Сообщение о том, что книга Сергея Носова «Тайная жизнь петербургских памятников» (СПб.; М.: Лимбус-пресс, 2008) вышла в финал премии «Национальный бестселлер», меня обрадовало. Я давно обратил внимание на это издание и хотел о нем написать, однако меня удерживало сходство фамилий: смешно, что про книгу Носова пишет Золотоносов. Но теперь хотя бы появился формальный повод, поскольку финалистов принято обсуждать, а книга Носова вместе со всеми своими особенностями, включая и выдвижение на премию, – характернейший продукт современной эпохи. И мне уже не удержаться.
Тайны памятников
Первая из ее характерных черт – название, не соответствующее содержанию. Это в чистом виде рекламный ход, напоминающий, скажем, о том, что роман Вс. Крестовского “Петербургские трущобы”, превратившись в фильм, стал “Петербургскими тайнами”. Протообразом тут являются романы немецкого писателя Георга Борна (1837 – 1902) “Изабелла, бывшая королева Испании, или Тайны мадридского двора” (рус. пер. 1870) и “Евгения, или Тайны парижского двора” (рус. пер. 1871). Все знают, что завлечь покупателя – читателя, зрителя – эффективнее всего именно “тайнами”.
Однако никакой “тайной жизни” у памятников Сергею Носову обнаружить не удается, ее просто нет, хотя во вступительной статье он и попытался напустить туману. Однако на самом деле Носову просто не хватило элементарных познаний, не хватило, как он выразился, слов, для их понимания и описания их функционирования в культуре, и это свое незнание Носов и выдал за “тайны”, присущие памятникам. На самом деле, пытаясь найти “место памятникам где-то между царством неживой и царством живой природы”, Носов не знал, что памятники – это семиотические объекты и принадлежат миру знаков, который и изучает семиотика, наука о знаках и знаковых системах. Если бы он ее знал хотя бы в элементарных пределах, все встало бы на свои места и заодно лишилось бы тайн и странностей.
И вот эта черта – выдать свое невежество за таинственное свойство объекта – это очень характерная черта современной культуры. Есть, например, кинорежиссеры, которые неумение снимать фильмы или ставить спектакли выдают за особенности индивидуальной манеры. А Сергей Носов из невежества по части семиотики попытался сделать жанр “эссе тайн”. Отсюда и всякие ложноглубокомысленные сентенции типа: “Памятнику гораздо сложнее понять людей, чем людям памятник”.
Например, “секретом” памятника Менделееву объявляется папироса, которую Менделеев держит в руке. Что же в этом секретного? Общеизвестно, что Дмитрий Иванович любил курить крученые папиросы, свертывал их сам, мундштук не употреблял, так что второй и третий пальцы руки (между которыми Менделеев на памятнике и держит папиросу) были всегда желтые; табак курил хороший и дорогой, повторяя, что ни за что не бросит курения. Секрет-то в чем?
Беда не приходит одна. К невежеству семиотическому следует добавить невежество эстетическое: Носов, например, искренне сожалеет о бездарном утраченном памятнике вел. князю Николаю Николаевичу на Манежной площади и о непоставленном монументе Гоголю работы В. Бублева. Пластические особенности даже не обсуждаются, словно речь идет не о фигуративных объектах, а о столбах. Кстати, подробно рассуждая о закладном камне памятника Гоголю, Носов не знает, что памятник был затем “перезаложен” на Невском пр. Зато он пустился в рассуждения о том, что “смысл Тургенева напротив Дома радио не в том, что это Тургенев. А в том, что это не Гоголь. Точнее, не-Гоголь”. Так “плести словеса” ради объема можно много и долго. Подобное “шаманство” кое-кому иногда удается, но не является сильной стороной Носова.
Тайны авторов
Вторая важнейшая черта книги – ее компилятивность. Я не упрекаю Носова в нарушении чьих-то авторских прав, в том числе и моих собственных, поскольку ссылки на мою книгу “Бронзовый век” в книге присутствуют (не один раз), тот же “Бронзовый век” вместе с другими источниками значится в именном указателе, так что с этой стороны все в порядке. Однако, будучи обычной компиляцией, практически без результатов собственных исследований, например, в архивах (от себя Носов добавил лишь семиотическое невежество, превращенное в “туман таинственности”), книга Носова не может считаться полноценной оригинальной книгой. Это компиляция краеведческого характера, каких издается немало.
Что нового написал Носов, например, в главе “Памятники числам и математическим величинам”? Муляж верстового столба, стоящий внутри здания Главпочтамта, он назвал памятником. Это действительно ново, потому что на самом деле это не памятник, а реконструкция аналогичного верстового столба, якобы стоявшего в XVIII веке. Т.е. это не знак в честь объекта (такова семиотическая суть памятника), а имитация самого объекта. Так что включать этот столб в книгу о памятниках оснований не было. Правда, Носов тут же выдал несколько рассуждений на тему о нуле, но даже это не сделало объект памятником, тем более скрывающим какие-то тайны.
