Уходящий год можно смело назвать годом феминизма: в головах всех, кто до сих пор интересуется новостями и журналистикой, окончательно укоренились такие слова, как «харассмент», «объективация», «гендерное насилие», «виктимблейминг». Только ленивый не натыкался в ленте на новости про главреда Медузы, на чью-нибудь внезапную исповедь о страшной жизни среди насильников, на длинное объяснение, чем «сальный взгляд» отличается от обычного.
Одной из главной причин резкого повышения всеобщего внимания к проблеме насилия над женщинами послужила новость о домогательствах голливудского продюсера Харви Вайнштейна, которого обвинили более 80 женщин. И вы, быть может, справедливо заметите: «Да это же было ещё в 2017-м!». Верно! Но в октябре, и потому может считаться стартовой подготовкой к генеральному наступлению феминизма в 2018-м.
Харви Вайнштейн, с которого все началось
Случился «Эффект Вайнштейна». Всего лишь за месяц (октябрь) 2017 в США были обвинены в домогательствах, как минимум, 38 статусных мужчин. В англоязычном Фэйсбуке запустили флэшмоб с хэштегом #MeToo, где пользовательницы рассказывали о своём травматическом опыте общения с мужчинами.
Русскоязычные и украиноязычные пользовательницы тоже не растерялись и возобновили флэшмоб ЯНеБоюсьСказать с аналогичным посылом. И в самом конце года, чтобы не только женщинам скучно не было, Центризбирком допустил (внезапно) Ксению Собчак до президентских выборов, что заставило политически ангажированных граждан реагировать не только на вопросы о самостоятельности Собчак, но и на вопросы «Почему статусных мужчин больше, чем статусных женщин?».
Тем временем российской интернет-общественности пришлось срочно и мучительно привыкать к новому мейнстриму, названий которому уйма: «феминизм», «профеминизм», «борьба с гендерным неравенством» и многое другое.
И, наконец, 2018 год!
Он сразу же начался плохо. Скандальное ток-шоу «Пусть говорят» на Первом канале выпустило целых 5 серий про 16-летнюю Диану Шурыгину, где она подробно рассказала, что её изнасиловал 21-летний Сергей Семёнов на пьяной вечеринке. История разлетелась в соцсетях, потому что ток-шоу было выстроено таким образом, что Шурыгина и её семья были выставлены бенефициарами сложившейся ситуации (популярность девушки и денежная компенсация) и обвинялись в лжесвидетельстве. Это заставило фем-активисток писать многочисленные тексты про данный кейс и культуру изнасилования (которая, согласно мнению феминисток, царит в тех обществах, где сексуальное насилие над женщинами нормализировано).
Закончился 2018 год на минорной феминистской ноте. Сложно сказать, что разволновало людей больше: харассмент Ивана Колпакова, главреда издательства «Медуза», или двуличная позиция редакции СМИ, решившей на депутата Слуцкого (перед тем жарко обвинявшегося «Медузой» в домогательствах по отношению к журналисткам) сесть, и Колпакова не съесть. Более подробный анализ ситуации можете прочитать здесь.
А еще чуть позже преподавателя НИУ Высшая школа экономики (ВШЭ) в Москве также обвинили в харассменте, притом не как-нибудь, а со страниц модного в узких интеллектуальных кругах журнала DOXA. И не абы как, а заровняв под флагом благих намерений заодно и студентку, с которой преподаватель находится в романтических отношениях. Более детально с этой историей можно ознакомиться здесь.
И это, естественно, далеко не все кейсы.
