Если вы хоть немного следите за новостями в области гуманитарных наук или читаете СМИ, которые принято называть «либеральными», то наверняка хоть раз встречались с утверждением: «Тот, кто не сочувствует феминизму, либо морально слеп, либо попросту глуп. И уж точно – не современен». Это стало сегодня практически общим местом в просвещённом западническом дискурсе.
А началось всё с того, что в 1974 году известная радикальная феминистка Андреа Рита Дворкин заявила в своём тексте «Woman Hating»: «Анти-феминизм есть прямое выражение мизогинии. Это политическая защита женоненавистничества». («Anti-feminism is a direct expression of misogyny; it is the political defense of women hating»). Иными словами, все либералы были поставлены перед жёстким выбором: или безоговорочно признать феминизм, или повесить на себя ярлык человеконенавистников, то есть по сути антилибералов. Ведь либерализм, не признающий доктрину феминизма, по Дворкин, оказывался не чем иным, как нонсенсом, ибо санкционировал мир, в котором мужчины систематически угнетают женщин – убивают, истязают, насилуют, отказывают им в правах и т.д. И с тех пор феминистская повестка всё более уверенно набирает обороты, рискуя в обозримом будущем – по крайней мере, в США и других либеральных странах Запада – стать доминирующей.
Именно феминистки инициируют громкие разбирательства по поводу несправедливостей, исходящих от статусных мужчин (коих в мире всё ещё очень много!) и просто мужчин (которых ещё больше!!!). Бесстрашные фем-активистки не боятся системных Слуцких, не прощают творческих Вайнштейнов, ни жалеют попавших под раздачу простых офисных тружеников Колпаковых…
Но, может, и вправду фем-движение – это только благо и ничего, кроме блага? И всем нам стоит примкнуть к феминисткам и начать вместе с ними борьбу за всё хорошее – против всего плохого?
Но не будем спешить. И вот почему.
Чтобы стать идейным феминистом, нам, прежде всего, придётся отказаться от нашей природной половой принадлежности (и всех связанных с ней инстинктивных порывов) в качестве объективно данной нам, помимо нашей воли – как даны нам пятки-ладошки, печенки-селезёнки прочие биологические радости, а иногда и трудности. Оказывается, всё, что мы раньше знали о гендере и поле, было неправдой. Ибо не существует «объективных» мужчин и женщин. Есть лишь разные придуманные самими людьми гендерные (и внегендерные) идентичности, число которых бесконечно. Следовательно, согласно феминизму, все установки, связанные с гендером, в рамках бинарной системы М/Ж – не более, чем домыслы, которые вредят людям, вместо того, чтобы помогать им быть гендерно свободными и счастливыми.
Итак, согласно феминизму, априорное деление людей на мужчин и женщин – не более, чем предрассудок. Но самый ядовитый аспект этого предрассудка связан с утверждением женственности, ведь именно это фиксирует слабость, уязвимость и «сексуальную объектность» женщин.
В отличие от уязвимой «женственности», «мужественность» в рамках патриархальной культуры выглядит сугубо позитивно: это отвага, честь и прочие атрибуты героического эпоса, перешедшие в современный мир.
Вы скажете: не все женщины слабы и не все мужчины сильны. И будете правы. На чемпионку по дзюдо вряд ли позарится насильник. Но при этом патриархально мыслящие обыватели на неё смотрят, как правило, с сожалением, потому что она «выглядит, как мужик, и никогда не выйдет замуж за нормального парня»…
Правда, феминистки обращают внимание и на то, что культ мужественности обрекает на угнетённый статус не только женщин, но и слабых мужчин. Например, старый мужчина – в рамках современного патриархального общества – может рассчитывать на уважение только в том случае, если он – статусный персонаж: успешный писатель-артист, бизнесмен или же умудрённый годами профессор, выглядящий как Гендальф из «Властелина Колец».
