Попади «Фаина» в сомалийский плен в советские годы, информация об этом событии лежала бы под грифом «совершенно секретно» лет 20–30. Но подписку о неразглашении тайны с капитана Никольского никто не брал. Поэтому в разговоре с нашим корреспондентом он был предельно откровенен. Настолько, что многие подробности пережитого приключения сначала могут показаться совершенно нереальными, даже дикими. Впрочем, этот плен в очередной раз показал, как по-разному могут вести себя люди, оказавшись в экстремальной ситуации.
Пять раз ставили к стенке
Захват судна произошел после обеда. Пираты команду согнали наверх, а старпома Виктора Никольского, который был у штурвала, поставили к стенке за то, что не остановил судно по первому требованию. Передернули затворы, но стрелять, к счастью, не стали. Никольского потом поставят к стенке еще четыре раза. Поводы будут самые разные – то не сказал, сколько осталось на борту дизельного топлива, то защитил молодого моряка, который повесил пулеметную ленту на дверь “ради прикола”… Как не сойти с ума, когда каждый день висишь на волоске от смерти?
– Молился Николаю Угоднику. Повесил портрет жены на мостике (жена капитана ушла из жизни в 2007 году. – Ред.), – говорит Никольский.
Делал главарю уколы в зад
Главарь пиратов Мохаммед, за получив судно, набитое танками и гранатометами, ликовал. Ему казалось, что за военный груз он может получить 6 миллионов долларов. Так и твердил по рации переговорщикам: “Сикес миллион”.
“Сикес” ему никто давать не собирался, Мохаммед свирепел на глазах, и тогда в переговоры с бандитом вступил капитан “Фаины”.
– На калькуляторе я ему показал, на какой выкуп он может реально рассчитывать, – рассказывает Никольский. – Специально подводил к оружию, мол, смотри, видишь, какое старое, написано “1979 год”. Он угрюмо кивал.
Но с Мохаммедом никто на переговоры не выходил. Судовладелец, наняв британских юристов (кстати, изрядно нажившихся на этой трагедии), вел бесполезные беседы с главарями сомалийских кланов.
Гнев Мохаммеда гасить приходилось самыми разными способами.
– Я говорил ему, какой он умный и дальновидный, давил на тщеславие, – говорит Виктор Анатольевич. – А однажды он приехал с берега какой-то озабоченный. Оказалось, был у проституток. И подхватил нехорошую болезнь. Я сказал, чтобы привезли антибиотики, и делал ему в мягкое место уколы.
Пираты, наблюдая благополучное выздоровление главаря, шептались между собой: “Шаман, шаман”. Самим пиратам Никольский мерил давление, выписывая им на бумажке показатели манометра, сомалийцы заходились от детского восторга. Впрочем, удивить и порадовать аборигенов было несложно.
– Они жевали травку. Я думаю, в ней был кофеин, так как они не спали по 10–15 суток. Я тоже попробовал. На вкус – чистая черемуха, – морщится капитан. – Пираты меня спрашивают: “Ну как ощущения?” А я им: “У нас в России такие деревья растут, а у вас – кустики”. Они аж ахнули от восхищения.
В трюме устроили зону
В первые месяцы плена за Никольским и остальными моряками велся неусыпный контроль. Морякам не разрешалось приближаться к пиратам ближе чем на два метра. Капитана Никольского даже отселили от всего экипажа на мостик.
– Специально делали так, чтобы между мною и экипажем не было хороших отношений, – рассказывает Никольский. – Чтобы мы не доверяли друг другу. Использовались самые различные способы. К примеру, к экипажу вниз спускался некий Сулейман, делился с ребятами сигаретками, а потом невзначай говорил: “Би-би-си передало, что мы еще одно судно захватили, неужели вам капитан ничего об этом не говорил, странно…”
И пираты в своих кознях весьма преуспели. Дошло до того, что к хорошим отношениям Никольского с главарем банды Мохаммедом некоторые моряки начали относиться с подозрением и даже ревностью.
– Я вам больше скажу: судовладелец посчитал, что у меня “стокгольмский синдром” (симпатия заложника к захватчикам. – Ред.). Мол, я с пиратами заодно, – улыбается капитан. – И, как мне стало известно уже после освобождения, шел даже разговор о моем физическом уничтожении.
О том, кто был способен это сделать (а принять заказ мог только член экипажа), капитан теперь говорить не хочет.
