Беги, Тыквер, беги!

Ближе к финалу один из главных героев фильма «International», которого играет Армин Мюллер-Шталь, произносит: «Человека порой приводит к судьбе дорога, которой он от судьбы убегает». Клайв Оуэн, которому эта фраза адресована, тотчас делает глубокомысленное лицо (что в его случае создает каталептический эффект): да-да, ему это как-то в голову не приходило, над этим обязательно стоит подумать.

  Однако автору фильма Тому Тыкверу (его зрители знают по “Беги, Лола, беги” и экранизации Зюскинда “Парфюмер. История одного убийцы”) эта мысль так дорога, что он, боясь, как бы зрители не пропустили ее мимо ушей, шипит актерам откуда-то из-за кулис: “Повторить!” (обычным зрителям не слышно, но я сидел в первом ряду).

Оуэн послушно переспрашивает, Мюллер-Шталь дисциплинированно повторяет… Только вот с Мюллер-Шталем этот фокус Тыкверу проделывать не следовало. Потому что актер, некогда прошедший горнило фассбиндеровской выучки, может, разумеется, произнести любой текст, и даже стихи Агнии Барто будут звучать у него, как баллады Гейне. Но только при первом прочтении. При повторе же неминуемо включится механизм, который Брехт называл отчуждением: уголок рта иронически дрогнет, оттеняя чудовищную банальность произнесенного.

То есть Мюллер-Шталь может сказать эту фразу и десять раз, ему нетрудно. Но начиная со второго раза (включительно), она будет рассказывать не о сценарии, не об устройстве мира, каким он видится режиссеру, – а о нем самом. О режиссере, шипящем за кулисами.

Беда Тыквера в том, что он совершенно неспособен сказать ни слова в простоте. Любая его, выражаясь языком советской критики, “режиссерская задумка” обязательно должна исторгнуть у зрителей и критиков восклицание “о-о, это не так просто!”, – потому что именно так на свои задумки он реагирует сам. За каждой сценой, каждой фразой, каждым сюжетным поворотом сквозит желание автора поделиться со зрителем своим изумлением: “И как я только до этого додумался? Самому удивительно!” .

Казалось бы: Тыквер всего-навсего снимает криминально-политический боевик о банковских махинациях международного масштаба и о доблестном агенте Интерпола, который эти махинации пытается пресечь. Конечно, сценарий провальный, кастинг бредовый, – но если спокойно “выдерживать жанр”, нанизывая друг на друга сцены перестрелок и перемежая их диалогами на тему “а что я узнал!”, то может получиться вполне приемлемый продукт. И Наоми Уоттс сойдет за борца с организованной преступностью, и Мюллер-Шталь — за экс-полковника “штази”, и даже крупные планы Клайва Оуэна удастся смонтировать во что-нибудь мужественное.

Но нет: Тому Тыкверу, наследнику великой немецкой культуры, подавай фирменный тевтонский фатализм с экзистенциальным душком. Его герои будут бросать вызов неумолимой судьбе, а та будет их преследовать и одновременно подкарауливать.

Мизансцена эта, которую Тыквер дублирует из фильма в фильм, начиная еще с “Беги, Лола, беги!”, сама по себе выглядит довольно загадочно: этакая помесь Кьеркегора со стометровкой, главный герой – гепард по кличке Авраам. Но если Лоле многое было прощено за мандариновый окрас, то Клайва Оуэна в “International” прощать решительно не за что. Уникальный пример персонажа, который равно неубедителен и в попытке мысли, и в попытке чувства, и в попытке физического действия – и даже в утомлении от каждого из перечисленных пунктов.

Единственное, что у него выходит органичным, – это удивление по поводу происходящего, каждые пять минут вырастающее до степени отчаяния. Впрочем, его можно понять.

Судя по тому, с какой настойчивостью (читай: опрометчивостью) Тыквер берется за многобюджетные международные проекты, он и сам пытается “убежать от своей судьбы” – судьбы выскочки-вундеркинда, делающего имя и карьеру на одном-единственном приеме. Но – не знаю, как в жизни, а в искусстве уж точно всем воздается по их вере.

Вера Тыквера сформулирована в коротеньком кредо, произносимом Мюллер-Шталем (человека приводит к судьбе дорога, которой он убегает от судьбы) – недаром шипение из-за кулис было столь настойчивым. Проблема лишь в том, что Мюллер-Шталь точно понял причину этой настойчивости. И его губы иронически дрогнули. Совсем чуть-чуть.     

 

Алексей Гусев