Как 30 лет назад появился Ленинградский народный фронт и что из этого вышло.
30 лет назад, в июне 1989 года, был официально создан Ленинградский народный фронт, который называют самой успешной политической организацией России. При его поддержке были избраны многие народные депутаты СССР и РСФСР, его сторонники составили две трети состава Ленсовета. О достижениях и ошибках ЛНФ «Город 812» поговорил с одним из его создателей, депутатом Ленсовета (1990–1993), Съезда народных депутатов РФ (1990–1993), Госдумы (1995–1999) Юрием Нестеровым.
– Сколько просуществовал Народный фронт: с 1989-го по 1991-й?
– Де-факто он появился раньше 1989-го, а активную деятельность прекратил после 1991 года – не то что был ликвидирован, просто снизил активность. Призыв к тому, что надо создавать организацию, прозвучал еще в 1988-м году, когда появились Народные фронты в Прибалтике. И когда в марте 1988 года вышла статья Нины Андреевой «Не могу поступаться принципами» – тогда сторонники перемен вздрогнули, решили, что все мечты накрылись медным тазом и надо что-то делать.
26 марта 1988-го на собрании клуба «Перестройка» в ДК Ленсовета планировалось дать Нине Андреевой отпор. Но этого не потребовалось, поскольку такой отпор был уже опубликован в газете «Правда». Но что делать нам, сторонникам демократических реформ? Вот тогда я и предложил создать организацию, вырабатывающую и продвигающую собственную позицию по всем значимым проблемам: эта позиция должна быть не обязательно оппозиционной по отношению к существующей власти КПСС, а именно самостоятельной.
Я и сейчас, спустя 30 лет, считаю, что априорная оппозиционность мало отличается от абсолютной сервильности, поскольку предполагает не собственный анализ, а выступление «от противного»: если власть что-то называет белым, то такой оппозиционер непременно назовет это черным, независимо от настоящего цвета.
О названии организации речь не шла. Через несколько дней три человека – Петр Шелищ, Николай Корнев и я – составили некий текст – проект заявления о создании «Союза демократических сил». Но развития эта инициатива не получила. Кто первый сказал «мяу», то есть произнес словосочетание «Ленинградский народный фронт», я не помню. Но идея уже жила своей самостоятельной жизнью. В районах появились инициативные группы.
Осенью, 25 сентября, в подвале дома № 5 на улице Петра Лаврова состоялось учредительное собрание организации, которую предполагалось назвать «Ленинградский народный фронт». Но нас пришло тогда человек 45, и мы решили, что называть это собрание Ленинградским народным фронтом не очень солидно. Придумали другое название – «За Народный фронт». Используя многозначность русского языка. «За» – в смысле, замещаем, временно за него. И «За» – в смысле, мы за создание Народного фронта. А летом 1988-го прошла 19-я партконференция КПСС, где было сказано, что через год выборы пройдут альтернативным образом. И мы озаботились тем, как нам альтернативу организовать.
– Тут все были едины?
– Конечно же, были разные позиции. Одна из позиций состояла в том, что мы слабы против КПСС. Поэтому только в тех округах, где удастся выдвинуть наших кандидатов, мы и будем работать. А я говорил, что мы должны поддерживать и тех, кто нами выдвинут, и тех, кто не нами выдвинут. Наша задача – встретиться с людьми, посмотреть на них, предложить нашу поддержку. Моя точка зрения победила. Тогда, собственно, Народный фронт и стал нарастать. Потому что появилась реальная работа. Слух о нас разносился со страшной силой.
– Власти никак не препятствовали этой деятельности?
– Что значит – не препятствовали? Они, конечно, пытались препятствовать, но это не сравнить с тем, что сейчас. Поздняя, горбачевская КПСС была шелковая и мягонькая, как ягненочек. Листовки против ЛНФ клеили на водосточных трубах, на парадных – там были нарисованы ножи, воткнутые в чьи-то спины. Наши противники играли на слове «фронт», что это насилие, убийства.
– Есть теория, что вся демократизация была операцией сверху.
