В ходе процесса по делу Владимира Барсукова (Кумарина) представитель Генеральной прокуратуры сделал открытие в юриспруденции. Выяснилось, что любой районный суд может организовать слушание дела в любом другом месте России. Так, во всяком случае, считает представитель гособвинения Н. Мариинская, которая письменно фактически призналась в том, что не доверяет петербургскому суду до тех пор, пока он находится в Петербурге. И предлагает перенести процесс с тем же судьей в Москву.
Пройдемте в столицу
Открытие было обнародовано 2 марта в Куйбышевском районном суде, где слушается “рейдерское дело № 1”.
На очередном заседании представитель гособвинения Мариинская вместо привода долгожданного ВИП-подсудимого (Барсуков по-прежнему находится в московской “Матросской тишине”) заявила ходатайство:
“В настоящее время органы прокуратуры РФ располагают достоверными данными, свидетельствующими о подготовке лидерами организованной преступности Санкт-Петербурга и Ленинградской области беспрецедентных мер по оказанию давления на ход судебного разбирательства, попыток срыва судебных заседаний.
При этом ими планируется и организации силовых действий вплоть до физического устранения подсудимых.
С учетом изложенного, в целях предотвращения указанных действий и обеспечения безопасности участников, руководствуясь ст.ст. 9, 246, ч. 3 ст. 119 УПК РФ, прошу назначить судебное заседание по настоящему уголовному делу на территории г. Москвы, без изменения территориальной подсудности, предусмотренной ст. 32 УПК РФ”.
В переводе с юридического языка на нормальный это означает: мы не доверяем петербургскому суду, но, поскольку закон требует рассматривать дела судами по месту совершения преступлений, то пусть судья Куйбышевского суда Елена Горбунова переезжает вершить правосудие в Москву. Вместе со всеми подсудимыми, адвокатами и прочими сочувствующими – процесс открытый, и присутствовать на нем может каждый!
Такого в судебной практике еще не было, и этот ход Генпрокуратуры вызвал изумление у всех участников процесса. Адвокаты возмущались вслух без внятных ссылок на буквы закона. Похоже, подобная ситуация в российском юридическом пространстве вообще не прописана, ввиду отставания полета фантазии законодателей по сравнению с практиками из Генеральной прокуратуры.
Правда, Генпрокуратура и раньше делала открытия, но другие – когда Владимира Барсукова решили не доставлять на судебное заседание вопреки требованию УПК об обязательном присутствии на суде подсудимого. Тогда тоже выяснилось, что в законодательстве не предусмотрен ответ на вопрос, что делать, когда подсудимого отказывается доставлять в зал суда государственная силовая структура.
Что не запрещено – разрешено
Гособвинитель Н. Мариинская просит суд рассматривать “рейдерское дело № 1” в Москве, ссылаясь на 9-ю статью УПК. Эта статья говорит, в частности, о том, что “никто из участников уголовного судопроизводства не может подвергаться насилию, пыткам, другому жестокому … обращению”. Из контекста ходатайства понятно: по мнению гособвинения, если суд пройдет в Петербурге, то насилие в отношении подсудимых предотвратить, скорее всего, не удастся.
Похоже, нарушений закона в такой инициативе Генпрокуратуры нет. Ведь место и время проведения судебного процесса назначается судьей – об этом четко написано в 227-й статье УПК. А еще процессуальный закон требует соблюдения принципа территориальности: если преступление совершено на территории, обслуживаемой Куйбышевским судом Центрального района Петербурга, то рассматривать соответствующее уголовное дело должен именно этот суд. С чем, собственно, никто и не спорит. Представитель гособвинения просит судью лишь назначить местом проведения процесса Москву.
Вероятно, составителям нашего уголовно-процессуального законодательства такое просто в голову прийти не могло. Поэтому, как нам объяснили юристы, нигде не написано о том, что судья не может назначить в качестве места слушания дела другой субъект Федерации (видимо, предполагалось, что судья, назначая место проведения судебного слушания, назовет номер зала. Или, в крайнем случае, сообщит о выездном заседании в какой-нибудь колонии строгого режима).
