Написав энное количество статей, посвященных закрытию Российского государственного архива (РГИА) в зданиях Сената и Синода (архив закрылся 1 апреля 2005 года), я, естественно, поспешил в РГИА практически сразу после того, как он заработал на новом месте в новом здании. Дал месяц для «разгона» (чтобы не говорили: мы открылись вчера) и отправился с «сенатской ревизией» спустя четыре года после закрытия.
Между прочим, как потом выяснилось, едва я пришел в архив и показал паспорт, с пункта записи сразу же пошло сообщение в дирекцию о том, что пришел Золотоносов. Оказалось, что у них там есть особый список “А” – лиц, о которых надо докладывать начальству сразу. Медведев, Путин, Кожин, Золотоносов… Архив в связи с моим прибытием насторожился, и все 55 милиционеров и четыре топ-менеджера пришли в полную боевую готовность. Я ощущал себя Хлестаковым; каждый мой шаг отслеживали камеры, на своем пути по коридорам я насчитал их 64, включая камеры в двух сортирах, которые я посетил.
Цели
Целей у меня было две: во-первых, узнать, как организовано обслуживание читателей, стало лучше (что обещали) или хуже, во-вторых, осуществить поиск по интересовавшим меня темам. Понять что-то в организации работы архива или библиотеки можно, только когда сам занимаешься решением конкретных задач. Визиты с наблюдением со стороны на помещение с компьютерными мониторами – как это делает высокое начальство – создают ложное впечатление, поскольку заведомо считается, что если что-то введено в компьютер, “оцифровано”, то это автоматически означает передовой уровень, прогресс и улучшение. На самом деле это обманчивое впечатление.
Научно-справочный аппарат
Первое посещение я знаменательно приурочил к 10 марта – Дню архивов. Пришел, принес письмо из Союза писателей с просьбой разрешить мне занятия в РГИА, цветную фотографию 3х4, записался и сразу пошел знакомиться с научно-справочным аппаратом (НСА). Он делится на две части.
Во-первых, это карточный каталог (помещение № 326), который существовал раньше и располагался в здании Сената. Не буду вдаваться в детали, скажу лишь, что никакого добавления к тем карточкам каталога, которые существовали ранее, не произошло. Заменили лишь старинные шкафы с ящиками на новые из древесно-стружечных плит, покрытые пластиком. Правда, стало немного удобнее. Раньше в читальном зале РГИА, расположенном в доме Лаваль на Английской наб., надо было у зав. читальным залом получить специальный пропуск, выйти на улицу и перейти в здание Сената, где территориально располагался каталог. Теперь же особый пропуск не нужен, а само помещение с каталогом находится практически рядом с читальным залом. Заведует каталогом все тот же любезный В. Берсеньев.
Во-вторых, часть НСА существует в электронном виде – это помещение № 324, где стоят 10 компьютеров, в которых находится самое главное для работы в архиве – информация по всем описям каждого фонда с возможностью просмотра названий дел внутри описей. Собственно говоря, это самая первая и самая важная часть работы – поиск тех дел (по их названиям), в которых может содержаться нужная для научного исследования информация. За те 3,5 года, что архив был закрыт для исследователей, было проведено сканирование то ли всех (то ли определенной части) описей.
Насчет того, все ли описи сканированы, информация мною была получена противоречивая: официально считается, что сканировано все, однако в частных беседах мне сообщили, что фирма, с которой РГИА заключил договор на сканирование, выполнила примерно половину работы, что выяснилось после того, как акт о завершении работы был архивом подписан. После чего фирма начала доделывать работу, но доделана ли она к настоящему моменту, мне неизвестно. И никому, с кем я общался, неизвестно (начальство в лице зам. директора архива О. Амосовой со мной общаться не пожелало, ограничилось краткой телефонной беседой с заверениями в совершенном ко мне почтении).
Суровая реальность
Однако все дело в том виде, в каком виде сканированные описи существуют в компьютерах. Неопытный человек может подумать, что это машинописные документы или документы, напечатанные на принтере. Отнюдь! В основном все описи в РГИА (за редкими исключениями) – это канцелярские регистрационные книги из делопроизводства российских министерств и ведомств, т.е. рукописные книги XIX века, написанные разными, иногда очень неразборчивыми почерками “Акакиев Акакиевичей”. Для того чтобы читать их с экрана компьютера, нужно делать существенное увеличение, но тогда страница не помещается в маленький экран монитора, и надо пользоваться полосами прокрутки. С учетом того, что в одном фонде может быть 200 – 300 описей, а в каждой описи до 300 единиц хранения, нетрудно представить, как это все: а) долго, б) тяжело для глаз.