– Самая распространенная теория, что операция была не сверху, а сбоку. Не от партийных органов, а Большого Брата, от КГБ. Лично я с этой теорией не согласен. Я считаю, что КГБ не инспирировал эти процессы. Но поскольку в КГБ были аналитики получше, чем в ЦК КПСС, они, эти аналитики, просчитали, что с вольнодумством народа ничего не сделаешь и поэтому нужно просто этим воспользоваться. Продвинуть своих. А вольнодумство само выдохнется. Я думаю, что в КГБ были умные люди, которые, в отличие, например, от меня, понимали, что этому придет конец. И были к этому готовы.
– А к чему вы оказались не готовы?
– К тому, что в России убежденных сторонников демократии раз в десять меньше, чем мы предполагали. Жванецкий говорил: «В драке не выручат, в войне победят». Гениальное определение социума. Поэтому я с легкой душой, проиграв последние выборы в 1999 году, больше не пытаюсь никуда избираться. Я не могу призывать людей к чему-то, не веря сам. Пока верил – призывал. Перестал верить – не могу.
– Вернемся к Народному фронту. Июнь 1989 года, съезд в ДК пищевиков. Это было так просто – провести съезд оппозиционной организации?
– Директор ДК пищевиков нам симпатизировал. А КПСС была на излете. Тогда все очень быстро менялось. Помню, за два года до этого, еще до всяких народных фронтов, в СССР уже были разные бузящие демократы, которых тогда называли неформалами. И однажды мне позвонил человек из Москвы – предложил провести всесоюзную конференцию неформалов в Ленинграде. Мы стали искать место. И нам отказали везде. В том же Доме пищевиков сказали, что нет ни одного свободного зала, все на ремонте. Тогда мы решили скупить в каком-нибудь кинотеатре все билеты на два сеанса. Но нам не продали такое количество билетов ни в одном кинотеатре. Это было такое противодействие Ленинградского обкома КПСС. Он был гораздо консервативнее, чем ЦК КПСС. А из Москвы в Ленинград приехал инструктор ЦК КПСС Шестаковский. Пошел в Смольный, говорит: «У вас тут, по нашим данным, неформалы хотят провести большую тусовку. Где она будет проходить?» В обкоме отвечают: «Да вы что! Никакой тусовки. Мы им все перекрыли». Инструктор ЦК отвечает: «Да вы просто идиоты. Вы должны были мероприятие поддержать и сами на него прийти». В итоге мы провели пленарное заседание на природе. Вроде бы с соблюдением конспирации, но оказавшийся неожиданно на дороге милиционер в форме указывал неформалам, куда идти. Так что власти если препятствовали, то очень несерьезно. Посадок точно не было.
– Но аренда зала для съезда – она же денег стоила.
– Деньги добывал Петр Филиппов. Добывал он их тюльпанами. Выращивал тюльпаны на своем дачном участке, в товарном количестве продавал их. И тюльпановые деньги шли на финансирование ЛНФ. Больших-то денег не надо.
– Сколько было членов в ЛНФ?
– Точных данных вам никто не даст. Мы их не знаем просто. Потому что были инициативные группы, а членства не было. Я оцениваю количество актива приблизительно в 1000–1500 человек на весь город. Но этого было достаточно, для того чтобы на первых выборах на Съезд народных депутатов СССР мы провели много приличных людей. Например, Борис Никольский, главный редактор журнала «Нева», – его редакция выдвинула, а мы пришли к нему и сказали: «Мы будем вам помогать. Нас устраивает ваша кандидатура». И таких было много. Мы хотели, чтобы была альтернатива. Чтобы было больше самовыдвиженцев, активных людей, харизматичных личностей.
– Кто-то пугался? Вот вы пришли и сказали: «Мы будем вас поддерживать». А он сказал: «Лучше не надо».
– Из тех, с кем лично я говорил, никто не пугался.
– Руководители Народного фронта продолжали трудиться на своих местах?
