За долгие годы у власти Владимира Путина сравнивали со многими русскими правителями. На первом сроке его, заигрывавшего с Западом и либеральной интеллигенцией, сопоставляли с реформатором Петром I, портрет которого, ходили слухи, даже стоял на президентском столе. Затем Путин стал ассоциироваться с национал-консерватором Александром III, которому поставил памятник. С ростом протестной активности и расширением полномочий силовиков Путина стали сравнивать с Николаем I – «Палкиным». Но самому Путину, вероятно, гораздо больше понравились бы сравнения с Екатериной II, и они отнюдь не лишены оснований.
Эпоха правления Екатерины II традиционно вспоминается как время триумфального расширение территории государства российского, равно как период расцвета коррупции и цензуры на фоне, как бы сейчас сказали, поднятия с колен. Свергнув собственного мужа, Екатерина понимала, что ее легитимность определялась не только короной или – не дай бог – народом, а тонкой прослойкой привилегированных дворянских фамилий. В первую очередь это были гвардейцы, в послепетровское время активно свергавшие одних государей и приводившие к власти других. Будучи талантливым и чутким политиком, Екатерина сформировала лояльный двор, который регулярно «подкармливала» в обмен на гарантированную лояльность. Только братьям Орловым, которые поспособствовали воцарению Екатерины, новоиспеченная императрица подарила более 3 тысяч душ, обширные земли и баснословные денежные суммы. Фаворит императрицы Григорий Орлов в ответ на щедрость Екатерины подарил ей на именины бриллиант с незатейливым названием «Орлов» стоимостью около 400 тысяч рублей. Такой активный обмен государственными, что очевидно, деньгами происходил на протяжении всего правления Великой императрицы. При этом коррупционные устремления Орлова меркли ли фоне аппетитов одного из его преемников на посту сердечного друга императрицы – Григория Потёмкина.
Если же мы перенесёмся в современность, то увидим много схожего. Российские коррупционные схемы с каждым годом обрастают все новыми подробностями. Одни поражают изощрённостью, которая и не снилась Екатерине, другие и вовсе становятся мемами (вспомним хотя бы «пруд для уточки» или скандальную историю с участием одного из крупнейших путинских олигархов Олега Дерипаски и эксцентричной Насти Рыбки). По данным Forbes, за последние 9 лет (2008-2017) число связанных с Путиным бизнесменов, которые попали в рейтинг издания, выросло в 4 раза. В частности, в этот рейтинг входят братья Ротенберги – друзья Путина из кружка дзюдо, а также Юрий Ковальчук и другие члены дачного кооператива «Озеро». Найти там можно также и менее раскрученных персонажей. Например, Ильгама Рагимова, однокурсника президента, и Пётра Колбина – по некоторым данным, путинского друга детства.
Устраивать своих друзей и знакомых на государственные должности Путин начал сразу же, как достиг высшей власти. К примеру, Андрей Фурсенко, сосед Путина по кооперативу «Озеро», стал министром науки и образования. Министром экономического развития был назначен Герман Греф, до этого работавший с Путиным в Смольном в правительстве мэра Анатолия Собчака. Список путинских фаворитов можно продолжать долго, главное другое. Путин и его привилегированные приближенные являются гарантами друг для друга: элита обеспечивает президента стабильной поддержкой, а он их – всевозможными благами. Именно так взаимодействовала с дворянством и Екатерина II, обеспечив себе тем самым стабильное почти 35-летнее правление.
Невозможно отрицать, что риторика президента Путина по сей день зачастую выглядит вполне либерально. «Нам нужны прорывы во всех сферах жизни. Глубоко убежден: такой рывок способно обеспечить только свободное общество, которое воспринимает всё новое и всё передовое. И отторгает несправедливость, косность, дремучее охранительство и бюрократическую мертвечину», – заявил Путин в ходе инаугурационной речи в 2018 году. В честь 25-летия принятия Конституции РФ Путин также упоминал о важности и незыблемости Основного закона. Однако на этом риторическом фоне множатся законы в духе «Пакета Яровой», все больше людей оказываются за решёткой по политическим причинам, а произвол силовиков и антизападная паранойя оставляют даже у самых стойких либерал-оптимистов всё меньше надежд на успешное построение в РФ демократического правового государства. Как здесь не вспомнить декларативные заявления Екатерины II о недопустимости цензуры и благотворности гражданских вольностей и, с другой стороны, жёсткие репрессии в отношении критиков власти и крепостничества: Александра Радищева и Николая Новикова. Вполне вероятно, что Екатерина действительно симпатизировала либеральным идеям, хотя и не могла себе позволить претворять их в жизнь без риска быть свергнутой дворянами-крепостниками, для которых в её пору настал самый настоящий «золотой век».
Хотя «глубинный либерализм» Владимира Путина вызывает сомнения, налицо очевидное сходство двух исторических мизансцен: тотальное несовпадение слов и действий как в случае Екатерины II, так и в случае Путина. И это представляется не столько признаком изощренного двуличия, сколько результатом глубочайшего внутреннего конфликта между осознанием (или хотя бы декларированием) гуманистических ценностей и стремлением во что бы то ни стало сохранить власть.