Есть забавные особенности. Все сканированные описи черно-белые, в то время как оригиналы цветные. Скажем, при просмотре описи 14 фонда 1297 в преамбуле указано, что номера дел написаны в описи красной тушью. Но при черно-белом воспроизведении красная тушь не опознается, а это означает, что сканированным вариантом описи невозможно пользоваться. Кроме того, ряд дел выбыл – списание проводилось еще в XIX веке, продолжилось в ХХ. О списании свидетельствует штампик “Выбыло”, штампик имеет фиолетовый цвет, часто при сканировании он тоже не виден. Наконец, штампик часто перекрывает старую запись названия выбывшего дела, название несет важную информацию, в цвете название различить можно, а в черно-белом варианте – нельзя.
Следует подчеркнуть, что сканированные описи представляют собой картинки, изображения, а не “текстовые” документы, в которых можно проводить поиск определенного слова. И смотреть надо все подряд – никакой поиск не работает, машина эти записи не читает, т.е. облегчения исследовательского труда нет.
Если называть вещи с большевистской прямотой, то это просто катастрофа. Причины ее мне совершенно понятны: как выразился Ежи Лец, “всегда найдутся эскимосы, которые напишут для жителей Бельгийского Конго правила поведения в тропическую жару”. Вся эта система придумана людьми, которые сами не ведут в архиве научную работу, а только руководят. Для демонстрации начальству (Путин, Медведев, Кожин) всего сделанного вполне хватает, потому что начальству не нужно, скажем, просматривать подряд все описи фонда 1297, начиная с 220-й и до конца, чтобы найти нужный акт судебно-медицинской экспертизы.
К тому же компьютеров со сканированными описями всего 10, и те, кому не хватило за компьютером места, могут сразу уходить домой, потому что ждать придется очень долго. Кроме того, явно не хватает быстродействия этих компьютеров, описи фондов открываются очень долго – иногда до двух-трех минут, иногда не открываются вообще и появляется плакат: “Произошла ошибка при открытии данного документа”. Бывает, откроются со второй попытки, бывает – с четвертой, если никак не открываются, тогда дают лазерный диск…
Как мне рассказали, со сканированных описей делают распечатки листов и переплетают, создавая бумажные дубликаты оригиналов описей (сделано уже якобы 18 000 отпечатков листов). Это разумно. Однако листы переплетают и от пользователей прячут, т.е. категорически отказываются выдавать исследователям копии описей на бумаге. Почему – понять невозможно (копии описей находятся в помещении рядом, получить их – минутное дело, но исследователям их принципиально не выдают. Предполагаю, что действует, скорее всего, старая родовая ненависть к научной интеллигенции). Сами работники архива работают только с бумажными описями, т.к. это и быстрее, и удобнее.
Вывод простой. За четыре года, что архив не обслуживал исследователей, можно было сделать работу удобной, в частности, подготовить бумажные копии всех описей, но этого сделано не было.
В одни руки не давать
Если сравнивать с тем, что было четыре года назад, то налицо ухудшение: раньше, например, можно было пройти по пропуску в каталог (располагавшийся в Сенате) и сразу взять из шкафа любую бумажную опись. Теперь это запрещено.
Коль скоро все описи сканированы и находятся в памяти компьютера, можно было ожидать, что они будут выложены в интернете, чтобы эту самую важную, но рутинную часть работы можно было проделывать дома. Именно об этом в свое время фантазировал Владимир Кожин, доказывая неоспоримые преимущества переезда РГИА в новое здание. И понятно, что технических трудностей сегодня нет никаких – вывешен же в интернете, например, сканированный каталог Российской национальной библиотеки.
Однако сейчас ни о каких описях фондов РГИА в интернете речи не идет. Сайт РГИА существует, но практическая польза от него почти нулевая.
В РНБ и в Рукописном отделе Пушкинского Дома единовременно можно заказать пять дел. В старом РГИА можно было заказать пять бумажных дел и еще 10 микрофильмированных. В новом, переехавшем РГИА предел – три дела (согласно пункту 4.4. Правил, утвержденных директором РГИА А. Р. Соколовым 25.11.2008), причем независимо от того, бумажное это дело или микрофильм (это особенно странно, поскольку в бумажном деле нужно пересчитывать листы при выдаче и приеме от читателя, что тормозит процесс, но кадры микрофильма пересчитывать же не нужно). Это ограничение очень сильно затрудняет и удлиняет работу исследователя в архиве.
Почему только три дела, почему не пять и не одно, чем все это вызвано – объяснений нет. Из этого можно лишь понять, что количество выданных дел не входит в число показателей работы РГИА. Раньше это был важный показатель. Кстати, срок исполнения заказа (с понедельника на четверг, со вторника – на пятницу, со среды – на понедельник и т.д.) также не говорит об улучшении.