Итак, говорят феминистки, в патриархальном мире, во-первых, всех людей принудительно, помимо их воли, делят на женщин и мужчин, а во-вторых, угнетают, в первую очередь, обладателей немужественных, «слабых» (читай, женских) качеств, то есть всех женщин без исключения и – в определенных случаях – мужчин. Таким образом, в мире современного феминизма рулит декларативная интерсекциональность: система взглядов, где угнетения и привилегии людей учитываются исходя не только из их гендера, но также возраста, социального положения, состояния здоровья и проч. Самые медийные феминистки России – интерсекциональные. Они призывают защищаться от патриархата, если вы – носитель женских ярлыков, и не злоупотреблять своими привилегиями, если вы – носитель мужских.
И всё, вроде бы, ничего. И даже исходный тезис об условности деления людей на мужчин и женщин можно было бы не демонизировать (в конце концов, права гендерных меньшинств на особую идентичность – несомненны), если бы не одно «но». Чем дольше продолжается триумфальное шествие феминизма, тем всё чаще попытки его адептов воплотить интерсекциональный подход в жизнь оборачиваются в реальности тоталитарными по духу призывами и действиями, сводящимися к оруэлловско-новоязной «войне ярлыков», к скандальной битве за запреты и к разжиганию ненависти к людям, не укладывающимся в своих словах и делах в жёсткие феминистские стандарты.
Что обсуждают феминисты
Вот, что ещё свежо в нашей памяти
1) Череда западных историй про харассмент: от халатов Вайнштейна до пикников Спейси, от любовниц Бессона до падчериц Аллена.
2) Эпическая история «Медузы», когда редакция профем-издания, когда его самого коснулся сюжет с домогательствами, не смогла удержать высоко знамя феминизма и покарать «насильника», а феминистская общественность, в свою очередь, наплевала на желание «жертв насилия» остаться анонимными и раструбила во все щели подробности про пьяное хватание за ягодицы.
3) Разоблачение преподавателя ВШЭ, которого обвинили в харассменте (причём, не в насильственном, а скорее, назойливом) несколько студенток. «Прогрессивный» журнал DOXA, в котором разоблачение было напечатано, не побрезговал рассказать, что преподаватель встречается с одной из своих студенток (которая его, к слову, ни в чем не обвиняла), и выложить скрины с травлей этой девушки. Спросите – зачем? В назидание студенткам, чтобы неповадно было встречаться с преподавателями, а заодно и преподам, чтоб тоже, само собой!..
4) Призывы Ники Водвуд, обладательницы самого большого фем-ресурса страны (почти полмиллиона подписчиков) запретить в университетах «язык вражды» и не допускать к выборам студенческих омбудсменов тех, кто на этом «языке вражды» разговаривает. Вероятно, следующая ступень – отчислять и отдавать в солдаты. При этом, страстно борясь против «языка вражды» (под которым понимается, само собой, любой нефеминистский дискурс) в вузовских коридорах, Водвуд отказалась информационно поддержать подвергшегося преследованиям узбекистанского журналиста-гея «Новой Газеты». Об этом пишет журналист Павел Никулин в своём телеграм-канале.
Водвуд запрещает язык вражды
5) Одобрение недавнего игрового насилия в акции против менспрединга (раздвигания ног мужчинами, сидящими в транспорте) в духе: «Хорошо, что существует игровое видео, поощряющее агрессивное обливание мужчин водой в общественном транспорте, ведь теперь больше людей знают о проблемах менспрединга! И мужчины в следующий раз подумают, раздвигать ли им свои ножищи на сидении в метро, выставляя напоказ своё «хозяйство» – или лучше подужаться!..»
Чего не замечают феминисты
А вот, что не вызвало столь же бурного информационного ажиотажа со стороны российских интерсекциональных феминисток и им сочувствующих мужчин:
1) Дело сестер Хачатурян, которые пытались спастись от отца-насильника и случайно убили его, за что теперь их могут надолго закрыть в тюрьме.
