Недавно американские антропологи огласили результаты исследований морфологических черт высших обезьян и древнего человека. По мнению специалистов из Питсбургского университета, ближайшим предком homo sapiens является вовсе не шимпанзе, как считалось ранее, а орангутан.
Чем наша антропология отличается от американской
Американские исследования основывались не на анализе ДНК, а на сравнении ископаемых останков с костями современных приматов. У орангутана и человека нашли 27 схожих черт, а у человека и шимпанзе – только две. Имеются в виду строение челюстей, состав зубной эмали, одинаковая костная структура лопаток, расстояние между молочными железами, а еще асимметрия правых и левых мозговых полушарий, четкая линия волосяного покрова и т.д.
Правда, ДНК человека лишь на 1,2 процента отличается от ДНК шимпанзе, и – на 3,5 процента от орангутана. Вот почему в последние десятилетия (антропологические изыскания, связанные со сравнительным анализом типов ДНК начали комплексно проводить только в 90-х годах) ближайшим братом человека считался шимпанзе. И вообще, еще со времен Дарвина основная теория антропогенеза излагалась так: homo sapiens является отдельным биологическим видом, но имеет общего предка с шимпанзе и гориллами. А теперь американцы перекроили отряд приматов по-своему, определив шимпанзе в одну группу, а людей, орангутанов и древних приматов – в другую.
Неизвестно, с каким настроением встретили новость разжалованные шимпанзе, но в среде ученых снова начались споры: какому методу следует отдавать предпочтение и что эффективнее – анализ ДНК или сравнение морфологических признаков. Петербургские антропологи в таких дискуссиях, как правило, не участвуют: им хватает собственных задач.
Как выяснил “Город 812”, в России и Америке антропологические задачи понимают по-своему. В нашей многонациональной стране ученым всегда было интереснее изучать этнокультуру. В отличие от более-менее изученного западноевропейского этноса, происхождение азиатских народов по-прежнему окутано множеством тайн. И здесь научных теорий, вступающих в противостояние друг с другом, – гораздо больше, чем у коллег, изучающих чистый антропогенез, то есть происхождение самого вида homo sapiens.
К тому же российским ученым никто не препятствует в изучении физических особенностей представителей разных народов – а в Америке табуировано само слово “раса”.
– Установление ближайшего “родственника” человека несет какую-то практическую функцию? Может быть, на орангутанах можно теперь испытывать лекарства или учить их человеческим навыкам?
– Испытания лучше проводить на крысах, – отметил директор Кунсткамеры Юрий Чистов. – Да я бы поостерегся так быстро заявлять, что орангутан – ближайший родственник. Эти ветви разошлись не меньше 10 миллионов лет назад. Публикация в Journal of Biogeography – еще не означает, что произошла мировая сенсация.
– То есть внезапно выявленные родственные связи пока не приносят никакой пользы? А что приносит?
– Первое, что приходит на ум, – это разработка стандартов одежды. Замечали, наверное, что у китайских костюмов часто возникают проблемы с длиной рукава? У моделей слишком короткие руки, в результате появляются выкройки, которые, может быть, соответствуют мужчинам из Юго-Восточной Азии, а европейским – не подходят. То же самое с перчатками. И даже когда советские граждане носили в основном то, что сами и производили, разработки антропологов были очень востребованы. Требовалось определить заранее, сколько ботинок 44-го, а сколько – 36-го размера понадобится изготовить в таком-то году. А кресла и костюмы для космонавтов? А школьные парты? При их разработке тоже были задействованы антропологи. Спортивная антропология изучает, какие физические преимущества необходимы для успешных показателей в том или ином виде спорта (баскетбол, плавание, тяжелая атлетика) и в каких регионах можно найти таких людей. Кроме того, антропологи оказывают существенную помощь судебным медикам, когда требуется установить пол, возраст и национальность по костным останкам.
– Чем отличаются российские и, скажем, американские антропологические школы? – спросили мы у заведующего отделом антропологии Музея антропологии и этнографии имени Петра Великого Валерия Хартановича.
– Антропология – проблема происхождения, дивергенция человеческой популяции по земному шару, связанная с различными физическими типами населения, изучение как современных людей, так и древних останков, чтобы понять происхождение этнических групп. В русском языке традиционно существовало слово “этнография” как наука, которая занималась традиционной культурой населения разных народов. Потом ее стали называть этнологией, чтобы сделать различия между описательной частью и аналитической. А в США всех называют одинаково – антропологами, только делят различия: физический, биологический, есть даже социальные и культурные антропологи. Взять, к примеру, медицинскую антропологию: в Америке – это исследование тех же древних останков с целью установить, какими болезнями страдали древние люди, а у нас – изучение шаманских практик, народных лекарей и т.д. Но настоящая медицинская антропология – это, конечно, историческая динамика всех заболеваний, причем не только эпидемий, а она связана в первую очередь с изучением уровня жизни древних людей. Сейчас идет только первый этап – получение необходимых анализов, но потом они будут систематизироваться.
