Археологи, работающие на раскопках шведских крепостей Ниеншанц и Ландскрона, обнаружили там же неолитическую стоянку. На этом участке, как известно, собираются построить «Охта центр», поэтому все археологические находки имеют не только научный интерес.
Олег Иоаннисян, зав. сектором архитектурной археологии Эрмитажа, заявил “Городу 812” (см. № 10 за 2009 год), что поскольку руководством археологической экспедиции принято решение раскапывать неолитическую стоянку, которая находится ниже уровня Ниеншанца, то “Ниеншанца больше нет”, и защищать его с точки зрения археологии уже не имеет смысла.
На самом ли деле остатки Ниеншанца уничтожены ради неолитических находок? – с таким вопросом мы обратились к руководителю Санкт-Петербургской археологической экспедиции, ведущей археологические раскопки на территории будущего “Охта центра”, Петру Сорокину.
– Так вы действительно срыли Ниеншанц до основания?
– Это не так. Раскопана только пятая часть крепости.
– Ваши работы финансирует “Газпром”. По-моему, он не должен быть слишком заинтересован в том, чтобы вы что-то нашли?
– Наши работы финансирует ОДЦ “Охта центр” на основании закона об объектах культурного наследия. Финансирование работ беспрецедентно и по масштабам затрачиваемых средств, и по количеству привлеченных людей. Над местом раскопов установлены ангары. Они отапливаются, происходит откачка воды, демонтируются остатки коммуникаций “Петрозавода”. Все это у нас прецедентов не имеет.
– Но вы же и до этого здесь работали.
– Мы начали работать на этом месте в 1993 году. В 2001-м территория получила статус охраняемой зоны. За это время мы раскопали 100 квадратных метров. За последние два года с началом охранных раскопок, финансируемых “Охта центром”, мы раскопали участок памятника площадью 14 000 кв. метров. У нас круглогодично работают 200 человек специалистов. А есть еще люди, которые выполняют черновые работы. Последние полтора года раскопки идут беспрерывно.
– Вы должны в итоге раскопать всю территорию Ниеншанца?
– Раскопки проходят в пятне строительства. Так положено по закону о территориях, на которые распространяется охранный статус. А у этой территории есть охранный статус, как у выявленного археологического объекта. То есть мы должны исследовать все пятно строительства. В настоящее время исследовано порядка 40 процентов пятна застройки. Часть территории, вероятно, будет не так интенсивно исследоваться. Будем вести наблюдение за строительными работами и в случае необходимости их останавливать.
– Объясните по-простому – что вы хотите здесь найти?
– Главные цели охранных раскопок – сохранение исторической информации, содержащейся в культурном слое и исторических сооружениях. В том числе – обнаружить все, что осталось от Ниеншанца. Но здесь стояла еще и Ландскрона, это крепость XIV века. Все находки извлекаются, обрабатываются, исследуются…
– И что-нибудь удалось узнать такого, о чем вы раньше не знали?
– Письменные источники неполные, а для ранних эпох нет вообще никаких источников. В результате раскопок мы уже получили очень много ценной научной информации. Особенно по эпохам до Ниеншанца. Здесь, кстати, было два Ниеншанца – первой половины XVII века и второй половины XVII века. Они занимали разные позиции на местности. Для позднего Ниеншанца архивных материалов много. А вот шведские планы, на которых изображен Ниеншанц 1-й половины XVII века, достаточно примитивные. И мы можем понять, как он выглядел, только на основании археологических раскопок.
Не говоря уже о Ландскроне – сооружении XIV века, о котором есть только отрывочные и не всегда объективные описания. В русской летописи говорится, что это была довольно мощная крепость, но из чего она была построена – не сказано. В шведской хронике есть некоторые подробности. Но раскопки показали совсем другую картину.
– А что осталось от Ландскроны?
– От Ландскроны осталось две линии рвов. И это фортификация совершенно другого типа, чем та, которая описана в шведской хронике.