18 членов команды сразу после захвата пираты загнали в трюм. В маленькой девятиметровой каюте моряки в буквальном смысле лежали как шпроты в банке. Воздух можно было топором рубить. Матрацы гнили, сами моряки, хоть и мылись в морской воде, были грязными.
Верховодил в трюме боцман. И, как рассказывает Никольский, порядки им были установлены практически зоновские. Существовала своя иерархия – лидер, особо приближенные, изгои.
– Когда я увидел, что некоторые молодые ребята ходят голодные, сразу все понял. Спустился вниз и громко сказал: “Запомните раз и навсегда: командую здесь я! Вы когда-нибудь будете просить прощения за то, что делаете”.
– Кто-нибудь попросил уже?
– Да, – кивает головой Виктор Анатольевич. – Все извинились.
Несостоявшийся бунт
О том, чтобы поднять на корабле бунт, Никольский с товарищами задумался уже в декабре. Давило ощущение полной безысходности. Переговоры зашли в тупик. И казалось, что экипаж останется в сомалийском плену навсегда. Виктор Анатольевич составил завещание, написал письмо сыну Кириллу.
К тому времени пираты, устав от долгих переговоров, ослабили бдительность. Позволяли себе поспать после обеда, а, накушавшись наркотической травки, ходили по палубе обалдевшие.
– На мостике все время находились около десяти человек. Мы уже знали, что они физически не шибко сильны. Я с Сашей Присухой, вторым помощником, каждое утро делал зарядку. Приседал на одной ноге – “пистолетиком”. Отжимался с хлопком рук. Пираты пытались повторить то же самое, но все падали с первой же попытки. Предварительный план был такой – начнем вдвоем с мостика, бьем одного пирата, второго. Завладеваем оружием. Ну а потом что? Стрелять нельзя. Команду охраняли два вооруженных человека. Какая была гарантия, что они не расстреляют экипаж? Значит, нужно было искать сообщников уже в команде.
О заговоре скоро знал весь экипаж. Никольский оповестил всех о готовящемся бунте своеобразно. Зная о восторженном отношении пиратов к аппарату для измерения давления, капитан решил проверить физическое состояние своих моряков. Пираты разрешили, не догадываясь, что в это время Никольский вербует сообщников. Но на бунт согласились единицы.
Сначала дал добро старший механик – он в молодости служил в десантных войсках. Потом к заговору привлекли третьего помощника, моториста и матроса. Думали уже все вместе, как поступить с пиратами, – решили в результате, что убивать бандитов не будут, только оглушат и свяжут руки-ноги. Заговорщики успели даже тайком нарезать несколько металлических труб по 50 сантиметров. Думали вооружить ими команду. Но трубы так и не пригодились.
– Мы с вечера решили: завтра начнем, – говорит Никольский. – Но пираты вдруг резко усилили режим охраны. То ли их кто-то предупредил, то ли у них звериное чутье на такие вещи. Я дал отбой. Прошла неделя. Мы вновь начали суетиться. Был уже другой план – попробовать напасть на пиратов не на мостике, а в трюме, где находился весь экипаж. Но вскоре начались подвижки в переговорах, и мысль о восстании была нами забыта.
Пиратов потопили
За все четыре с лишним месяца плена попытки освободить экипаж предпринимали самые разные люди. Некий доктор Саид из Сомали, американцы, британцы…
– Однажды на связь вышла американка Мишель, имеющая очень большое влияние на верхушку Сомали, – рассказывает Виктор Анатольевич. – Она заявила, что спасла 400 моряков и 10 пароходов. Но в результате разрушила весь переговорный процесс. Судовладельцы говорят одну цену, а она другую – намного больше. И так два раза!
Поэтому в освобождение Никольский не верил до конца. Даже когда самолет сбросил на палубу мешки с деньгами – 3,2 миллиона долларов (деньги, по некоторой информации, заплатил Виктор Пинчук, зять Кучмы). Пираты вывозили их сутки. Уже ночью, когда пришла последняя шлюпка, стало понятно – вопреки достигнутым договоренностям с борта тащат оружие, которое везла “Фаина”.
– Я тут же связался с капитаном американского фрегата Бобом Кларком. Он поднял вверх военный вертолет.
Американцы догнали шлюпку с оружием уже около береговой линии. И потопили ее.
…В мае капитан Никольский снова уйдет в море. Бесценный опыт наверняка пригодится в новом походе – и дело не только в профессиональных навыках. Пережитое в Аденском заливе повлияло на его отношение к людям.
– Стал остро чувствовать ложь, – признается Виктор Никольский. – Считываю ее мгновенно.
