Новость о том, что на 145-й день Олег Сенцов объявил о прекращении протестной голодовки, не то чтобы прошла совсем не замеченной. Но сегодня уже можно точно сказать, что сенсацией она не стала.
В своем письме Сенцов так объяснил причину отказа от дальнейшей голодовки: «В самое ближайшее время ко мне запланировано применение принудительного питания. Мое мнение при этом уже не учитывается». Иными словами, он заявил, что не имеет чисто физической возможности продолжать акцию протеста и по этой причине прекращает ее.
Реакция на это большей части сетевой публики, еще недавно пристально следившей за ходом голодовки Сенцова, – гробовое молчание. Почему так вышло? Ведь ещё совсем недавно было так много постов, статей, сообщений – и вот всё как-то слиняло и утихло. Причём начало стихать, когда голодовка ещё продолжалась, перевалив за стодневный рубеж. Думаю, ответ прост: когда что-то заведомо бесперспективно затягивается, то катарсиса не наступает. Вот и здесь он не наступил. Новость об окончании голодовки есть. Сенцов – жив. Но обратной связи не случилось, ибо ожидания многих не оправдались.
Одни ждали, что Сенцов героически умрет, и появится повод возмутиться, плюнуть в лицо власти (пусть и в кухонном разговоре), найти понимание у европейской общественности (Сенцов уже избран почетным гражданином Франции), etc. А там, глядишь, на Кремль, быть может, и обрушится, наконец, проклятье небес – как на Содом и Гоморру.
Другие надеялись, что «там, на земном верху», поймут, простят, помилуют и освободят.
Третьи хотели позлорадствовать: ничего, мол, у вас не вышло, сдался ваш герой! Но тоже не спешат это сделать сегодня – уж слишком долго и мучительно Сенцов сопротивлялся, слишком безвыходно было – и продолжает оставаться – его положение.
И даже те, кто отчаянно хотел, чтобы Сенцов плюнул на всё и выбрал жизнь, тоже не могут, наконец, вздохнуть с облегчением, ибо – как следует из его письма – это не был выбор заключенного между жизнью и смертью. Ведь если нет физической возможности продолжать голодовку протеста – по сути, нет возможности даже умереть – можно ли говорить о выборе? Выбор в условиях тотального игнорирования воли? Выбор сделали за Сенцова. И конец голодовки доказал лишь одно: один человек, каким бы он ни был мужественным, не может победить картельный аппарат…
Только вдумайтесь, что такое «принудительное питание». Да, государство как бы проявляет заботу о сохранении жизни. Но какой ценой и какими методами? И имеет ли оно на это право? И, напротив, не имеет ли каждый психически вменяемый человек своё собственное право на свою жизнь и свою смерть?
Правозащитник Сергей Григорьянц, несколько раз устраивавший протестные голодовки в тюрьме, рассказывает: «И закон содержания под стражей, статья 42, и уголовно-исполнительный кодекс, статья 101, предусматривает насильственное искусственное так называемое кормление. На практике – это тебе выворачивают руки за спину, расширителем, если ты сопротивляешься, железным выламывая тебе зубы, расширяют рот, вставляют шланг, и вливают искусственную смесь. Может это происходить и через ноздрю, что еще приятнее».
Странная, согласитесь, забота. Вы хотите выразить свой протест, пусть даже ценой собственной жизни? Но вам не дают этого сделать, о вас «заботятся»: «Не умирайте! Поживите еще 20 лет в тюрьме, помучайтесь! Мы сделаем из вас овощ, сохранив лишь вегетативные функции, тем более что вы уже и так “не в состоянии адекватно оценивать уровень здоровья и опасности ему грозящей”…»
Ситуация, когда нет права даже на свое тело, когда позволение нужно испрашивать не только на проведение митингов и маршей, но даже на собственную смерть… Amnesty International, точнее украинское ее подразделение, заявила о своем отношении к этой ситуации: “Мы заявляем о недопустимости принудительного кормления, которое является фактически разновидностью пытки, и требуем предоставления Олегу своевременной и эффективной медицинской помощи.
А с другой стороны, с ужасом понимаешь, что даже если бы Сенцов довел начатое до конца и погиб, большинство населения страны попросту перешагнуло бы через этот факт. Если посмотреть видео «театра doc.», устраивавшего спектакли-пикеты с плакатами: «Все нормально, просто 145 день в тюрьме умирает Олег Сенцов», видишь общую картину в миниатюре. Люди проходят мимо, люди говорят: «Не защищайте террориста». Ведь в глазах большинства это тоже «просто подонок», как и отравленный экс-шпион Скрипаль для президента Путина.
И всё же меня не оставляет ощущение, что прерванная голодовка Сенцова – незавершённый гештальт у общественности, ибо вся эта история закончилась на очень странной ноте, и никто так и не понял, что же все-таки произошло на политическом поле. Глядя на то, как долго и безрезультатно он мучился, все как будто смирились и замерли, не зная, чего вообще можно ждать в будущем от той реальности, в которой мы все существуем.
…Заявление о прекращении голодовки поступило 5 октября. 16 октября сестра Сенцова, Наталья Каплан, сообщила, что он в госпитализирован по причине ишемии сердца, аритмии, проблем с желудком, печенью и другими внутренними органами, подверженным необратимым последствиям. Трагическая ирония судьбы – в том, что, учитывая общее состояние Олега Сенцова, он действительно может умереть, несмотря на то, что голодовка завершилась. Только эта смерть, как бы это цинично ни звучало, будет уже никому не нужна.
И, возможно, упадок общественного интереса к делу Сенцова связан не только с тем, что ожидания не оправдались, а вся история затянулась. Бывает так, что человек становится маркером происходящего. Так вот феномен Олега Сенцова – это своего рода маркер общей несвободы в нашей действительности. Ситуация как в случае с авторитарной матерью, запрещающей подростку вообще все, что кажется ей неблаговидным: «Можешь протестовать, можешь делать что угодно, это ничего не изменит!» Вот и здесь так. Что бы он ни делал, что бы мы ни делали, это ничего не изменит. Феномен безуспешной голодовки Сенцова как будто вскрыл эту язву, о которой мы все хотим не думать. Может быть, поэтому публика и пребывает сегодня в такой растерянности.
Это какой-то вечный «арабо-израильский конфликт», когда никто не виновен и все виноваты, и нет и в обозримом будущем не предвидится разрешения и в то же время не покидает ощущение, что нужно как-то всё это, наконец, разрешить. Это какое-то ощущение безумия от невозможности преодоления тупика, когда одновременно не понимаешь, что ты лично мог бы сделать, но когда всё равно как-то стыдно и тошно. И как со всеми незавершенными гештальтами, это ощущение, пожалуй, останется с нами навсегда. Ну, или до тех пор, пока небеса не развернутся и не завершат этот проклятый гештальт.
Полина Агафонова