– Лично я уволился с работы добровольно, потому что слишком много времени у меня стала политика занимать. До этого я проектировал гидроэлектростанции. Про нас недруги писали, что во власть пришли неудачники. Это вранье. Я, например, в 39 лет был главным специалистом института. Но на работу у меня не хватало времени. Был случай, когда мне нужно было по политделам ехать, и я попросил Марину Макаревич прийти и за меня кое-что посчитать. Марина меня выручила. Но так не могло долго продолжаться. Я написал заявление, что получаю зарплату, которую я не зарабатываю. Жене не сказал, что уволился.
– И на что жили?
– Пошел в Союз кооперативов. Уже были кооперативы, у них была ассоциация, с ее руководителем мы были знакомы. Я говорю: давай подвесь меня, как футболистов подвешивают на заводе; честно скажу, я работать у вас не буду, буду заниматься выборами. Он ответил: это нас, кооператоров, полностью устраивает. 400 рублей в месяц платили – это были именно те деньги, с которых я ушел. По тем временам хорошие деньги.
Но это длилось месяца три – до момента, пока я не выдвинулся кандидатом в Ленсовет и на Съезд народных депутатов РСФСР. И тут я смалодушничал. Испугался, что в бюллетене будет написано: «Союз кооперативов». А массовое сознание не очень любило кооператоров. И меня устроили в Институт социологии РАН по договору. Сказали, что поскольку я обладатель большого массива документов – листовки, проекты, программы, – то могу помочь социологам в этом разобраться. Так что у меня в избирательном бюллетене значилось место работы – Институт социологии РАН.
Но обком все про меня разузнал. И то, что я фиктивно был в Союзе кооперативов. И что меня в Институт социологии взяли только для того, чтобы иметь запись – «научный сотрудник». И они моего соперника снабдили этой всей информацией. И в прямом эфире он сказал: «Вы же обманываете избирателей, какой вы социолог!» Я ответил, что не называю себя социологом, а только помогаю социологам. И меня избрали.
– А почему КПСС так несерьезно подошла к выборам? Нынешняя власть такого себе не позволяет.
– Они искренне считали, что авторитет КПСС велик. Поэтому в конкурентной борьбе обязательно ставленники обкома должны побеждать. Но ошиблись.
– Сколько всего кандидатов выдвигалось в Ленсовет от ЛНФ?
– В Ленсовете было 400 депутатов. Мы в каждом округе поддерживали кого-то одного.
– Разводили округа между демократами?
– Пытались. Но мы не могли запретить никому выдвигаться. Кто-то говорил: «Я поддерживаю программу Народного фронта». А про кого-то Народный фронт говорил, что он поддерживает такого-то кандидата. Это разные вещи. Список тех, кого поддерживал Народный фронт, я принес в газету «Смена». «Смена» опубликовала. И люди шли со «Сменой» на участки голосовать.
– Демократов все время обвиняют в том, что, собравшись, они немедленно разъединяются. В Ленсовете тоже так произошло – появилось много демократических фракций. Это как сказалось на деле?
– Плохого в этом ничего не было. Когда это может быть вредно? Только когда речь доходит до персональных вопросов. А в содержательных вопросах даже хорошо, что много точек зрения.
– Ленсовет больше думал о стране, чем о городе.
– Он думал о городе, но при этом не забывал о масштабах страны. Вот Марина Салье занималась обеспечением Ленинграда продовольствием в самые голодные времена. И при этом была ярой сторонницей конституционной реформы, выступала за созыв Учредительного собрания. Я-то считал, что с этой работой справится Съезд народных депутатов. Но съезд не справился.
– То, что позвали Собчака стать главой Ленсовета, было ошибкой?
