Я питерец в третьем поколении. Немного блокадник (7-8 месяцев). Память у меня неважная, мало что помню. Самое яркое детское впечатление из того времени подарил своему персонажу из повести «Иллюстратор».
«До весны сорок второго Петя с мамой жили в блокадном Ленинграде. Потом их отправили в эвакуацию. Морозным мартом везли на «большую землю» в кузове полуторки. И тут случилось то, что позже Петя-Питон всегда почитал за свое первое, еще до рельсов, ясное зримое воспоминание. Нет, ничего страшного, повезло, в тот день не было ни бомбежек, ни обстрелов. Просто он очень замерз. Наверное, мама попросила кого-то, кто-то постучал водителю, машина остановилась, и трехлетнего Петю несколько пар рук передавали над головами в кабину. Потом он не раз отчетливо вспоминал ужас своего внезапного отделения от мамы, холод, голубое-голубое небо, белую солнечную равнину, и свой над ней полет с приземлением в теплой, пропахшей бензином кабине. Было это посреди застывшего Ладожского озера».
В 90-е годы начальство выдало мне удостоверение жителя блокадного Ленинграда. Потом по какой-то прихоти его поменяли на удостоверение участника отечественной войны. И однажды я получил поздравление с блокадной годовщиной, в котором некто величественный отмечал, что я как герой «грудью защищал» наш город. Подходит ли грудь трехлетнего детеныша для защиты огромного города? Этим вопросом поздравители не задавались. На самом деле память об ужасе и горе им была безразлична.
Вот и теперешние государственные энтузиастические блокадные всполохи отдают равнодушной казенщиной. Воспоминания – личное имущество. Личная боль. Мне не нравится, когда к ним примазывается лукавое и равнодушное государство.
Дмитрий Долинин, режиссер
