50 лет назад – в 1969 году – Александр Солженицын был исключен из Союза писателей. А сегодня – 11 декабря – 101 год со дня его рождения.
Вспоминаем Алексанлра Исаеевича Солженицына текстом из двух частей. Во-первых, статьей Михаила Золотоносова о том, как правильно понимать Солженицына. (Чем всю жизнь занимался А.И.? Он всегда боролся с государством. И столь же последовательно защищал русский народ. Народ, согласно исторической концепции А.И., никогда не был виноват в своей истории. Но после возвращения в Россию у Солженицына появились слова о необходимости перестроить национальный характер…) Во-вторых, хроникой исключения писателя Солженицына из рядов Союза писателей РСФР.
- 1994 год. Возвращение в Россию
Бык у обломков дуба
Подвиг Солженицына связан с противостоянием государству: от «Одного дня…» через «Архипелаг ГУЛАГ» (самое значительное литературное произведение А.И. и «великое» по гамбургскому счету в русской литературе в целом) – до «России в обвале», сквозь всё curriculum vitae.
В этом, собственно говоря, и заключена главная его связь с традицией русской интеллигенции: желание добиться свободы для личности, разрушив систему государственного подавления. Хоть сам Александр Исаевич изо всех сил нажимал не на личность, а на народ, хотя симпатизировал русским консерваторам, антинигилистам (Столыпин для него – лучший человек на все времена), историческая роль А.И. оказалась иной – роль идеолога разрушения государства.
Таким он был в старые социалистические времена, таков же он был и после. Главный его враг – российское государство в лице правителей, высших бюрократов, которые облегли Россию. «Коммунизм» оказался лишь одной из преходящих масок главного врага.
Примечательно, что «русофобия» надолго Солженицына увлечь не смогла и в качестве врага не удержалась – хоть миф и привлекательный, но малодостоверный, да и с государством никак не связан. Хотя в целом всю «фобийность», образующую субстрат русской культуры (в том числе и «ксенофобийность»), творчество Солженицына-романиста и Солженицына-публициста выразило сполна. И о Богрове – убийце Столыпина – было написано со вкусом, в лучших традициях. Но сейчас я буду писать только о главном.
Для характеристики «антигосударственничества» характерны две самые последние крупные публицистические работы: «“Русский вопрос” к концу ХХ века» (1994) и «Россия в обвале» (1998). Главная мысль обоих сочинений – патологическая, традиционная и ничем не преодолимая глупость российских правителей.
«Русский вопрос» – это не просто вопрос о возможности выживания русских (быть народу или не быть), но именно о политике элиты, которая ставит под вопрос выживание русских.
С глупостью связаны упущенные возможности внутреннего развития и растрата народных сил, направленных на ненужные России внешние цели (особенное внимание А.И. уделил «роковому панславистскому увлечению» в прошлом веке; ср. с нынешним интересом Думы к Сербии). Политическая элита, управлявшая русскими едва ли не с самого начала и по сегодняшний день, предстает у А.И. компанией двоечников. Так прошли XVII – XIX века, с тем же пролетел и наш ХХ век. «…Для государственного руководства слишком мало у нас людей, кто б одновременно был: мудр, мужественен и бескорыстен». И так всегда. Причем, «слишком мало» – этто так, для красного словца. На самом деле – никого.
Когда А.И. вернулся в Россию в 1994 году, через 20 лет после высылки, он буквально сразу же принялся – как тогда казалось по инерции – обличать и новую Россию.
Помню, что тогда это многих покоробило и было воспринято комически. Дескать, прибыл предсказанный Войновичем (в «Москве 2042») Сим Симыч Карнавалов на белом коне, автор «Большой зоны», и закричал звонким голосом о «заглотной власти». Закричал, даже не разобравшись, именно по инерции.
Но наступил август 1998 года, и «демократическая семилетка» с шумом провалилась, подтвердив правоту солженицынской идеологической инерции. Другой вопрос: насколько неизбежным был этот провал, насколько научно или, наоборот, «на фу-фу» действовали реформаторы? Получилось же в итоге, что Солженицын со своей вечной критикой России опять (всегда?) прав. Может быть, такова особенность России, в которой все проваливается?
И именно при России и должен состоять Вечный Критик? Он без нее не может, без нее его функция не реализуется, а правота не получает столь убедительных доказательств. Вот странная судьба – и страны нашей, и русского писателя Солженицына.
Он думал что он строитель (последняя глава «России в обвале» так и называна: «Строительное»), а он – разрушитель, антигосударственник. Одним словом, бык.
Дело тут не в России вовсе. И прибыв на Запад, А.И. тут же оказался чужим.
