В ночь с 1 на 2 августа Следственный комитет пришел к Егору Жукову с обыском. Сейчас Жуков закрыт до 27 сентября и проходит как подозреваемый по статье 212 ч. 2 УК РФ: участие в массовых беспорядках, от трёх до восьми лет лишения свободы.
Егор Жуков – студент московского кампуса НИУ ВШЭ и один из самых заметных активистов инициативы «ГудбайФеликс». «ГудбайФеликс» – это общественная кампания за демонтаж памятника одному из главных организаторов красного террора и советской системы спецслужб Феликсу Дзержинскому на территории московской ВШЭ. Кроме того, Жуков – создатель видеоблога, критически освещающего политику в России.
Егор стал шестым арестованным по этой статье по делу 27 июля, когда в Москве проходили протестные акции за допуск кандидатов к выборам.
Из всех фигурантов этого дела, кому «шьют уголовку», Егор Жуков – единственный, у кого есть большая аудитория в интернете (100 тыс. подписчиков на Youtube). И хотя он и не является политиком или лидером общественных организаций, Жуков, безусловно, – персона публичная.
В этой связи возникает вопрос – почему к другим публичным персонам, задержанным по делу о беспорядках 27 июля, власть относится с очевидно меньшей жёсткостью, чем к Жукову?
Например, лидеру Либертарианской партии Михаилу Светову, которого задержали 30 июля после переговоров с мэрией Москвы об акции 3 августа, вменяют лишь повторное нарушение законодательства о митингах (часть 8 статьи 20.2 КоАП).
Почему с публичными персонами власть церемонится больше, чем с «простыми смертными», вроде бы, понятно: рядовых надо как можно жёстче напугать, чтобы им «неповадно было», а заодно показать им: смотрите, ваши вожди отделываются легким испугом, в то время как вы, неразумные, получаете реальные сроки. Ну, и кроме того, если начать «сажать» лидеров протеста, то неизбежны новые протестные акции, а задача власти – как можно быстрее и эффектнее их подавить.
Вопрос – почему же с Жуковым это правило не сработало? Почему его всё же, как можно понять, решили «закрыть» по-настоящему?
На мой взгляд, ответ очевиден. И дело совсем не в его появления на акции 27 июля. Это было лишь поводом. С Жуковым обошлись гораздо более жёстко, чем с лидером Либертарианской партии (у Светова «всего» 30 суток ареста, когда у Жукова – 2 месяца и уголовное дело), чтобы таким образом покарать и нейтрализовать на несколько лет человека по-настоящему для «пост-чекистской власти» неудобного, который может сделать кое-что похуже, чем просто прийти туда, «где не согласовали».
Ведь фактически Жуков покусился на главную российскую скрепу – спецслужебную, на статую Феликса Дзержинского, чьё имя ассоциируется в первую очередь с красным террором и репрессиями. Жуков участвовал в кампании «ГудбайФеликс» самым активным образом: выступал за демонтаж памятника на ток-шоу «В точку», участвовал в дебатах, отстаивая свою позицию, а на авторском канале Жукова выходят ролики с антиспецслужебной повесткой. Плюс Жуков интересовался региональными темами, самыми тёмными и неудобными для Москвы, – ингушскими протестами и ситуацией в Шиесе.
Жуков настаивал на античекистских позициях на всех своих площадках регулярно и системно. Доквзывая своей большой аудитории, что слежка – это всегда преступление. Риторика Жукова заставляет не только задуматься об бесчеловечной сути ЧК, но даёт понять, что ЧК, ГБ, ФСБ, ФБР да мало ли ещё что – всё это одна организация по самому своему замыслу: недоверие к человеку, слежка за человеком, устранение человека.
Наблюдения эти – не попытка поспорить на тему, в чем именно провинился блогер перед авторитарной страной. А ещё одно объяснение, почему нужно добиваться освобождения Жукова всеми доступными способами – в самом печальном исходе этой истории он может стать новым политическим заключенным, но не за «массовые беспорядки» и предвыборное непослушание, а за крамольные античекистские мысли.
Дина Тороева