Чтобы сразу закончить со славословиями в связи с 200-летием со дня рождения Гоголя, напомню гениальную мысль В. В. Розанова, высказанную им в 1902 году, к 50-летию смерти Гоголя, о том, что не страшнее потерять всю Белоруссию, чем Гоголя: «Гоголь – пример великого человека. Выложите вы его из русской действительности, жизни, духовного развития: право, потерять всю Белоруссию не страшнее станет».
Действительно, потеряли Белоруссию – и ничего страшного не произошло. Без Гоголя было бы куда печальнее. К середине ХХ века стало невозможно жить даже без памятника Гоголю – идея его установки в Ленинграде превратилась в навязчивую. Памятник должен был зримо утверждать, что “Гоголь с нами”.
Однако памятник, камень для которого заложили в 1952 году, так и не установили. Поставили другой, на М. Конюшенной – неудачный, об этом написано во всех статьях и книгах. Может быть, поэтому в последние годы закрепилась легенда о том, что первый памятник Гоголю, заложенный в начале 1950-х гг. был бы большой и несомненной удачей. И как жаль, что поставить его не удалось. Это еще одна историко-культурная иллюзия.
Гоголь номер один
Закладка памятника Гоголю состоялась на Манежной пл. в Ленинграде 4 марта 1952 г. – в день 100-й годовщины со дня смерти. Потом дело отложилось на 1953 год, потом умер Сталин, и в результате конкурс проектов был проведен в Ленинграде только в 1954 году.
“В связи со 150-летием со дня смерти Н. В. Гоголя, исполнившимся три года назад, Совет Министров СССР постановил установить в Ленинграде памятник великому русскому писателю, – писала в 1955 году “Смена”. – На днях экспертно-художественный совет по монументальной скульптуре при Управлении культуры Ленгорисполкома рассмотрел проекты второго тура конкурса. Лучшим признан проект, сделанный молодым скульптором В. Бублевым. Гоголь изображен сидящим. Он скрестил руки и оперся на трость… Фигура установлена на гранитном пьедестале, спроектированном молодым архитектором Л. Прибульским. Памятник будет воздвигнут на Манежной площади, в сквере против Зимнего стадиона”.
В заметке сделаны две ошибки: во-первых, в 1952 году исполнилось не 150-летие со дня смерти, а 100-летие; во-вторых, постамент был спроектирован не Л. Прибульским, а Анатолием Прибульским (1916 – 1997); впоследствии он прославился как один из трех авторов гостиницы “Советская”. Что же до определения “лучший проект”, то назвать статую, предложенную Валентином Бублевым (род. 1928), лучшей трудно. Гораздо больше подходит эпитет “банальная” или “безликая”.
Искусственная поза решает две задачи: чтобы статую невозможно было упрекнуть в формализме и чтобы в ней не обнаружить какой-либо подтекст. Это было особенное умение мастеров социалистического реализма – избежать каких-либо обвинений, для чего надо было лишить работу заметных художественных приемов и содержания. В такой же позе, с опорой на трость можно изобразить целый батальон русских писателей (не случайно много позже возникла идея сменных голов с портретным сходством при неизменном универсальном туловище).
1954 год в эстетическом смысле – никакой. Искусство в целом к финалу сталинского режима свелось к угодничеству, главной целью которого было угодить начальству. “Оттепель” была еще впереди. И вся эта “промежуточность” отразилась на внешнем виде Гоголя.
Я думаю, это было понятно всем, поэтому после конкурса Бублеву предложили продолжить работу над памятником. Два года Бублеву понадобилось на то, чтобы посадить Гоголя с книгой в руках и тем практически повторить памятник Чернышевскому (1947) работы В. Лишева и архитектора В. Яковлева на Московском пр. Причем Гоголь с книгой должен был сидеть уже не на тихой Манежной площади, а на шумном Невском проспекте – в 1957 году памятник был заложен вторично на Невском пр. между зданиями бывшей Городской думы и Гостиного двора (сейчас там находится так называемый “павильон Л. Руска”).
Однако затем все работы остановили, несмотря на закладку памятника уже в двух местах. Из бесед со скульпторами я узнал, что есть мнение, будто противником монумента выступил тогда уже влиятельный Аникушин, который и убедил власти законсервировать работу над памятником. На мой взгляд, это правдоподобно, поскольку, во-первых, неудачницей во втором туре 1954 года оказалась жена Аникушина, Мария Литовченко, во-вторых, он всегда был против установки любых чужих работ, в-третьих, памятник Гоголю так и оставался “никаким”, пластически и концептуально пустым. Писатель с книгой в руках (очевидно, со своей, до 5 марта 1953 г. это могла быть книга Сталина “Вопросы ленинизма”) – что может быть банальнее, это вроде “Девушки с веслом” или “Пионерки с противогазом”. Статуя работы Бублева напоминала про фарфоровые статуэтки Ломоносовского завода, изображавшие актеров МХАТа в ролях из “Мертвых душ”.