Вопрос напрашивается один: почему мы всё это начали обсуждать именно сейчас? Почему, читая каждый год миллион новостей про зверские убийства на сексуальной почве и зная, что «дядя Коля из третьей парадки бьёт тётю Машу до полусмерти», мы всерьёз оживились лишь после домогательств голливудского продюсера (к тому же не особо похожих на «классическое изнасилование»)? Почему кейс Колпакова оказалось намного более резонансным, чем дело сестёр Хачатурян, когда три девушки подросткового возраста убили отца-тирана в целях самообороны? А, оказалось, ответ на этот вопрос не нужен. Потому что у всех этих проблем, согласно феминистскому учению, от сальных взглядов до зверских убийств, один корень зла, называемый «ОБЪЕКТИВАЦИЯ». И потому история с Вайнштейном – так же значима, как и любая история с реальным изнасилованием и убийством. Просто Вайнштейн – фигура медийная, и на его примере легче «вскрыть проблему» и ампутировать «корни зла».
С подачи феминисток оказалось, что объективация женщин, или их «опредмечивание» (восприятие сугубо как объекта мужского, преимущественно телесного потребления), позволяет мужчине относиться ко всему феминному как второсортному сырью, которое он вправе использовать так, как хочется. Как убеждены феминистки, мужчины, воспитанные на канонах «патриархального, маскулинного общества» (а всё современное общество, согласно феминисткам, именно таково), имплицитно исходят из того, что главные задачи женщины — обслуживать и развлекать мужчину. Специально для этого мужчины придумывают приятные им «фантики» для женщин (фигура «песочные часы», мини-юбка и декольте), а также «вкусное» содержимое (например, покорность). Если женщина не удовлетворяет этим критериям, нужно придумать, как брать её силой, и тут доступны разные варианты: от безопасно-куртуазного, заманивая хитростью с гитарой и шампанским, до агрессивного — гитарой по виску, а дальше сами понимаете. Иными словами, по мнению профем-сообщества, всё это взаимосвязано: где сальный взгляд, там и домогательства, где домогательства, там и изнасилование, где изнасилование, там и убийство. Возможно, когда-то и родители были правы, говоря нам: «Где четвёрка, там и тройка, где тройка там и двойка, а там уж в институт не возьмут, и сопьёшься где-нибудь на вокзале». Знайте: если вы всё еще не на вокзале, то «лучшее, конечно впереди»…
Думаю, однако, что патриархальное общество здесь ни при чём. И от объективации женщин бедным мужчинам, похоже, не спастись. Главным образом, конечно, от сексуальной объективации женщины, как от самой гнойной и зудящей язвы на изуродованном теле, внутри которого – прекрасная толерантная душа. В своё время, как мы помним, от греховных помыслов (а это суть та же «объективация женщин») пытались уберечься самые ярые целомудренники и безбрачники – монахи. Вотще. Доспасались в итоге до инквизиции и прочих милых перверсий, включая педофилию.
Сексуальная объективация — бич нашего (или любого?) времени: женщина должна выполнять сексуальные желания мужчины, она должна быть привлекательной, она призвана МАНИТЬ. ДУРМАНИТЬ. ЗАЗЫВАТЬ.
Кроме этого, полагаю, что не слишком ошибусь, если предположу, что в некоторых (как минимиум) случаях без «объективации» женского (и даже мужского) тела невозможен половой контакт как таковой, а возможно лишь целомудренное общение бесполых ангелов. Доказательств тому уйма: особенности физиологии людей (хотя, возможно, и не всех), большое количество любителей порнографии (порно – один из самых популярных запросов в интернете), а также известные культурные сюжеты. Греческий буколический роман «Дафнис и Хлоя» с описанием физиологии соития («…и тогда-то узнала Хлоя, что все, чем в дубраве они занимались, были только шутки пастушьи»); эротические гравюры XVI-XVII веков, бесконечные оды Пушкина женским «ножкам» (и в целом феномен футфетишизма), эротика Серебряного века – картины Константина Сомова («Обнаженные» и др.). Специально подчеркну, что объективация тела в культуре касается и гомоэротических сюжетов. Вот, например, фрагмент стихотворения Михаила Кузмина:
И сладко погрузить клинок
До самой, самой рукоятки!
Вонзить и долго так держать,
Сгорая страстью и отвагой,
Не вынимая, вновь вонзать
И истекать любовной влагой!