2) Дело Дарьи Агений. Крупнейшее российское квир-издательство Wonderzine написало около 10 постов про Медузу и Колпакова – и всего один про Дарью Агений, которую хотят посадить на 10 лет за то, что она, отбиваясь от насильника, порезала его канцелярским ножом.
3) Киберхарассмент всемирно известного российского дизайнера Гоши Рубчинского в отношении 16-летнего подростка-модели. Вероятно, феминисткам левого интерсекционального толка показалось «западло» защищать юношу (он же – будущий мужчина-угнетатель!), занимающегося моделингом у крупного капиталистического дяди, у которого весь модельный состав – точно такие же «сладкие мальчики» (как у Вайнштейна – «актриски»). «Угнетенный» мужчина, даже школьник, как видно, весит гораздо меньше на феминистской чаше весов. Ведь его не угнетают «системно»! Ведь нет «абсолютного большинства» мужчин, которые подвергаются домогательствам. (Хотя кто считал, сколько на самом деле мужчин на свою жизнь подвергались сексуальным домогательствам разного вида? Боюсь, никто…)
4) Среди того, что не вызвало взрывного интереса со стороны российского фем-движения, стоит упомянуть также преследования геев в Чечне, преследование Али Феруза, пытки московской художницы Катрин Ненашевой на территории ДНР. Имя беженки из Саудовской Аравии Рахаф Мохаммед аль-Кунун тоже не мелькает в российских феминистких блогах, хотя это – 18-летняя девушка более чем достойна внимания международного профем-сообщества: несколько дней назад она забаррикадировалась в отеле в аэропорту Бангкока с требованием политического убежища, утверждая, что если она вернётся домой, то семья казнит её за отречение от ислама и отказ выходить замуж. И прочее, прочее, прочее…
Но почему правозащитная активность и даже агрессивность феминисток так избирательна? Почему их гораздо больше возмущают не те случаи, где насилие очевидно и где поддержка жертв этого насилия действительно необходима, – а случаи, как минимум, спорные, а ещё чаще – вздорные?
Думаю, дело в том, что в лице современного феминизма мы с некоторых пор имеем не движение за права женщин, а одно из проявлений ресентимента. То есть борьбы тех, кто чувствует свою ущербность, против тех, кому они тайно завидуют, кого, в силу этого, ненавидят, и с кем не могут поквитаться никак иначе, кроме как через подавление. Как минимум, – идеологическое. Но в «идеале» – политическое. Именно поэтому так неинтересны и «скучны» радикальным и шумным феминисткам (вроде той же Никсель-Пиксель) реальные правозащитные кейсы, и так привлекательны истории, где можно дать простор своим запретительным устремлениям – заткнуть рот всем, «кто не с нами», обматерить, обвинить, замордовать. Одним словом, «исключить из партии». Именно поэтому – такая тяга у феминисток вызвать на «суд фем. общественности» именно тех, кто чего-то в этой жизни добился: Мика Джаггера, Дастина Хоффмана, Вуди Аллена etc. Некоторых даже посмертно: Джона Леннона, например. Вообще рок-звёзды занимают отдельное место среди атакуемых феминистками «объективаторов»: известные западные профем-издания давно пересчитали проявления сексизма в песнях Rolling Stones, Элвиса Пресли, Игги Попа и других. Жажда «запретить» произведения мировой культуры, «объективизрующие женщин», добралась и до именитых российских фем-блогов. Например, в них идёт оживлённый «товарищеский суд» (а может, и «большой московский процесс») над классиками русской и европейской литературы. Высказываются и такие бесстрашные мнения, что если убрать из произведений Пушкина и Лермонтова абьюз и объективацию, то от этих классиков ничего и не останется – стало быть, одна им дорога: вон с корабля современности!..
Но если всё это – не стёб, не ремейк товарища Огурцова из «Карнавальной ночи» с его «Ну, что же, заслушаем клоунов?» и шансона Александр Галича про «товарища Парамонову» – то что это?
Об этом я решила спросить у экспертов.