– Ландскрона была большим поселением?
– Это не поселение, а военная крепость эпохи крестовых походов. Тергильс Кнутсон, построивший Ландскрону, за семь лет до этого основал Выборг. С основанием Ландскроны появилась опасность, что шведы полностью перережут выход к Балтике и возьмут под контроль ижорскую землю, как Выборг взял под контроль Карелию (известно, что выборгская крепость ни разу не была взята русскими войсками). По описаниям, в составе шведских войск в Ландскроне было порядка 1100 человек, это достаточно крупная для того времени сила. Представления, что в армиях XIV века были десятки тысяч бойцов, не находят никаких подтверждений. За несколько летних месяцев шведы практически построили Ландскрону. И сейчас, сравнивая исследованную часть с размерами Выборга, мы можем сказать, что Ландскрона была больше первоначального Выборга. Хотя в отличие от выборгской крепости эта крепость была деревоземляная. Доставлять камни сюда было очень сложно.
– Но она и недолго устояла.
– В 1300 году, когда сюда подошли новгородские войска, они не смогли взять крепость. В следующем году Ландскрона была взята штурмом – гарнизон остался в ней небольшой, и он практически весь погиб, сражение было ожесточенным. Это видно по нашим находкам.
– А что потом было?
– Если верить летописям, новгородцы Ландскрону “сожгоша и разгребаша”. Что “сожгоши” – подтверждается. А “разгребаши” – нет. Рвы Ландскроны стояли здесь не засыпанными до постройки Ниеншанца.
– Ниеншанц тоже был земляной?
– Да, в основном земляной. Но другой конструкции. В Ландскроне рвы облицовывали деревянными плахами – они удерживали песок от оползания, а Ниеншанц был облицован дерном.
– Такое земляное устройство Ниеншанца – это типичная конструкция того времени?
– Неизвестно – типичная или нет. Деревоземляные крепости XVII века у нас в стране никогда не раскапывали. И на Западе тоже пока никаких аналогов нет. Хотя, вероятно, это была достаточно типичная конструкция. Ниеншанц был небольшой крепостью. Гарнизон примерно шестьсот человек.
– Кроме рвов, ничего не сохранилось?
– Мы нашли только заглубленные в грунт сооружения. Обнаружили, например, колодец. Внешняя поверхность крепости, по которой ходили люди, уничтожена за время существования тут верфи в XIX и XX веках.
– Так, значит, кроме шведских крепостей вы нашли еще и неолитическую стоянку.
– При расчистке рвов Ландскроны обнаружили неолитические слои. Они датируются временем, отстоящим от нашего на четыре – пять тысяч лет. И это не просто неолитические слои, а очень значительные по площади стоянки.
– Здесь 5 тысяч лет назад люди постоянно жили?
– Предположить, что здесь было одно огромное по площади неолитическое поселение, – невозможно. Не исключено, что стоянки были сезонные – люди приходили сюда для рыбной ловли. Каждый год приходили, поэтому и такая большая площадь находок. Мы нашли много каменных орудий, осколки посуды, остатки жилищ. Но слой несколько размыт. Это связано с каким-то длительным затоплением. Эта территория долго находилась под водой.
– Наводнение?
– У нас есть предположение, что это был прорыв Невы.
– А когда Нева появилась?
– По оценкам геологов, чуть больше двух тысяч лет назад. Образование Невы связывают с переполнением Ладоги. Раньше из Ладоги не вытекало ни одной реки. И в определенный момент произошел прорыв. В итоге эта территория оказалась под водой.
– Может, это был Всемирный потоп?
– Нет, он был раньше.
– Неолитические находки действительно важнее, чем Ниеншанц с Ландскроной?
– У нас нет таких понятий – “более важно”, “менее важно”. Первая неолитическая стоянка на берегах Невы или Ниеншанц – все важно. И не только для Петербурга, но и для мировой науки.