Поэтому хорошо, что памятник так и не появился. Вместе с тем сложилась традиция относиться к этому непоставленному памятнику с повышенной нежностью и страдать по поводу того, что его нет на Манежной пл.
Гоголь с ними
Вновь о памятнике Гоголю заговорили лишь в 1990-е гг. В 1995-м об этом сказал председатель Комитета по культуре В. П. Яковлев: “Конечно, когда-нибудь памятник Гоголю появится, но стоять он будет не на Манежной площади, а ближе к Невскому, на Конюшенной”.
Можно подумать, что В. П. Яковлев это место и придумал, однако вскоре стало понятно, что придумали время и место совсем другие люди. 27 июля 1995 г. состоялась пресс-конференция Ассоциации государственных, коммерческих и некоммерческих организаций “Клуб “Невский проспект””, которая объявила о своем создании, а заодно сообщила о решении создать пешеходную зону на М. Конюшенной ул. и там же установить на средства Клуба памятник Гоголю. Этот “клуб знаменитых капиталов”, который, как потом выяснилось, частично состоял из авторитетных бизнесменов и джентльменов, ассоциирующихся у некоторых с т.н. “тамбовскими”.
Вскоре памятник Гоголю был указан в числе прочих в распоряжении мэра № 268-р от 28.03.1996: его создание планировалось на II – III кварталы 1996 г. 17 апреля 1996 г. мэром А. А. Собчаком было подписано еще и отдельное распоряжение, которым опять предписывалось открыть памятник Гоголю в 1996 г.
Реально открытие памятника Гоголю состоялось спустя 19 месяцев – 8 декабря 1997 года, а сам памятник оказался абсолютной неудачей, одной из самых “кричащих” за последние годы, а также тем, что тыльную сторону постамента украсили фамилии авторитетных донаторов, сам же Гоголь, как утверждали слухи, был похож на Владимира Барсукова (Кумарина), под которым якобы все-на-постаменте-перечисленные и ходили.
Позор для Петербурга
В книге А. П. Крюковских “Скульптура Санкт-Петербурга: Художественно-исторический очерк” ошибочно указано, что фигура Гоголя для этого памятника отлита по модели Михаила Белова, на Белова как на единственного скульптора указывали и СМИ.
На самом деле Белов выполнил эскиз, а модель сделал скульптор Сергей Астапов, однако Астапов затем отказался от своего авторства из-за низкого художественного качества получившегося памятника. Впоследствии Белов оказался автором памятника “Универсанту” на Менделеевской линии, по поводу которого Всемирный клуб петербуржцев издал 3 апреля 2008 года специальное решение как о самом неудачном монументально-декоративном объекте. Таким образом, автором памятника Гоголю является всемирно признанный неудачник среди петербургских скульпторов.
Был крайне недоволен качеством памятника Гоголю и архитектор Владимир Васильковский (1921 – 2002), который, по собственному признанию, первоначально сделал эскиз, на котором руки писателя были молитвенно сложены под подбородком. Архитектор видел Гоголя в состоянии крайней удрученности, молитвы, общения с Богом; Гоголя позднего периода, времени “Завещания” и “Выбранных мест…”. Дополнительно памятник – по замыслу Васильковского – был усложнен расположенной у основания фигурой Акакия Акакиевича, склонившегося над столом. Рядом висит шинель – та, из которой “мы все вышли”… Памятник же, который в итоге был установлен, никаких подобных (и вообще каких-либо) смыслов не содержит.
Статую на постаменте окружают четыре гигантских фонаря, поставленные к ней недопустимо близко: Гоголь оказался под караулом из четырех внушительного размера столбов.
Памятник вызвал злость у скульптора Левона Лазарева: “В городе появился ужасный памятник Есенину, – говорил он в 1998 году, – не лучше и Гоголю, конкурс никто не объявлял, на постаменте – позор для Петербурга – написано, что помогал ресторан такой-то. Старинную улицу – Малую Конюшенную – вконец испортили. Дурновкусие!”.
Для контраста могу сослаться на портрет Гоголя работы скульптора Алексея Архипова (1989, гипс, высота 55 см). Глубокая концептуальная вещь. Тут и комментарии в принципе не требуются, и сразу видно, что достаточно было скульптору сделать пальцами вмятины вместо глаз, как символические пустые глазницы сразу укажут на “русского Гомера”, который был не реалистическим писателем, а создателем эпоса, не столько описывавшим реальность, сколько прозревавшим мистическим зрением ее сокровенную суть. Это пример концептуального пластического мышления.
Вина Гоголя
Гоголю, одному из трех основных создателей “петербургского текста русской литературы”, занявшему место между Пушкиным и Достоевским, фатально не везло на памятники в Ленинграде – Петербурге. Размышляя об этом, я стал подозревать, что, скорее всего, сам же Гоголь об этом и позаботился: “Завещаю не ставить надо мною никакого памятника и не помышлять о таком пустяке, христианина недостойном”.
Это все равно что проклясть на годы вперед и пожелать: “Чтоб у вас у всех руки отсохли!” Они и отсохли.
Михаил Золотоносов