– Это ошибка. И то, что Ельцина поддерживали, тоже ошибка. Но это выясняется постфактум. Впрочем, думаю, что в 1991-м Ельцина выбрали бы и без нашей поддержки. С Собчаком история получилась простая. Никто звать его не собирался поначалу. На первой сессии решался вопрос, кого выбирать председателем. Претендовало два человека: Марина Салье и Петр Филиппов. Я заседал в это время в Москве и не стремился в председатели никакие. И тут выяснилось, что 50% не получает ни один ни другой. И тогда актив в Ленинграде собрался и стал обсуждать, что делать, если из своей среды не можем никого избрать. Надо звать варяга. Первой кандидатурой был Юрий Болдырев (он тогда был демократом, а сейчас большой активист КПРФ). К Болдыреву направили делегацию: Юрий Юрьевич, вы не депутат Ленсовета, но у нас есть свободные округа, где должны пройти повторные выборы; вы изберетесь, и мы вас тут же выберем в председатели Ленсовета. Но Болдырев сказал, что ему нужны гарантии избрания. Ему ответили: мы сделаем все, что в наших силах, но как демократы не можем изначально гарантировать. Болдырев отпал. Второй кандидатурой стал Собчак. Собчак понимал, что его, конечно, изберут. И он в своем округе выдвинулся. Депутаты Ленсовета три дня перед выборами бегали, агитировали за Собчака на всякий случай. И я тоже агитировал, бегал. Собчака избрали депутатом и председателем Ленсовета.
– И когда стало понятно, что это ошибка?
– Мне, например, стало понятно сразу, через пару недель. В повестке дня Ленсовета было дежурное утверждение судей районных судов. Каждый из них выходил на трибуну, ему задавали вопросы. А Собчак страшно нервничал. Говорил: «Что вы тут канителитесь? Давайте списком все проголосуем». И я понял, что Собчак не понимает, что попал в Ленсовет, который не будет ничего превращать в формальность. Ничего. Абсолютно. Любой вопрос будет обсуждать, спорить и только потом проголосует. Дальше это противоречие между Собчаком и Ленсоветом все больше усугублялось.
Если бы мы были такие умные, мы бы избрали не Собчака, а либо Филиппова, либо Салье. Что бы в итоге получилось, не знаю. Это сослагательное наклонение. Может быть, и у них бы голова вскружилась от должности.
Кстати, Щелканов толковым председателем исполкома был. Мне нравилось, как он вел заседания, никому не давал трепаться: доклад 3 минуты, сроки, ответственные. Однажды я к нему пришел какой-то вопрос лоббировать. Про гостиницу. Он меня послал подальше. Сказал, что есть закон, он будет соблюден.
– ЛНФ после избрания Ленсовета еще существовал?
– Существовал, хотя почти весь актив пошел в депутаты.
– В октябре 1993-го Ленсовет распустили, в декабре были новые выборы. Почему ЛНФ в этом никак не поучаствовал?
– Уже не знали, собственно, а что делать. В 1993 году Ельцин в саму идею представительной демократии вбил осиновый кол на несколько поколений вперед. В сентябре 1993 года покончил с собой один из наших депутатов – Владимир Адушев. Увидел, как Ельцин стреляет по парламенту, пришел домой и повесился. Какой мы Народный фронт на фоне горящих окон Белого дома? За что бороться?
– Сейчас что-то из опыта ЛНФ еще актуально?
– Я считаю, что невозможно организационное объединение существующих сегодня небольших, к сожалению, маргинальных демократических организаций. А вот содержательное объединение, в принципе, возможно. То есть надо создавать структуры, в которых обговаривается общая рецептура для страны по разным направлениям: экономика, судебная система, выборная система, политическая сфера, социальная сфера. То, против чего кто-то возражает категорически, выбрасывается. То, с чем согласны хотя бы на 70%, предъявляется людям как общая содержательная платформа. Это было бы желательно, но сделать это старые кадры вроде меня уже не могут.
– В конце 80-х народ наделся на демократические перемены. Новая демократическая волна будет?
– Я не ожидаю, потому что лично я не доживу до этого на 100 процентов. Вот республика во Франции окончательно установилась только через 70 лет после Великой французской революции. Кстати, Путина я вовсе не считаю таким злодеем, как наши либералы. Я не его союзник, но я и не принадлежу к тем, кто считает, что все зло от Путина. Недаром я в социологии поработал 3 месяца. То есть я считаю, что корни все-таки в социуме. Я думаю, что должно смениться минимум одно поколение, а может быть, еще и второе.
Сергей Балуев
Другие оценки деятельности Ленинградского народного фронта – что он делал так, а что не так – см. здесь.