«…Запада я не ощущал кончиками нервов. Я никак не ощущал, что поворот от меня ведущей западной общественности даже уже начался два года назад: от Письма Патриарху – за пристальное внимание к православию, от “Августа” – за мое осуждение либералов и революционеров, за мое одобрение военной службы (в Штатах это пришлось на вьетнамское время!)… А для Запада это выглядело так: от лютого советского правительства они защищали меня как демокрпатического и социалистического героя… Спасли меня – а я, оказывается, нисколько не социалист, и предлагаю авторитарность, и тому драконскому правительству какие-то переговоры.. И после близких недавних восторгов – полилась на меня уже и брань западной прессы…».
Это цитата из сочинения, которое «Новый мир» (1998, №№ 9, 11…) опубликовал именно к 80-летию писателя – «Угодило зернышко промеж двух жерновов. Очерки изгнания».
С одной стороны, это продолжение «Теленка», история публикации сочинений в «юридическом мире» («Вступив в юридическую эру и постепенно заменив совесть законом, мир снизился в духовном уровне»), описание «политической мельницы» и хитрых, предприимчивых людей, думавших только о наживе (одна из них — Ольга Карлайл, любимый объект бомбометания «Литературки» 1970-х гг.). С другой стороны, это тонкая метафора того, что произошло с писателем в 1994-м и последующие годы, после репатриации. Те правила, которые вывелись на Западе (типа: «с людьми неясными – лучше всего не встречаться, чтобы не дать им возможности потом придать встрече ложное истолкование») заработали, судя по всему, и в Москве. Где неясными оказались едва ли не все.
Как и на Западе, Солженицын и в России оказался сам по себе, вне какой-либо стаи, не вписался в московскую культуру с ее тейпами, с ее родо-племенным устройством в области литературы и журналистики.
Нужно, действительно, иметь силы на самостоянье, быть духовно самодостаточным, чтобы на родине продолжить путь эмигранта: жить вне «союзов», как пушкинский «царь» («Ты царь. Живи один. Дорогою свободной…»).
Никому А.И. не подошел в виде знамени или хоругви, у всех нашел несвободу, продажность, корысть и быстро об этом сообщил своим странным, ни что «телевизионное» непохожим образным языком и форсированным, открывающим горячую заинтересованность голосом. Недаром его еженедельные телевизионные лекции оказались недолгими: кто же у нас после десятилетия гласности потерпит правду? И зачем этот внепартийный писатель, который бьет по всем подряд (и никогда не знаешь, кто будет следующим в этой очереди)? Да и сама горячность, детская вера АИ в силу слова (рожденная еще в те поры, когда он своим голосом мог перекрыть общий гул современности) испугала.
Кстати сказать, Солженицына его роль Вечного Критика, приведшая к изгойничеству, как раз и спасла от опасности стать комическим персонажем после возвращения в Россию в 1994 году. Дурного вкуса медленное приближение к Москве по глубинке, напомнившее «сто дней» Наполеона; присланные перед этим манифесты – «Как нам обустроить Россию?»; предсказание Войновича про политическую клоунаду Серафима Карнавалова, как казалось тогда, уже сбывающееся, — все это работало объективно против А.И. Все замерли: осрамится или нет? Ведь ощущение было таким, что он не понял, в какую страну вернулся, что эпоха одного слова правды, которое весь мир перетянет, невозвратно прошла, что здесь уже никто никого не слушает и что вообще сильна опасность стать героем фарса и «выговориться… в балаболку», которую сам Солженицын ощутил, едва прибыл на Запад в 1974 году (см. об этом в «Зернышке»).
Но, слава Богу, помогло наше непобедимое российское хамство: Солженицына не «переогромили», а просто заткнули рот, ибо для всех он приберег неприятные слова. И больше всего – для ельцинского режима. Правда, критика оказалась такой, что и КПРФ не пригодилась. «Своих» ни во власти, ни в оппозиции А.И. не обнаружил.
Вот тут, на мой взгляд, главный урок: Вечный Критик – неисправимый индивидуалист. И именно в этом – учитель жизни и великий человек.
Как и положено интеллигенту, он не транслирует групповые догмы, а высказывает собственное мнение, которое никому не пригождается и никакой группе или организации не служит идеологическим подспорьем. Ни власти, ни оппозиции. Так было в те годы, когда из Америки Солженицын призывал каждого из нас к моральному сопротивлению (помню, какое глубокое впечатление этот призыв произвел на меня лично и во многом меня сформировал); так и сегодня. А.И. показывал, что можно и нужно жить вне стаи; что только так интеллигент может сохранить собственное достоинство. Никому не поддакивать, никого не обслуживать, не соблюдать условности, участвуя в лживых государственных или общественных ритуалах. Не давать собой пользоваться.
Писатель видит всех и всё, но сам невидим. Как выразился А.И. в «Зернышке», он желал «иметь преимущество наблюдать за страной, а не чтоб она наблюдала за мною через корреспондентов и фотографов…».