Занятые геополитикой и укреплением собственного имиджа, и Екатерина, и Путин принимали порой не самые эффективные решения в области экономики. В современной России экономические кризис и стагнация вполне стали нормой жизни. Но и во времена правления Екатерины II проблемы в этой сфере были серьезными. Сегодня вся экономика страны по сути принесена в жертву сырьевому экспорту (добыча полезных ископаемых и нефтепереработка обеспечивают около 60% всего российского экспорта), доходами от которого Кремль щедро делится с олигархами, силовиками и чиновниками, оставляя по ту сторону кормушки большую часть населения.
Во времена Екатерины народ точно так же был принесён в жертву правящему классу, работая на барщине порой по 6 дней в неделю, чтобы дать помещикам возможность максимально обогатиться за счёт экспорта хлеба в Европу. Сырьевая модель экспорта в эпоху Екатерины была ориентирована на вывоз зерна, руды и леса. Историк Н. А. Рожков отмечал, что в эпоху Екатерины экспорт состоял исключительно из сырья и полуфабрикатов, готовые изделия почти не производились. Причём готовая продукция составляла 80-90% всего импорта. Помимо прочего, здесь сказалось и то, что Екатерина, несмотря на всю свою просвещённость, отрицала достижения европейской Промышленной революции. Она считала, что, если машины вдруг заменят людей, это вызовет безработицу. Путин, конечно, передовых технологий не отрицает, но на сырьевой игле Россия сидит до сих пор.
Здесь вспоминается печальный опыт Нидерландов, названный экономистами «голландской болезнью». Напомню, в 1959 году в Нидерландах были открыты крупные газовые месторождения, которые моментально увеличили добычу этого ресурса и его экспорт в соседние европейские страны. Очень скоро иностранные товары стали более доступными для населения из-за роста доходов, а местная промышленность начала испытывать трудности со сбытом. Снизилась конкурентоспособность продукции обрабатывающих отраслей. Всё это привело к сокращению выпуска этой продукции, её экспорта и росту безработицы. Стало понятно, что длительная зависимость экономики от экспорта природных ресурсов катастрофически ослабляет стимулы для развития обрабатывающей промышленности, деградируют наукоёмкие отрасли. Этот эффект имеет немало схожего с экономической ситуацией при Екатерине, и уж точно многие характеристики «голландской болезни» налицо в современной России.
Ещё одно очевидное сходство внутренней политики Екатерины II и Путина – это особый характер цензуры. Как при Екатерине II, так и при Путине Россия – авторитарное, но не тоталитарное государство, где в определённом смысле имеет место свобода слова. Екатерина, например, разрешила иностранцам выпускать русскоязычную литературу, издала закон о вольных типографиях, поддерживала ввоз просветительской литературы. При этом вся печатная продукция находилась под жестким контролем Синода и Академии наук. К концу правления Екатерины цензурные гонения усилились.
При Путине цензура хотя и не носит тотальный характер, но имеет тенденцию к ужесточению. Достаточно вспомнить недавний закон об оскорблении власти. Тем не менее, на «Эхе Москвы» всё ещё выступает Виктор Шендерович, а пользователи соцсетей продолжают репостить расследования Алексея Навального. У Екатерины и Путина работает один и тот же инструмент ценуры – универсальные законы, которые при необходимости могут сработать против любого нежелательного активиста. Только в современной России аналогом прежнего «богохуления» стали «экстремистские материалы».
Но, конечно, самая злободневная параллель между Екатериной и Путиным – присоединение Крыма. 8 (19) апреля 1783 императрица подписала манифест «О принятии полуострова Крымского, острова Тамана и всей Кубанской стороны под Российскую державу». Правда, тогда ни одна страна официально не оспорила этот манифест, хотя Порта официально признала присоединения Крыма к России лишь через восемь с лишним месяцев. Присоединение Крыма в 2014 году прошло менее дипломатически гладко и до их пор не признано мировым сообществом. Кроме того, в отличие от Путина, Екатерина Крымом отнюдь не ограничилась. При ней Россия пополнилась также Ингушетией, Кабардой, Чукоткой, Курильскими островами, частью Латвии, Литвой, Белоруссией и так далее. Помимо всего прочего, частные успешные войны не только повышали авторитет императрицы, но и давали дворянам строить блестящие офицерские карьеры и добиваться царских милостей.
Нынешнему президенту о таких земельно-собирательных достижениях остаётся только мечтать. Путин понимает, что россияне, взрощенные на идеалах самодержавия и «самого большого в мире государства», воспринимают присоединение новых земель как одно из важнейших достижений правителя. Президент не может не печалиться, что международная обстановка не позволяет ему порадовать сограждан новыми территориальными приобретениями. Интересно, удастся ли Путину, как Екатерине II, прослыть Великим, досидеть на троне до своей естественной кончины и, главное, навсегда остаться для россиян успешным правителем? Боюсь, что как раз здесь между нашими историческими примерами могут случиться некоторые расхождения.
Анастасия Беляева