«Насилие и хамство обесценивают многие прекрасные идеи»
Елена Здравомыслова, ЕУСПб, профессор факультета социологии и философии:
– Репутация феминизма в российском обществе, мягко говоря, «сомнительная», как и репутация либерализма. Одна из причин – это невежество общества в отношении истории международного и российского феминизма. Это невежество – результат замалчивания тематики, истории, опыта женщин, сопротивлявшихся патриархатным паттернам.
Кроме того, следует учесть, что в России солидарного фем-движения нет, есть платформы социальных сетях и случаи мобилизации по вопросам, которые до сих пор иногда называют женскими (например, по декретным выплатам). Есть отдельные журналисты и общественные деятели, которые поднимают вопросы неравенства. Гендерное равенство даже продвигают отдельные партии (Яблоко), общественные организации (ОПОРА) и номенклатура, в связи со Стратегией 2012-2025. Но в целом феминистская повестка в России локальна, и в ней нет единомыслия (даже по поводу проституции или порнографии!), при этом она всегда отзывается на международный контекст.
Вообще, феминистские дебаты демократизируют общество, заставляют граждан вырабатывать свое мнение и аргументы не только по «женскому вопросу», но и в целом делают их чувствительными к несправедливости. Это происходит потому, что феминистская критика сегодня следует принципу интерсекциональности: сосредотачивает внимание на конкретных комплексных механизмах, ограничивающих возможности людей, и обращает внимание на работу конкретных институций, воспроизводящих несправедливость, сопряженную с гендерной, этнической, классовой, возрастной, сексуальной принадлежностью.
Практики сексизма обоюдоостры и «задвигают» не только женщин, но и мужчин, одним вменяя тяжкое бремя маскулинности, а других – стигматизируя и подвергая унижениям, когда те поступают «по-женски». В России сохранятся гендерная сегрегация на рынке труда и воспроизводятся ситуации, когда нарушается принцип равной оплаты за равный труд; распространены представления о том, что политика – не женское дело.
Какие возможные угрозы несет в себе феминизм? Я вижу угрозу в двух феноменах – в хамстве и в обобщениях. Низкая культура дебатов не обходит и феминистские посты. Мне кажется непродуктивной идеология, которая воспроизводит эссенциалистскую дихотомию по признаку пола. Мне кажется непродуктивной тактика оскорблений. Насилие и хамство обесценивают многие прекрасные идеи. Социальные сети создают для хамства новые возможности, и это оборотная сторона их плюсов. Я стараюсь избегать пространств, которые насыщены хамством и агрессией.
Я считаю, что феминизм призван сопротивляться различным формам и практикам сексизма в целом, феминистские инициативы должны бороться с дискриминационными практиками по признаку пола и объединяться с другими движениями за справедливость. В российском контексте повседневный сексизм зиждется на так называемом андроцентризме – убеждении, что мужчины должны обладать преимуществами в публичной сфере, просто потому что они – мужчины. Ядро андроцентризма – массовые убеждения в богоданности или природной обусловленности гендерных границ как прямых дериватов (производных) упрощенно понимаемого пола. Мне близки современные задачи академического феминизма: просвещение, озвучивание, обсуждение, рост сознания в отношении гендерных границ.
«Осуждать мужчину, притронувшегося пальцем к плечу женщины, – нелепость и абсурд»
Лев Щеглов, доктор мед. наук, профессор, президент Национального института сексологии:
– Феминизм как движение и как идеологию я считаю вполне логичным и справедливым, но любую мысль и любое движение можно довести до абсурда. Поэтому современный феминизм, на мой взгляд, во многом излишен и гипертрофирован. Например, я знаю, что одна из феминисток пишет, что женщины унижены, потому что отчество детям даётся по отцу – предполагается, что нужно называть людей Иваном Татьяновичем или Петром Галиновичем. Такое сверхкропотливое отношение – уже нелепость.