Наконец, четыре года назад архив работал ежедневно с 10 до 17.30 (каталог с 9 до 17), а теперь с 10 до 17, причем в пятницу до 16 – три часа за неделю украли еще и на этом.
В общем, все показывает, что после переезда, “оцифровки” описей и сокращения числа выдаваемых дел работать в РГИА стало неудобнее.
Государственный ковролин
Новое помещение архива (на Заневском пр., 36, ст. метро “Ладожская”, далее пешком) являет собой стандартного вида безликое постсоветское учреждение, функциональное и холодное. Металлические двери, камеры наблюдения, низкие потолки… Офис богатой фирмы. Правда, туалеты хорошие и удобные, есть просторные рекреации с удобными креслами, светлое и удобное помещение библиотеки со свободным доступом к справочным изданиям, отличные бесшумные лифты… В общем, все, что зависело от управделами президента Владимира Кожина, сделано со стандартным офисным комфортом.
А вот комфорта для научно-исследовательской работы – того, что зависело от руководства архива, а не от Кожина, – нет.
Еще одно наблюдение: раздутые вспомогательные штаты. Если раньше исследователи самостоятельно записывались в книгу учета посетителей при входе в читальный зал архива, то теперь для этого есть специальная женщина (раньше, как она с гордостью сообщила, она вела секретное делопроизводство; “и здесь то же самое”, – многозначительно прибавила она). Она лично записывает в книгу вашу фамилию, а вам предлагает расписаться рядом, подтверждая тот факт, что она вашу фамилию написала.
Прежде у входа в архив стоял один милиционер и он же выдавал при предъявлении пропуска контрольный листок, а теперь листок выдает специальный сотрудник, милиционеров же двое и они на этот листок только смотрят и снимают турникет с тормоза, чтобы можно было войти.
Если раньше бланки требований для заказа дел лежали на столе и их можно было брать самостоятельно, то теперь при бланках сидят двое, чтобы наблюдать, сколько вы этих бланков возьмете… Дифференциация труда мельчайшая, как на фордовском конвейере.
Теперь пользователей архива заставляют входить в РГИА только в бахилах, словно это больница или реанимационное отделение (у гардероба установлен автомат, стоимость пары бахил 5 руб.).
Об этих бахилах рассказ особый. В Эрмитаж бахилы не требуются, в Русский музей не нужны, в рукописный отдел Пушкинского Дома – тоже, а вот в РГИА без них категорически не пускают, нарушая правила, утвержденные директором архива А. Р. Соколовым 25 ноября 2008 г. Потому что в правилах в перечне условий, которые надо выполнить для входа в архив, бахилы не указаны.
Понятно, что чем хуже обслуживание исследователей, тем идеальнее – для компенсации – должен соблюдаться порядок с бахилами. Кстати, могу посоветовать пойти дальше и поставить у входа рядом с милиционерами санитаров и проверять чистоту ногтей, наличие носового платка и справок из КВД и о санации полости рта не более чем месячной давности.
Я, кстати, бахилы надевать не пожелал и вызвал для разговора об этих бахилах зам. директора архива по общим вопросам Е. Милетина. Милетин вышел, подтвердил, что в правилах, утвержденных директором, эти бахилы не указаны, что не пускать без них в РГИА – чистое самоуправство, но он меня без них все равно не пустит. Потому что в РГИА на полу… ковролин. “Читал я ваши писульки, жалуйтесь кому хотите”. Пришлось надеть бахилы… Потому что для людей, у которых в мозгу все перевернулось, главное в РГИА уже не архивные документы, а ковролин.
Памяти барона
Было во всем этом что-то неправдоподобное, пародийно-аракчеевское, абсурдное и вместе с тем вечное российское. Я долго пытался вспомнить, что мне все это напоминает… И вдруг в памяти зазвучали флейта и барабан, пахнуло казармой, и я сразу вспомнил… Да! Это же “Подпоручик Киже”! “Барона Аракчеева тревожила идея государства. Поэтому его характер мало поддавался определению, он был неуловим. Барон не был злопамятен, бывал иногда и снисходителен. При рассказе какой-нибудь печальной истории он слезился, как дитя, и давал садовой девочке, обходя сад, копейку. Потом, заметив, что дорожки в саду нечисто выметены, приказывал бить девочку розгами. <…> Он любил чистоту, она была эмблемою его нрава. Но бывал доволен именно тогда, когда находил изъяны в чистоте и порядке, и, если их не оказывалось, втайне огорчался”.
Я понял, почему зам. директора по общим вопросам Милетин с такой резвостью примчался ко мне для беседы: я был зримым символом изъяна в чистоте и порядке, и в этом была моя ценность.
Михаил Золотоносов