Разлился соловей вдали,
Порхают золотые птички!
Ложись спиною вверх, Али,
Отбросив женские привычки!
М. Кузмин. Али (1918)
Но бог с ней, с физиологией. Выйдем за рамки проблемы эрекций и пенетраций и посмотрим на проблему объективации шире. И в этой случае мы увидим, что борьба с ней заведомо обречена, а по сути зловредна. И на то есть, по крайней мере, три веских причины.
Причина №1: Объективация – не синоним насилия. Объективация женщин и насилие над ними — это как чай и сахар. Могут сочетаться, а могут и нет. И, самое главное: первое не порождает с неизбежностью второе.
Но сперва – цитата из книги Андреи Дворкин (1946-2005), американской радикальной феминистки и писательницы, получившей широкую известность из-за резко негативного отношения к порнографии, которая, согласно мнению Дворкин, тесно связана с изнасилованием и другими формами насилия над женщинами.
«Изнасилования выгодны всем мужчинам – потому что всем мужчинам выгодно отсутствие свободы у женщин в этом обществе, женская забитость, женский страх, женская боязнь защищать свои и без того ограниченные права – и все это из-за вездесущей, преследующей нас всю жизнь угрозы изнасилования». Феминизм: повестка (1983). Андреа Рита Дворкин.
Андреа Рита Дворкин
В этой цитате, как нетрудно заметить, все мужчины представлены как потенциальные насильники, и если не совершающие реальных насилий, то стопроцентно мечтающих о них.
Рискну, однако, предположить, что это не так. И что к насилию приводит не объективация женщины как таковая, а нечто совсем иное. А именно, игнорирование прав человека — и в этом принципиальная разница. Без уважения к правам человека субъект (неважно, мужского или женского пола), скорее всего, обречён на жлобское поведение, домогательства, распускание рук или убийства, если только он не воздерживается от преступлений и проступков под страхом закона или общественного осуждения. Рассмотрим несколько наглядных примеров и сразу уточним, что под словом «этичный» имеется в виду «уважающий права человека».
Кейс первый: Этичный объективатор. Мужчина N. очень хочет «затащить в постель» женщину NN. и доминировать над ней — чтобы она была «объектом», слушалась его, а после сварила ему борщ и бесшумно удалилась из его квартиры. При первой же выдавшейся возможности мужчина подходит к NN. и предлагает ей всё желаемое напрямую: от секса до борща. Женщина либо соглашается, либо отказывается. Во втором случае N. больше не докучает ей предложениями.
Насилия нет, объективация есть.
Кейс второй: Неэтичный антиобъективатор. Женщина NN. должна мужчине N. две тысячи евро, которые N. сам взял в долг, и долг уже настоятельно просят вернуть. N. знает, что женщина имеет богатых близких родственников и теоретически может занять у них, чтобы отдать деньги ему, но отказывается это делать из-за принципов. Для того, чтобы разобраться с NN., мужчина просит знакомых мафиозников, чтобы те поговорили с ней и без физического взаимодействия устрашили её.
Насилие есть, объективации нет.
Кейс третий: Этичный антиобъективатор. Мужчина хочет, чтобы женщина поиграла с ним в гольф, потому что они оба любят играть в гольф, а затем они пообедали. После того как он ей это предложил, так оно и случилось, ведь они лучшие друзья.
Насилия нет, объективации нет.
Кейс четвертый: Неэтичный объективатор. Мужчине N. понравилась в баре женщина NN. Он подкрался к ней возле туалета, зажал ей рот рукой, затолкал в туалет и изнасиловал, зная, что в баре темно и шумно, следовательно, никто ничего толком не увидит, не услышит и не поймёт. Спустя пару дней N. хвалился этим случаем перед своими приятелями, один из которых сказал, что это преступление. N. сказал, что та девушка была пьяная и слишком откровенно одета.
Насилие есть, объективации есть.