Доведение до абсурда возможно для любой логичной и справедливой мысли. Стремление к чистоте дома не означает, что дом должен превратиться в операционную, где все ходят в бахилах, масках и перчатках и каждые пять минут обрабатывают всё специальной жидкостью. И нужно понимать, что любая мысль требует не только слов, но и действий – например, протестных акций. Они вполне разумны, если речь идёт о домогательствах, которые вполне реальны. Я консультирую людей по вопросам сексуальной жизни почти пятьдесят лет, и я знаю, что домогательства, к сожалению, вещь существующая и очень часто встречающаяся. Но довести борьбу против сексуального домогательств до требования страшно осуждать мужчину, потому что он пальцем притронулся к плечу женщины, – это нелепость, гипертрофия и абсурд.
«Нам придется переписать все учебники»
Виктор Воронков, президент Центра независимых социологических исследований:
– Мир всегда рассматривался и продолжает рассматриваться с точки зрения доминирующих мужчин. В истории женщины всегда были угнетаемы и дискриминируемы. Феминизм поднял вопрос, как критиковать и менять эту систему с точки зрения равенства полов. Речь идет не только об установлении равноправия в трудовой или в бытовой сфере, но и о переосмыслении и переписывании картины мира в целом.
Для этого следовало бы переписать все учебники, выучить новых учителей, показать, как нужно по-новому (то есть, гендерно корректно) рассматривать всё, что они преподают. И тогда через пару поколений мы и придём к балансу. Скажем, в Германии озаботились проблемой и постепенно переписали учебники. Недавно кто-то высчитывал, что до полной ликвидации гендерного неравенства в мире должно пройти 108 лет, но для того чтобы это будущее всё же наступило надо, повторяю, переписать взгляд на мир в целом! Даже, например, общеизвестные сказки можно читать в гендерно корректном изложении. Со временем сегодняшняя патриархатная реальность уйдет в прошлое, и мы будем изучать её, как изучаем исторические артефакты.
У меня как у социолога гендерный дальтонизм: в большинстве ситуаций я не различаю мужчин и женщин. Когда я говорю, к примеру, о социологии, мне важны люди как профессионалы, талантливые исследователи. И так же мне неважно, кто из депутатов мужчина, а кто женщина, – для меня принципиален вопрос, каких взглядов они придерживаются и за какие законопроекты голосуют. В российском парламенте женщины нередко более реакционны (чего стоят инициативы каких-нибудь Яровой или Мизулиной!), чем мужчины.
Сегодня для установления справедливости женщинам (как и другим прежде дискриминируемым в обществе группам) даются некоторые преимущества – те же квоты при устройстве на работу или в парламенте. Это выглядит несправедливым по отношению к мужчинам, если смотреть только из сегодняшней перспективы, закрывая глаза на многотысячелетнюю историю угнетения. Позитивная дискриминация — очень сильное лекарство, но оно необходимо в мире, где всё – в пользу мужчин и это кажется большинству совершенно нормальным. Это лекарство необходимо нам всем принимать до тех пор, пока мы не перестанем оценивать общественные роли людей по их гендерной принадлежности. И нас будет удивлять не то, что президент или нобелевский лауреат женщина, а то, что кого-то это может удивлять.
«Онлайн-феминизм превратился в пузырь вражды».
Даниил Жайворонок, исследователь, ассоциированный сотрудник Гендерной программы ЕУСПб, автор телеграм-канала @stupidisthenewcool, квир-феминист:
– Несмотря на то, что я отношу себя к фем-движению, радикальных феминисток я считаю своими оппонентками.