Антропология на службе
В ХХ веке выяснилось, что антропология тесно взаимодействует с евгеникой (т.е. деятельностью по улучшению человеческой породы). Но так было в нацистской Германии, а российским ученым удалось себя не скомпрометировать. Мало того: сейчас они защищают своих немецких коллег.
– В Германии было много антропологов – настоящих ученых, которые внесли существенный вклад в науку, но не имели отношения к идеологии. А те, кто примкнул к “идеологам”… – что ж, каждое государство находит себе двух-трех прихлебателей, которые вырывают нужные им факты из контекста. Жаль только, что теперь на многих исследователей косо смотрят: если они используют те же методики, что и немцы 70 лет назад: определяют цвет волос по специальным шкалам или форму черепов по таблицам, – отмечает Валерий Хартанович. – В Америке дискриминация негров продолжалась вплоть до 50-х годов прошлого века, а теперь, конечно, начались компенсаторные явления, которые тоже приводят к перегибам.
– А в чем конкретно состоят эти перегибы?
– Я могу поручиться, что в нашей стране ни один антрополог-ученый не может быть обвинен в расизме. Рассуждая о различиях физических черт в разных регионах, мы никогда не обсуждаем, что лучше, что хуже. И нам трудно понять политкорректных американцев, которые наложили табу на слово “раса”, хотя раса – всего лишь подвидовый признак. Есть один биологический вид – homo sapiens. Негры и европеоиды – его представители. Все равно что волки европейские и азиатские.
– Но ведь собак различают по породам: на умных, красивых или сильных.
– Собак выращивают специально. Что же касается “неполноценных особей”, которых истребляли в Спарте и стерилизовали в Германии, – то все эти бесчеловечные эксперименты, к счастью, заканчивались довольно быстро, так что следующее поколение не успевало вырасти, сформироваться и представить нам результат этой евгенической практики. Сам я считаю, что “оздоровление” нации за счет избавления от людей с некими дефектами привело бы к бурному развитию других патологий, на которые до этого не обращали внимания.
– А можно ли добиться уменьшения расистских настроений, не прибегая к запретам на слова?
– То, что предки всех современных людей зародились в Африке, – уже само разбивает все доводы о том, кто круче. Допустим, обыватель считает так: африканцы, мол, быстрее бегают и хуже думают. Но особенности поведения происходят от особенностей культуры. Культура – определенные виды ограничений, которые накладываются обществом, чтобы человеку было удобно жить в этом обществе. А сам человек, его интеллектуальные качества тут ни при чем.
Как меняются люди
Существует ли опасность, что через несколько столетий на планете совсем не останется блондинок? И вообще – все люди будут похожи друг на друга?
– Не существует такой опасности, – уверяет Валерий Хартанович. – В России, по крайней мере. Как мы помним, даже татаро-монгольское иго не сказалось сильно на нашей внешности. Наоборот, славяне как-то поглотили татаро-монголов, и те довольно быстро ассимилировались. Мне кажется, те ученые, которые бьют тревогу по поводу уменьшения количества блондинов в Англии и Франции, как-то не учитывают, что в глубине России есть еще удмурты, чуваши – а среди них светловолосых людей едва ли не больше, чем среди ирландцев.
– А когда вообще появились светлокожие люди?
– Предположительно северные европеоиды появились после ледника. Но неправильно думать, что светлоокрашенность продиктована одним только холодом, потому что коренные жители Сибири – темноволосые и кожа у них не белая.
– За последние 200 – 300 лет люди существенно прибавили в росте. С чем это связано?
– В первую очередь – с улучшением питания, с улучшением качества медицины: смертность уменьшается, естественный отбор не такой жесткий, как раньше. Но предсказать, что будет дальше, будет ли средний рост мужчины когда-нибудь равен двум метрам, я не берусь.
– А как еще изменились люди за последние 500 лет?
– Люди стали грацильнее, то есть изящнее. Нет такой рельефной мускулатуры – понятно почему. Других существенных изменений со времен мезолита, то есть за последние десять веков, не отмечено. Разве что зубы стали заметно хуже – начиная со Средневековья. Скорее всего, это связано с увлечением углеродной, мучной пищей.
Медицинская антропология – одна из самых прикладных. Как правило, занимающиеся ею специалисты получают два высших образования, так как этой специальности в чистом виде пока нигде не обучают. Из этой науки можно выделить еще несколько дисциплин, в частности, медицинскую палеопатологию – изучение болезней древних людей по костным останкам.