– Ваш коллега Иоаннисян говорит, что у вас было два пути: обнаружив исторический объект – скажем, остатки Ниеншанца, остановиться и прекратить дальнейшее вскрытие. Или “копать до неолита”.
– Раскопки по правилам должны быть доведены до материка.
– Материк – это что такое?
– Это некоторая поверхность, ниже которой следов жизни человека уже нет. Но в нашем случае, конечно, вопрос непростой. Когда во время раскопок обнаруживаются какие-то сооружения, они должны сохраняться, поскольку являются памятником. Но чаще всего это применимо к архитектурным объектам. А в данном случае речь идет о деревоземляных конструкциях, сохранить которые достаточно сложно.
– А что с ними обычно делают?
– Чаще всего в археологии они разбираются, чтобы понять, каким образом создавались.
– И вы все остатки рвов Ландскроны и Ниеншанца разберете?
– Я не уверен, что мы должны их исследовать на сто процентов. Мы понимаем, как они конструктивно выглядели, уже нет необходимости разбирать их по всему объему. Необходимость раскопок есть там, где имеются неолитические слои. Но они не на всей территории распространения рвов. Поэтому может быть принято решение сохранить рвы.
– А кто принимает такое решение?
– Учитывая высокую значимость этих объектов как для города, так и для страны, решение должно приниматься комплексно, на уровне органа охраны памятников, специалистов. Они могут принять решение о музеефикации остатков Ниеншанца, то есть об их сохранении и дальнейшем экспонировании, конечно, учитывая будущее строительство.
– То есть вы не будете больше рвы раскапывать, если там нет неолита?
– Нет, мы предполагаем раскапывать, но не разбирать часть конструктивных элементов рвов. Надо провести раскопки на всей территории и решать, что с этим делать. Для любого археолога – чем больше остается исторических сооружений, тем лучше, это одна из целей нашей работы.
– На этой территории объекты разных эпох. Какой эпохе надо отдать предпочтение, если они накладываются друг на друга?
– Колышек неолитического периода не музеефицировать. Консервация рвов Ландскроны тоже очень проблематична. В настоящее время рвы Ниеншанца и Ландскроны представляют собой котлованы. В естественном виде они не сохранятся и двух лет. После первого дождя будут оплывать.
– И что же тогда делать?
– Чтобы показать, как выглядел конструктивно ров Ландскроны, можно сделать реконструкцию – то есть восстановить те деревянные плахи, которые не давали рву осыпаться. Нужно сохранить в ландшафте участки укреплений Ниеншанца, как сохраняются другие древние городища с земляными рвами и валами. Такое сохранение предусмотрено законом.
– Это же будет новодел.
– Да, воссоздание применяется в исключительных случаях. Один из вариантов музеефикации – сохранение участков рвов. Второй вариант – трассирование прохождения рвов на местности – мощением, углублением. Я предлагаю уже в настоящее время внести в проект строительства план обнаруженных элементов исторических сооружений. Потом создать компетентную комиссию из специалистов по фортификации, по музейному делу, которые выработают свои рекомендации. Накопленные материалы позволяют ставить вопрос о создании здесь археологического музея Петербурга.
– А куда сейчас деваются найденные вами вещи?
– Они находятся у нас на изучении. Археологи имеют право в течение трех лет исследовать находки, а потом передать на государственное хранение.
– В какой музей собираетесь их отдать?
– Мы предлагаем поместить их в создаваемый музей археологии Петербурга. Сейчас у нас такого музея нет. Но такие музеи существуют во многих городах. Взять, к примеру, Москву.
– Создание нового музея – сложный процесс. Он уже куда-то пошел?
– Идею поддержали Комитет по культуре, губернатор, “Газпром”. В проекте “Охта центра” запланировано создание археологического музея.
– На территории Петербурга еще много таких богатых на археологию мест?
– Ни в одном месте Петербурга такой концентрации объектов допетровского времени не обнаружено. И не может быть обнаружено.