Итак, путём несложных умозаключений мы выяснили, что насилие появляется не там, где начинается объективизация, а там, где кончаются права человека. Мужчина-мафиозник и мужчина-насильник не уважают не женщин, а людей вообще, и применяют насилие только в том случае, когда они превосходят жертв по релевантным критериям. Иначе говоря, потому что они сильнее. Мафиозник сильнее женщины, потому что у него есть друзья-бандиты, а не потому что он мужчина. Насильник сильнее женщины, скорее всего, потому что он просто физически больше и тяжелее на четверть центнера, и если бы насильник был мускулистым геем и объективировал более слабого мужчину, разницы бы не было.
Феминистки могут здесь возразить: во всех случаях преступления случались из-за так называемой токсичной маскулинности, то есть норм мужского поведения, поощряющих насилие. Однако, в итоге анализа приведенных примеров, мы получили не токсичную маскулинность, а токсичную «сильность», потому что все преступления внегендерны, включая изнасилования и убийства. Систематичность насилия над женщинами обоснована тем, что среднестатистическая женщина физически меньше и слабее такого же среднего мужчины, однако это не значит, что у каждого мужчины есть соблазн бить или насиловать женщину. Соблазн есть только у такого человека (в т.ч. и женщины), кто не уважает человеческих прав, будь он сколь угодно силён или слаб.
А чтобы искоренить ту «токсичную маскулинность», о которой говорят феминистки и которая подразумевает любые формы сексуальной активности мужчин в отношении женщин, начиная от «сальных взглядов» и «нескромных предложений» – и кончая реальным насилием, нужно сделать всех людей одинаковыми, прежде всего, физически. А ещё лучше – пойти по стопам реваншизма: сделать всех цисгендерных белых гетеросексуальных мужчин слабее. Модифицировать всех-всех в анорексичных, болезненных и низких кастратов. А затем женщины и гендерквиры (люди других идентичностей), как у Ницше, начинают захватывать мир из чувства мести и зависти и молятся воскресшей Андрее Дворкин. Даже гордость берёт, что такой сюжет пришёл в голову именно мне, а не Александру Беляеву с его «Головой профессора Доуэля»!
Причина №2. Объективируют не только женщин, а вообще всех людей. И некоторых – сильнее и тотальнее, чем женщин.
Но сперва – вновь цитата из А. Дворкин:
«Одна из тех вещей, которые делает женское движение — оно заставляет вас чувствовать боль. Вы чувствуете собственную боль, боль других женщин, боль сестер, чью жизнь вы даже представить не можете. Вам потребуется огромная смелость, чтобы принять тот факт, что если вы посвятите не три месяца и даже не год или два года, а всю свою жизнь феминизму, женскому движению, тогда вам придется пережить много боли». Феминизм: повестка (1983). Андреа Рита Дворкин.
В первом аргументе уже был затронут этот тезис, когда мы рассматривали кейс с насильником-геем. Да-да: «опредметить» можно кого угодно! Вы никогда не задумывались, почему мы упорно не замечаем тех, кто точно не может противостоять ужасам объективации? Чаще всего опредмечивают даже не женщин, а — о боже! — собственных детей. Имея в виду большой культурный бэкграунд в виде литературы, живописи, кинематографа и прочих произведений искусства, можно смело заявить: очень часто родители хотят видеть в своих детях «продолжение себя», и неважно, для чего этих детей изначально рожали. Редкий родитель думает так: «Мой ребёнок — не я сам. Он личность, которая имеет право учиться на двойки по математике, в 15 лет начать принимать наркотики, даже если я буду хорошо его воспитывать, а также бить татуировки на лице. Мой ребёнок вполне может совершить убийство, и я ничего не могу с этим поделать. Мой ребёнок может стать тупым моральным уродом».
