша». Сын с 2007 года живет в Израиле. У меня там три внучки и девять правнуков. Все они растут в религиозных семьях.
А я, к сожалению, человек совершенно не религиозный. В этом смысле я исключение в своей генеалогической ветке. Мой дед был старостой в синагоге, глубоко верующим человеком. Отец, правда, партийным был. А мои потомки все – религиозные. Я – вывих древа родового, как сам про себя написал.
– В знаменитом доносе 1968-го вы оказались в числе фигурантов «хорошо подготовленного сионистского митинга» вместе с Бродским, Довлатовым.
– Да, в замечательной компании.
– В тот момент что чувствовали?
– Самое смешное, что я находился тогда в Париже и Гренобле. Вернулся сюда – и по мне вскользь пришелся этот удар. Во Францию поехал, когда песня «Атланты» заняла первое место по Союзу. И ЦК ВЛКСМ с подачи Ленинградского обкома комсомола, которым тогда руководил Анатолий Петрович Тупикин, послал меня в составе творческой группы при советской сборной в Гренобль. То есть они взяли за меня ответственность. И вот как раз тогда произошла эта история – в феврале на Воинова, 18, в Доме писателей. И когда начались разборки, пришло письмо этих негодяев, нацистов-антисемитов во главе с неким Утехиным, против нашего «еврейского шабаша» и т.д. А я-то уже был за рубежом. И комсомольские функционеры вынуждены были меня как-то прикрывать. Когда вернулся, меня вызвал Тупикин, у нас состоялся двухчасовой разговор. Он испугался, что его снимут из-за меня. С другой стороны, был счастлив, что я вернулся. Но потом меня внесли в черные списки и лет восемнадцать нигде не печатали, я уехал в Москву.
На самом деле – спасибо им большое, потому что у меня были очень плохие стихи. Это позволило мне, с одной стороны, более требовательно относиться к тому, что я написал, и не печатать всю эту дребедень. А во-вторых, это очень стимулировало песенную продуктивность. Потому что для песен ничего не надо – ни главлита, ни печати. Встал и спел.
– А вы авторов доноса в душе простили?
– Кого прощать-то? Утехина, что ли? Воистину не ведают, что творят. У меня брезгливое отношение к этой компании, нетерпимое.
– Известно, как сложились судьбы тех, на кого писали.
– Про Сережу Довлатова, Иосифа Бродского все знают. Яша Виньковецкий покончил с собой в Техасе. Его обвинили в растрате государственных денег. Он повесился, а потом выяснили, что он не виноват. Яков Гордин, Валерий Попов – про них тоже все знают. Мы близкие друзья и с тем и с другим. Никого не сломали этим, наоборот.
– А судьбами авторов интересовались?
– Меня это абсолютно не интересует. Они имеют отношение к литературе только через свои доносы.
– Ваша альма-матер Горный как-то вас чтит?
– Принимали меня там, была у меня встреча и с ректором, и со студентами. На юбилей прислали очень хорошую литографию Горного института. Где-то, как мне сказали, в тамошнем музее разместили мой портрет как знатного выпускника, между бароном Врангелем и Семеновым Тянь-Шанским. Я ведь в Горный шел по остаточному принципу, потому что никуда больше не брали.
– Тем не менее жизнь неплохо сложилась.
– Ну, как пишет мой друг Игорь Губерман: «Бегут года, остатки сладки. И грех печалиться. Как жизнь твоя? Она в порядке – она кончается».
– Ощущение конечности жизни придает ей смысл?
– Понимаете, я не верю в конечность жизни, потому что занимаюсь категориями истории Земли, где счет идет на миллионы, миллиарды лет. Фильм у меня об этом вышел, книжка «Мифы и тайны науки». Я не о себе говорю. Даже в результате радиоактивного облучения и ядерного взрыва одно гибнет, другое мутирует. Недавно открыли живые организмы на дне океана, которым солнце не нужно. Поэтому абсолютной смерти нет. И в этом есть некая надежда.
– Сорок лет назад вы написали песню «Поедем в Царское Село». Это что – поэтический диалог с Мандельштамом?
– У меня тогда не было предмета для поэтического диалога с Мандельштамом. Просто, видимо, совпало. Потому что это был семьдесят четвертый год, я тогда уже в Москве обосновался, еще живы были родители.
Они жили в Царском Селе, и сам я тут жил в начале семидесятых. И просто такая ностальгия была по этому месту. Понимаете – что ни пишешь, если это не просто так ремесленные поделки, это все равно всегда, как ни странно, осуществляется. Когда я писал эту песню, у меня и мысли не было о том, что в конце своей жизни попаду в Царское Село. И оно будет, может быть, моим последним причалом для отбытия в другие места.
Это не единственный случай. Потому что столь модная сейчас песня «Севастополь останется русским» написана была восемь лет назад. И никакого отношения не имела к нынешним событиям – напрямую, во всяком случае. И в то же время лет десять назад были написаны стихи, которые кончались строчками:
«Лихие наступают времена.
Русь, как пружина, сжата до отказа.
Все будет вновь: Ливонская война,
И покоренье Крыма и Кавказа».
Только не получилось бы все – как там у меня прописано: Страшный Суд и прочее. Вторая мировая, как и первая, тоже началась со славян – с Польши. И страшно думать, что третья мировая война тоже начнется со славян. Нет, это ужас, лучше про это не писать.
Ирина Начарова