Мне кажется, что если говорить о мейнстримном феминизме в России, то это радикальный феминизм в тех или иных направлениях, и ему не хватает открытости к диалогу и самокритики. Во многом это объясняется тем, что феминизм в России развивается в недружественной атмосфере консервативного поворота в политике государства, поэтому феминисткам приходится обороняться от агрессивных нападок сторонников традиционных ценностей. Поэтому критика воспринимается всегда как агрессия, на которую отвечать нужно в таком же агрессивном тоне. Феминизм мало представлен на телевидении и в центральных СМИ, поэтому он полностью ушел в соцсети, где разные люди собираются группами – по интересам, ценностям, убеждениям. И они постоянно находятся в пространстве себе подобных людей, читая одни и те же новости, ставя лайки одним и тем же постам. И в итоге онлайн-феминизм превращается в пузырь, где активистки считают врагами всех, кто «не в теме» их собственного феминизма. Например, в Фэйсбуке конфликты часто ведут не к обсуждению, а к взаимным обвинениям. Стороны не готовы слушать друг друга. Так, во время онлайн флэшмоба #мнененуженфеминизм многие женщины пытались объяснить, почему их не устраивает феминистское движение, но зачастую слышали в ответ только: «ты ничего не понимаешь, тебе нужен феминизм!». Это, на мой взгляд, приводит к невозможности диалога.
Еще одна проблема мейнстримного феминизма – он зачастую не видит других измерений угнетения, кроме гендерного, или отводит им второстепенную роль. В России, например, очень актуальна проблема класса, экономического и социального неравенства. Но в феминизме ей отводится второстепенное значение. А ведь в России получать столько же, сколько мужчина, не означает получать достойную оплату труда. Феминистки претендуют на то, чтобы защищать интересы всех женщин, но на самом деле для многих женщин, особенно за пределами больших городов, такая повестка не кажется актуальной. Это не значит, что феминизм от них в принципе далёк, просто тот образ феминизма, который доходит до них, не отвечает их интересам.
«Российский феминизм – это две почти не пересекающиеся группы»
Ася Основина, феминистка, магистрантка программы «Гендерные исследования» в CEU:
– Современный российский феминизм вполне отражает сегодняшнее российское общество. В безвременье буксующего переходного периода находятся, грубо говоря, две почти не пересекающиеся группы.
Первая состоит преимущественно из профессионалок – наследниц независимого женского движения 1990-х. Это небольшой круг ученых, а также сотрудницы НКО, с большими потерями пережившие гон закона об иностранных агентах. Часть из них по-прежнему занимает высокие позиции в обществе и, за редким исключением, старается не привлекать к себе внимания.
Вторая группа состоит из политически открытых, но ограниченных в доступе к финансовым и публичным ресурсам инициативных групп и независимых специалисток, которые сочетают феминистскую работу со своей основной профессиональной деятельностью – журналистской, художественной, помогающими профессиями и т.д. Появившись в 2013-2014 году в ответ на самоцензуру институциональной работы (яркий пример – Дети-404), к началу 2019 года, несмотря на информационный вакуум, из этой группы выкристаллизовался ряд ярких спикерок по отсутствующим прежде публичным дискуссиям (харассмент, гендерное насилие, сексуальное просвещение и здоровье, разнообразие сексуальности и гендерного выражения, в т.ч. среди подростков и т.д.).
Феминистская критическая мысль полезна, в первую очередь, молодым женщинам, которые постоянно и активно приходят в политическую работу. Например, с 2011 года в российском либеральном протесте было множество разных людей, однако в публичном поле присутствуют почти одни только мужчины: они – кандидаты, а затем муниципальные, региональные или даже думские депутаты, занимают видные и уважаемые позиции, например, в их распоряжении колонки или даже целые редакции уважаемых СМИ, их проекты неизменно получают публичную поддержку и интерес. Женщины также занимают ответственные и трудоемкие позиции в составе правозащитных организаций, где надо много работать с большими рисками (общественные защитницы, CEO последней волны НКО и инициатив (например – такую ), но собственную повестку они вынуждены продвигать вне общего либерального протеста, как правило, индивидуально. Феминистский анализ позволяет находить причины такого внезапного деления: не только в “классических” проблемах, типа двойной занятости, или в бесконечных отсылках к характеристикам женщин, которые якобы мешают им интенсивно работать в публичном поле, но исследовать антидемократические неформальные практики, которые позволяют исключать женщин из процессе формирования групп элит. К таким примерам относится широко известный еще с брежневских времен способ принятия решений в процессе совместного распития водки в бане, который был запечатлен в середине 1990х в фильмах Рогожкина.