– Основная задача медицинской антропологии – выявление среди представителей человеческого рода “группы риска”, – рассказывает антрополог Александра Бужилова. – Еще важнее определение таких индикаторов, которые помогают выявить болезнь еще на ранних стадиях. Такие разработки очень востребованы у эндокринологов. По одному только расположению подкожно-жировых складок можно определить, склонен ли этот человек к заболеванию диабетом, и если да – обязать его регулярно сдавать кровь на сахар по достижении, скажем, тридцати лет. А это поможет избежать если не болезни, то самых тяжелых осложнений, которые он сулит. Впрочем, эти разработки – пока в начальной стадии, и ученые еще не берутся уверенно утверждать, что к диабету имеют предрасположенность женщины с большим бюстом и животом, но на тонких ногах. Хотя пока результаты получаются именно такими.
Исследование различных отклонений в гормональной области позволяет выявить интереснейшие закономерности между образом жизни (городским или сельским) и стрессоустойчивостью. Допустим, наибольший стресс на службе испытывают подводники – к тому же их “рабочий день” длится иногда до полугода. Но, как выяснили ученые, уровень андрогенов и адреналина в их крови вполне сопоставим с уровнем тех же гормонов в крови среднего петербуржца или москвича. Именно среднего, а не сумасшедшего трудоголика, которых в Москве, конечно, больше, чем в других регионах. Кстати, составление карты стрессовых регионов тоже может быть полезно – не только медикам, но и политикам.
Чем болели древние?
Палеопатологи изучают различные заболевания. Однако древние эпидемии, которые, если верить летописям, выкашивали целые регионы и оказывали немалое влияние на геополитику, изучить довольно сложно. Основная причина: смертоносные инфекции, например, чума, распространялись слишком быстро, и умирали от них тоже быстро: в итоге болезнь не успевала сказаться на скелете. А значит, по сохранившимся останкам установить ареал воздействия инфекции сейчас невозможно.
Единственное исключение – это сифилис в третичной форме, инфекционная болезнь, которую можно диагносцировать спустя несколько веков. Эта болезнь бурно распространялась в Европе в XV веке. Она нашла отражение в письменных памятниках, но сейчас ученые-палеопатологи не советуют особенно доверять словам летописцев. Вернее, они радуются возможности сравнить их данные с теми, что получены сейчас, в XXI веке. Средневековые хронографы любили приукрашивать действительность или писали о кое-где услышанных бедах так, будто наблюдали их своими глазами.
– Главное – уметь вовремя сдержать свою фантазию, – говорит Александра Бужилова. – Историю повсеместного распространения венерического заболевания обязательно захочется использовать для описания “второго Содома”, особенно если тема научного труда – не болезни как таковые, а, например, нравственность.
Кроме прочего антропологи выявляют способность древних людей к лечению болезней и травм. На раскопках был найден скелет неандертальца с травмой руки, причем анализ останков помогал с достоверностью выяснить: травма была получена задолго до смерти. Человек мог получить ее лет в 20 – а дожил до 50, хотя ни работать, ни охотиться с такой рукой он не мог. Это означает, что с ним делились едой и вообще ухаживали.
– Появляются все новые болезни, передающиеся людям от животных. В древности было так же?
2.jpg)
– Сейчас пытаются выяснить происхождение некоторых зоонозов: туберкулеза, бруцеллеза и т.п. По одной из версий, эти болезни стали появляться, когда человек попытался приручить некоторых животных, начал пить “домашнее” молоко и т.п. Однако российским ученым кажется более вероятной другая версия: это животные заразились от людей. В конце концов, опытные охотники способны отличить больную корову от здоровой и вряд ли стали бы употреблять в пищу подозрительное мясо. Зато весьма вероятно, что первые заражения происходили через шкуры: с больного, не пригодного в пищу зверя ее сдирали, и, конечно, через микротрещины в коже инфекция могла проникнуть в кровь.
– Можно сейчас установить очаги появления болезней?
– Историк Пьер Митчелл, изучая крестовые походы, определил, что именно они принесли в Европу проказу (из святых палестинских земель). Несколько веков спустя чуму стали уже специально подбрасывать на улицы вражеского города, например, зараженные трупы на улицах Феодосии. Фактически там было использовано бактериологическое оружие. Здесь медицинская антропология уже идет рука об руку с историей военного дела.
– А когда люди перешагнули 50-летний рубеж?
– Это трудно установить, тем более что в каждом регионе все было по-разному. Известно, что средний возраст современных африканских пигмеев почти соответствует возрасту среднего жителя каменного века. Средний возраст – это та грань, по достижении которой большинство представителей этого этноса обычно умирают. С улучшением условий жизни все больше людей стали ее благополучно переживать. Правда, это означает и замедленное взросление. В неандертальскую эпоху была отмечена тенденция к быстрому созреванию и, следовательно, скорому старению – а все дело было в белковой пище, которую стали потреблять древние люди, спасаясь от похолодания среды. Затем наступила более развитая эпоха верхнего палеолита, когда, во-первых, снизилась детская смертность, а, во-вторых, на первый план стал выходить вариант долгожительства: медленное созревание и медленное же старение.
Зато с переселением в города стали появляться детские хронические инфекции, типичные для мест с высокой скученностью оседлого населения.