О-о-о, нет! Чаще родители думают примерно так (конечно, не все, но многие…): «Мой ребёнок будет отличником в классе и хорошим хоккеистом, потому что я хочу им гордится. Я обязан дать ему высшее образование, чтобы он устроился на высокооплачиваемую работу, отличал Гегеля от Шлегеля и Руссо от Пикассо. Мой ребёнок обязательно будет жить хорошо, он должен жить лучше меня во всех отношениях».
Или даже так: «Отдам ребёнка в музыкальную школу. Я сам был самоучкой и вся страна пялилась на таких же дилетантов, как Шевчук и Макаревич. Так пускай хоть дитятко нормально играет. Ну там Бетховена с Шопеном, чтобы по красоте всё было».
И да, ребёнок завалил хоккейную карьеру из-за травмы, с треском поступил в местное музыкальное училище (и то лишь бы не идти в армию). Мы привыкли говорить: «Виноваты родители, относятся к ребёнку как к своей игрушке». Так может, запретить всем родителям на свете отдавать детей в те кружки, в которых родители сами хоть немного смыслят? Хотите отдать сына в хоккей? Ради бога, но только если сами не знаете, что такое шайба! Умеете играть на гитаре? Никакого рок-н-ролла для ребёнка! Лучше отдайте в хоккей… Примерно так, наверное, мог бы выглядеть радикальный «педунизм», если бы кто-то догадался его теоретически оформить.
Причина №3. Мужчинам нельзя запретить думать вообще о чём-либо, даже если это мечта о мировом господстве.
И – вновь цитата. «Анти-феминизм есть прямое выражение мизогинии. Это политическая защита женоненавистничества». («Anti-feminismis a direct expression of misogyny; it is the political defense of women hating») «Woman Hating» (1974). Андреа Рита Дворкин.
Пожалуй, самая большая проблема феминизма и его адептов состоит в том, что мы не живём в трактатах Дени Дидро и феминизм никогда не сможет стать «естественной религией», против которой «никто не выдвигает никаких возражений и все приверженцы других религий согласны признать в ней истину». Нельзя, даже очень стараясь, заставить всех токсично-маскулинных еретиков уверовать в феминизм, как когда-то белые мужчины пытались всем навязать христианство и сделать библейские заповеди повсеместными. Впрочем, что интересно, неактуальными из заповедей остались только морализаторские максимы вроде «почитай отца твоего и мать твою» или «не прелюбодействуй». Либеральные же заповеди, такие как «не убий» или «не укради», по факту оказались внеконфессиональными.
В этом плане феминизм – ближе к морализаторствующей, запретительной религии, чем к религии либеральных максим. Феминизм строится на тезисе об объективации женщины, которая в итоге оказывается жертвой угнетения. Но сама по себе объективация, как мы уже выяснили, преступлением не является. А является лишь определенным отношением, на которое каждый имеет право, пока не нарушает чужих свобод. В итоге от феминизма остаётся только почти тоталитарно-сектантская нравственная шелуха.
Веру в права человека тоже навязать нельзя, однако для безопасности людей придуманы разные законы, предусматривающие те или иные наказания убийцам, насильникам, ворам и прочим преступникам. Люди вполне могут не совершать преступлений лишь под страхом наказания, оставаясь злобными моральными уродами, но в конечном счёте это оказывается благом, потому что никто не пострадал. В том числе криминализация домашних побоев – отнюдь не гендерный вопрос, потому что насилию может подвергнуться любой член семьи, например, 18-летний сын или 77-летний дед. Так зачем нужен феминизм, чтобы с этим бороться? Какие специфически феминистские законопроекты в этом случае предложены? Насколько я знаю, никаких.
Зато феминистки предлагают ввести систему законодательных запретов на целый ряд видов общественной жизни и деятельности.
1) Проституция: запретить проституцию, ввести «шведскую модель» (когда виновен клиент, а не проститутка), и всё будет хорошо.