Как и любая открытая критическая позиция, которая не подкреплена ресурсами и иерархиями институтов, работа российских и, шире, пост-советских феминистских активисток становится частой мишенью для критики. Претензии выражаются двояко: с одной стороны, это обязанность по первому требованию реагировать на вопросы, которые остро стоят перед всем обществом, будь то калечащие операции на женских половых органах или пытки в колониях, с другой – постоянное обесценивание уже существующей российской феминистской работы как неразвитой, непривлекательной и вторичной по отношению к Западу.
Несмотря на оптимистичную, по сравнению с 2000-ми, картину, феминизм почти не защищен от захвата и деполитизации со стороны институций. Но мы продолжим работу по просвещению, критике, обнаружению и включению сложных тем в публичные дискуссии.
«Современные феминистские группы маркируют себя всякими нерусскими заумными словами, чтобы не отвечать за базар»
Ольга Липовская, феминистка, журналистка, переводчица:
– Мне кажется, что у российского феминизма, как у старой цирковой лошади, идет бег по кругу. В конце 80-х — начале 90-х было два крупных форума в Дубне, была попытка какого-то совместного осмысления и создания движения. Но мы имели очень мало связей с так называемыми прото-феминистками, которые в советское время были… И сейчас молодые феминистки — хипстерского, прозападного, веганского и прочего толка — хороши в терминологии, они легко употребляют феминитивы, но далеко не всегда могут им следовать. В свое время, еще в 90-х, я говорила о том, что собирательным термином должно быть не «феминист», а «феминистка». И всегда настаивала, чтобы меня называли журналистКОЙ, переводчиЦЕЙ и так далее. Сейчас молодые феминистки хорошо понимают теорию, но нет: а) солидарности; b) преемственности; c) готовности на реальную суровую борьбу.
По моему мнению, современные феминистские группы маркируют себя всякими нерусскими заумными словами, чтобы избавиться от какой-то ответственности, чтобы не отвечать, извините за выражение, за базар. Мне кажется, эти группы существуют — собственно, мы тоже отчасти так существовали — благодаря западной поддержке. Налаживают отношения с какими-то небольшими фондами, получают какие-то небольшие гранты и живут за этот счет. И больше склонны, скажем так, формалистически организовывать мероприятия, чтобы грамотно отчитываться. <…> Феминистский контекст, феминистская философия и социальная практика настолько широки, что внутри существует огромное количество течений и разных точек зрения, идеологий и философий. Например, те, которые хотят служить в церкви или в армии, тоже феминистки, однако я не разделяю их убеждений. Но мы все разделяем убеждение, что женщины и мужчины должны иметь равные права и равные возможности. И что женщина не является сосудом для воспроизводства — если она этого не хочет. (Источник – salt.zone).
«Гендерные роли необходимы. Ничего лучше куртуазной этики человечество не придумало»
Даниил Коцюбинский, историк, журналист:
– Наверное, как и все либерально настроенные люди, я долгое время относился к феминизму априори доброжелательно. Есть в обществе проблема специфических женских прав, которые нуждаются в защите? Есть. Например, право на полноценно гарантированный декретный отпуск, право на больничный в связи с месячными, право быть свободными от обязательной службы в армии.
Существует ли проблема хамского поведения мужчин по отношению к женщинам? Да, существует.
Надо ли напоминать мужчинам, что попытка сексуального сближения с женщиной не должна превращаться в акт не игрового насилия? Думаю, надо. Ибо не все мужчины одинаково тонко организованы, чтобы полагаться на свою интуицию. Многим лучше просто полагаться на твёрдое женское «Нет!».