Далее в той же главе речь зашла о памятном знаке “Верстовой столб” с надписью “782”, которое обозначает число верст от Петербурга до Калининграда. Здесь уже почти все списано с книги “Бронзовый век”, хотя и без ссылки на нее (потому что слишком много ссылок – несолидно). Затем Носов описал так называемый “Малый Пулковский базис с центрами “А” и “В””, который также памятником не является, а является восстановленным объектом, созданным астрономом В. Струве в XIX в., семиотическая природа которого такая же, как, скажем, у телескопа И так далее.
В итоге возникает смесь компиляций с невежеством, проявляющимся в неправомерном отнесении к числу памятников объектов, не являющихся памятниками, сведения о которых почерпнуты из разных источников (о “Малом базисе” см., например, в интернете: www.enlight.ru/camera/225/). “Свое” Носов добавил в виде, как я уже говорил, странных сентенций, по смыслу абсолютно несущественных.
Еще пример. “Бронзовая фигура ученого, исполненная по модели скульптора И. Я. Гинцбурга, изображает Д. И. Менделеева сидящим в кресле; под креслом груда фолиантов и свитков. На одном из них написано: “Временник Главной палаты мер и весов”” (Калинин Б. Н., Юревич П. П. Памятники и мемориальные доски Ленинграда: Справочник. Л., 1979. С. 217).
А вот цитата из шедевра Носова: “Очарователен беспорядок под креслом – груда книг, какие-то свитки… Все очень предметно, конкретно, буквально… На одном из ученых трудов, лежащих под креслом, различимы неровные буквы, из которых складываются слова: “Временник Главной палаты мер и весов””.
Как легко, однако, быть писателем – стоит добавить штампик “очаровательный беспорядок” и про то, что из букв складываются слова, как просто справочник уже превращается в шедевр художника слова.
В общем, что-то списал, что-то дописал, “подфантазировал”… Скажем, в главе “Особая миссия”, посвященной памятнику Джамбулу, предложена та же смесь из списанного с книги “Бронзовый век” (со ссылкой) с ценнейшим сообщением о том, как Носов гулял тут ночью с шумной компанией, из которой персонифицировано самое важное лицо – Слава Курицын. Который что-то сказал. То есть от Носова добавлен Курицын и мысль, что памятники мешают строить дома, потому полезны. Действительно, ценная добавка в рассказе о памятнике Джамбулу.
Тайны выдвижения
Есть только один случай в книге, когда Носов добавил к имеющимся сведениям нечто новое и интересное – это описание бюста Чкалова работы Я. Имранова (глава “Чкалов-на-трубе”). 10 страниц из 223.
Но это раньше оценивался объем того нового, что привнес автор к цитатам из предшественников и их идеям. И если этой новизны оказывалось мало, работа не шла в печать – будь то книга или диссертация. Нынче же те, кому книжки писать “хоцца”, дружно утверждают, что знания вообще имперсональны и не имеет значения, кто придумал первый, а кто повторил и списал. Компиляция – это нормально, какая там новизна – все же друг с друга списывают! Эта идеология двоечников и троечников нынче уже доминирует, и характерный ее пример дает развернувшаяся сейчас на сайте OpenSpace.ru дискуссия вокруг книги Д. Быкова “Окуджава” (в серии “ЖЗЛ”).
Все закрутилось вокруг того, что Ольга Розенблюм, защитившая в 2005 г. диссертацию по раннему периоду творчества Окуджавы, дала ее на две недели Быкову, который продержал диссертацию два года, пока писал свою книгу. Формально он ссылки на О. Розенблюм сделал, 10 штук – хотя, возможно, не во всех случаях использования чужого текста; дал и общую ссылку, правда, не на саму диссертацию объемом 400 стр., а на автореферат (объем – 20 стр.), что является “маленькой хитростью”. В общем, попользовался. Причем предлагал соавторство, от которого Розенблюм отказалась. Теперь вокруг “попользования” идет активное обсуждение, причем никто не пишет, что вообще неэтично было Быкову брать чужую неопубликованную работу и пользоваться ею. Что так в приличном обществе не принято делать. Если не знаешь, то и не пиши о раннем Окуджаве.
А что до числа ссылок, то это вообще самый тонкий этический момент, проверка порядочности, которую не все выдерживают. Где-то ссылку сделал, где-то нет, чтобы ссылок не получилось слишком много…
Все это имеет отношение и к сочинению Носова, у которого “чужие” сведения существенно превышают по объему и ценности его собственную добавку новизны. Но это раньше думали, что если не можешь сказать чего-то нового, помолчи. Теперь иначе.
И, наконец, третья важная черта книги – то, что ее выдвинули на премию. Несмотря ни на что. Или просто не читая, потому что “Серега – свой парень”, “своих” же надо продвигать. “Как станешь представлять к крестишку иль к местечку, ну, как не порадеть родному человечку!..”
Кстати, про памятник автору этого афоризма Носов написал главу “Ногу свело”. Итоговый смысл этой логореи сводится к тому, что левая нога у Грибоедова подвернута и сведена судорогой, левая рука соскальзывает со спинки кресла, и через секунду комедиограф упадет на левый бок, рухнет вниз. И в этом бреде заключена самая главная тайна.