В общем, в “деле № 1” в очередной раз сработал принцип права “что не запрещено – то разрешено”.
Разговоры с адвокатами подсудимых наводят на предположение об их растерянности. В официальных комментариях слышны ссылки на что угодно – вплоть до Конвенции о защите прав человека. Все правильно: в 6-й статье Конвенции декларируется право каждого на разбирательство его дела в разумный срок. Но, похоже, на данном этапе юридическое лукавство Генеральной прокуратуры оказалось более виртуозным, чем тактика петербургских адвокатов, защищающих ВИП-рейдеров.
Впрочем, об окончательной победе гособвинение сможет говорить лишь в среду, когда Куйбышевский суд примет решение по ходатайству Н.Мариинской. Не исключено, что судья Горбунова попросту не захочет ездить на заседания в Москву.
С кем хотят расправиться?
Чего же на самом деле опасается гособвинение? Что кроется за фразой о возможной “организации силовых действий вплоть до физического устранения подсудимых”?
По этому поводу есть две диаметральные точки зрения.
Одни склоняются к мысли о красиво звучащей глупости. Мол, написали полную чушь, чтобы не выпускать Барсукова из надежных казематов “Матросской тишины”. И вспоминают о недавнем заявлении главы Следственного комитета Александра Бастрыкина, сделанном им по случаю убийства сотрудника собственной безопасности Следственного комитета Дмитрия Марининова. Тогда Бастрыкин заявил, что погибший входил в группу, которая обеспечивает безопасность следственной бригады, расследующей дела, связанные с Барсуковым. И между убийством и этими делами возможна взаимосвязь.
При этом с самого начала у информированного большинства не вызывало сомнений: Марининов запутался в собственных делах, что и привело его под пули киллера. И дела эти от “рейдерского дела № 1” очень далеки.
Но можно анализировать действия гособвинения и совершенно серьезно. В этой связи вспоминают странную историю увольнения двух следователей Следственного комитета Сергея Глухих и Юрия Ермакова. Рассказывали, будто они пытались посодействовать переводу Владимира Барсукова из “Матросской тишины” в один из петербургских следственных изоляторов, за что и поплатились карьерой. Официально эти сведения никто не опроверг, восстановиться на работе через суд бывшие следователи не смогли.
Фактически обоим уволенным следователям приписывали именно то, чего, судя по всему, опасается гособвинение – “давления на ход судебного разбирательства”, которое намного проще представить в Петербурге, нежели в чужой для Барсукова Москве. И мало кто сомневается: Барсукова именно по этой причине не хотят отпускать из “Матросской тишины”.
Самый интересный пункт из ходатайства Генпрокуратуры – кому из подсудимых может угрожать физическая расправа?
Обычно такая угроза касается тех участников судебных процессов, которые собираются изменить свои показания в суде таким образом, что это может повлиять на результат процесса в целом. Что мы имеем в данном случае?
Владимира Барсукова и Вячеслава Дрокова обвиняют в организации рейдерских захватов. Альберта Старостина и Олега Кумище – в организации работы фиктивных директоров и владельцев ООО “Пушкинское” и ООО “Магазин “Смольнинский””. Дмитрия Малышева – в организации юридического сопровождения рейдерских захватов. Александра Баскакова и Валерия Асташко обвиняют в легализации захваченного имущества. Павла Цыганка – в решении связанных с захватами оргвопросов и неформальной работе с сотрудниками МИФНС № 15.
При этом Барсуков, Дроков, Баскаков, Малышев и Асташко на этапе предварительного следствия практически никаких показаний не давали. Цыганок, Старостин и Кумище в той или иной степени сотрудничали со следствием. Если предположить, что “мировым злом” прокуратура видит Владимира Барсукова, значит, гипотетическая опасность с его стороны может быть направлена против тех, кто молчал на предварительном следствии. Неужели Дроков, Малышев, Асташко и Баскаков решили дать в суде обличающие Барсукова показания? Или на это только рассчитывает прокуратура?
Константин Шмелев