На самом деле это не так. И дело даже не в том, что многие (хотя, к счастью, и не все) либеральные европейские страны не позволяют людям свободно распоряжаться собственными (!!!) телами, платить налоги и чувствовать себя в относительной безопасности, а в том, что власти таким образом лишь способствуют теневым методам торговли людьми. Женщины, которые хотят, чтобы секс с ними был оплачиваемым, вынуждены выходить на улицу, связываться с бандитами и сутенерами, и отследить реальное насилие в этой сфере становится нереально. Примерно так же нереально, как и отследить насилие над рабочими-мигрантами в России, которых селят по пятьдесят человек в одну бытовку, не платят им зарплату и всячески издеваются над ними. «Шведскую модель» можно назвать «успешным соломоновым решением» только потому, что мы никогда не узнаем о статистике «теневой» проституции. BBC публиковали текст, почему такой подход не работает в европейских странах.
Американские власти, впрочем, пошли дальше и решили запретить показывать женские соски в интернете, размещать в Сети любую рекламу с услугами 18+ и прочий шок-контент, что вызвало закономерные негодование и протесты не у токсичных мужчин, а у возмущенных секс-работниц.
2) Порнография: запретить людям быть голыми перед камерой и монетизировать это «все эти грязные делишки».
«Порнография – это пропаганда ненависти к женщинам. Она не только подстрекает к насильственным действиям против нас, но и утверждает, что мы это любим. Порнография – это чрезвычайно актуальная, энергичная и эффективная система ценностей, но также это и формирование навыков поведения.
Люди говорят «Да ладно, порнография – это всего лишь картинки для мастурбации, она никому не приносит вреда». Но оргазм – очень серьезное поощрение, не правда ли? Вспомните о собачках Павлова. Они не просто думали об испускании слюны, они действительно пускали ее. Они делали то, чему их научили. Точка. А теперь подумайте о порнографии. Дегуманизация является основным содержимым всей порнографии, без исключений». Андреа Рита Дворкин.
Сразу стоит сказать, что здесь мнение феминисток разделяется: среди них много секс-позитивных женщин, более того, некоторые феминистки сами тоже снимают порно.
Но, допустим, победили радикальные феминистки-порнофобки. В этом случае под запрет угодят не только соски в Интернете и жёсткие БДСМ-ролики, но и всякие «ржачные» видеоприколы, вроде «Как я сел на бутылку». Будут запрещены фильмы, где актёрам пришлось заниматься сексом по-настоящему: фильмы Гаспара Ноэ, Ларри Кларка и, конечно, Ларса фон Триера. А дальше наденем комбинезоны на статуи греческих богинь, снесём эротический музей в Индии (и вообще везде), Камасутра будет новой «Майн Кампф» XXI века…
Кстати, заниматься всеми этими делами вместе с прогрессивным профем-сообществом будут Виталий Милонов и уже забытый депутат Худяков, который в следующий раз станет искать на купюрах уже не мужские, а женские гениталии.
3) Запретить статусным мужчинам встречаться с менее статусными женщинами. Начальникам — с подчиненными, преподавателям — со студентками, а президенту — вообще ни с кем в рамках своей страны.
Подробнее здесь. И здесь.
И много-много чего ещё можно запретить («телесную» рекламу, красивые лица женщин по телевизору, романы Генри Миллера, «Песнь песней» царя Соломона и т.д.), если пойти по дороге «борьбы с объективацией женщин». Развесить везде портреты А.Т. Дворкин и устраивать двухминутки ненависти к Харви Вайнштейну….
Морали в тексте нет: он не призывает остановить борьбу против вездесущей объективации, ведь эта идиотская борьба продолжится в любом случае, и толерантный пожар ещё совсем не скоро потухнет. Данный текст — попытка объяснить, почему такая борьба не даёт никаких плодов, кроме всеобщей озлобленности; почему количество изнасилований и убийств только увеличивается с каждым днём, несмотря на популярность gender studies. Потому что все пути антиобъективаторов и поклонников тотальной толерантности оказались тупиковыми, а спасительные ответы так и остались одиноко томиться в рамках классического либерального дискурса.
Дина Тороева