Есть в мире много таких стран и сообществ, где женщины лишены многих гражданских и политических прав, доступных мужчинам, где практикуется женское обрезание и прочие травмирующие женский организм традиции. И на эти социумы, как мне кажется, стоит пытаться оказывать моральное воздействие, не превращая его, разумеется в бородавкинские «войны за просвещение» и прочие «бури в пустыне»…
Однако, то, что представляют собой не умозрительно-идеальный, а вполне конкретный феминистский дискурс и конкретная феминистская активность сегодня, это уже, как мне кажется, – никакая не борьба за права женщин. Это вполне тоталитарная затея, в основе которой – попытка запретить людям быть такими, какие они есть от природы. Запретить мужчинам реагировать на женщин как на объект своих сексуальных вожделений, а женщинам, в свою очередь – запретить пытаться понравиться мужчинам и «педалировать» с этой целью свою «объектность», то бишь телесность – красить губы, глаза, брови, подчёркивать грудь, талию, ноги, ягодицы или – о ужас! – вагину!..
То, во имя чего якобы ведётся борьба нынешних феминисток – а именно, «права женщин» и вообще «права угнетённых» – при этом оказывается, в условиях триумфального шествия феминизма по США и прочим странам Запада, глубоко профанированным. Точно так же, к слову, оказались – после прихода к власти коммунистов – профанированными права рабочих, за которые якобы бились радикальные марксисты, пока прорывались по головам этих самых рабочих «наверх». Водя за нос доверчивых, но недалёких пролетариев, коммунисты пытались доказать им, что в обществе существует фундаментальное зло – эксплуатация рабочих капиталистами. И что общество «капиталистического угнетения» поэтому должно быть разрушено «до основанья, а затем…»
Но, как наглядно показала история, буржуазия и рабочие являлись частями единого социально-экономического целого, и уничтожение одного «класса» («эксплуататорского») приводило к моментальному превращению второго класса («угнетённого») – в бесправных и на сей раз по-настоящему угнетённых и забитых рабов тоталитарной секты, захватившей контроль над социумом.
Точно так же попытка «покончить с засильем патриархата» сегодня, – это, на мой взгляд, попытка превратить всех людей в унифицированных персонажей замятинского романа «Мы» и оруэлловского «1984». Гендерные роли необходимы, и ничего лучшего, чем куртуазная этика, по моему убеждению, человечество в этом плане не придумало. Мужчины должны стараться быть рыцарями – смелыми, отважными, благородными, галантными. А женщины – прекрасными дамами: обольстительными, эмоциональными, душевно утончёнными. Стоит напомнить, что, согласно классическому куртуазному сценарию, мужчина должен играть роль «вассала», а женщина – «госпожи», при этом истинная любовь должна быть свободной от брачных обязательств…
Иными словами, куртуазная этика по-настоящему либеральна, ибо позволяет обоим полам быть свободными и счастливыми, при этом старательно оберегая женскую честь и женское достоинство и требуя от рыцаря подчеркнуто уважительного отношения к прекрасной даме.
Спрашивается – зачем в этом случае нужен современный феминизм, если мужчины и женщины давно уже поняли, какая ролевая игра им больше всего подходит, чтобы чувствовать себя счастливыми? Ответ очевиден: феминизм в его новейшей формации (не путать с борьбой за реальные права женщин и против реального, а не мнимого насилия!) не нужен. Ибо не помогает, а мешает мужчинам и женщинам жить в гармонии друг с другом.
Разумеется, это не значит, что все без исключения женщины и мужчины должны играть в куртуазные игры. Пусть Орлеанская Дева и Надежда Дурова наряжаются в боевые мужские костюмы и ведут тот образ жизни, который им больше по душе. Но заставлять всех женщин равняться на свирепых амазонок, а мужчин – на стукача Самохвалова из фильма «Служебный роман», решившего пожаловаться начальству на «домогательства» со стороны влюбленной в него коллеги, – и глупо, и вредно. Одним словом, не куртуазно и безобразно. Нынешний феминизм несёт вред всем – и мужчинам, и женщинам. Вот почему я вынужден заявить о том, что с некоторых пор – против этого явления.
Дина Тороева