Любопытно, кстати, звучит эта фраза сегодня, когда любая тля стремится произнести что-то шокирующее и стать объектом наблюдения.
Довольно долго, подвергая племя российских правителей и чиновников перманентной уничтожающей критике, Солженицын столь же последовательно и «инерционно» защищал русский народ. Народ, согласно исторической концепции А.И., никогда не был виноват в своей истории, в том, что его регулярно превращали в «экспериментальный лепной материал».
Но после возвращения в Россию у А.И. впервые появились формулировки недостатков русского национального характера, слова о необходимости этот характер перестроить. Народ-богоносец – и вдруг сам виноват в собственных бедах!.. Новация симптоматичная и явно связанная с пятилетним пребыванием на Родине.
Наконец, критика А.И. охватила и ту зону, которая прежде от критики была защищена и для всех народников (каковым и являлся А.И.) была табуирована. Государство, теперь народ… В итоге осталось одно Отечество – «это то, что произвело всех нас. Оно – повыше, повыше всяческих преходящих конституций».
Оно – и не государство, и не народ, а идеальная сущность, мозговая конструкция, аналог Царства Божьего внутри нас. Только его Вечный Критик и оставил.
А.И. считал себя писателем, вынужденно занимающимся политологией и историей, поскольку коммунисты всех поуничтожали.
Я же не случайно вел речь обо всем, кроме художественных произведений, слишком «сделанных» и чересчур идеологизированных (таково и наилучшее из них – роман «В круге первом»). Солженицын потому и писателем стал, что только тут, в художественной литературе, еще можно было в хрущевские 1950-е годы заняться политологией и «социальными вопросами» – под видом романов и повестей.
И в то же время свобода политическая для А.И. – это метафора свободы творчества, ибо в центре мироздания – собственная писательская судьба. Отсюда и такая энергия в публицистике. Все закручено в круг, все друг друга питает. Так возник и так существовал этот сложный феномен – писатель Солженицын, учитель жизни, Вечный Критик и Разрушитель.
Михаил Золотоносов
- Александр Солженицын закончил войну с орденом Красной звезды, командиром батареи звуковой разведки
Как Александра Солженицына 50 лет назад исключали из Союза писателей
Цитаты из «Хроники текущий событий». Выпуск 11-й. Самиздат. 31 декабря 1969 г.
ИСКЛЮЧЕНИЕ А.И. СОЛЖЕНИЦЫНА ИЗ СОЮЗА ПИСАТЕЛЕЙ
4 ноября великий русский писатель А.И.СОЛЖЕНИЦЫН был исключен из Союза писателей Рязанским отделением Союза писателей РСФСР. Из семи членов Рязанского отделения присутствовали шесть: ВАСИЛИЙ МАТУШКИН (Рязань), СЕРГЕЙ БАРАНОВ (Рязань, председательствовал), НИКОЛАЙ РОДИН (г. Касимов, для кворума срочно доставлен из больницы), НИКОЛАЙ ЛЕВЧЕНКО (Рязань), ЕВГЕНИЙ МАРКИН (Рязань) и СОЛЖЕНИЦЫН. Отсутствовал легший на операцию аппендицита секретарь отделения ЭРНСТ САФОНОВ. Еще присутствовал секретарь СП РСФСР ФРАНЦ ТАУРИН, секретарь по агитации и пропаганде Рязанского обкома КПСС А. С. КОЖЕВНИКОВ, редактор издательства ПОВАРЕНКИН и еще трое лиц из областных организаций. На повестке дня один вопрос: информация секретаря СП РСФСР ТАУРИНА о решении секретариата СП РСФСР “О мерах усиления идейно-воспитательной работы среди писателей”.
Выступавшие обвиняли СОЛЖЕНИЦЫНА в том, что он не выступал на предвыборных собраниях; не участвовал в обсуждении произведений начинающих авторов и не рецензировал их рукописи; высокомерно относился к рязанским писателям и их “небольшим достижениям в литературе”; его “Иван Денисович” – бескрылый человек; в его “Матренином дворе” – одни черные краски; его последнее творчество (хотя рязанские писатели и признавались, что незнакомы с ним) идет вразрез с их творчеством; он не дал отпора шумихе на Западе вокруг его имени; его творчество поставила на вооружение заграница. СОЛЖЕНИЦЫН выступил с ответом, в котором доказывал необоснованность выдвинутых против него обвинений.
Пятью голосами против одного была принята резолюция: “Собрание считает, что поведение Солженицына носит антиобщественный характер, в корне противоречащий целям и задачам Союза писателей СССР. За антиобщественное поведение, противоречащее целям и задачам Союза писателей СССР, за грубое нарушение основных положений устава СП СССР исключить литератора Солженицына из членов Союза писателей СССР.
Просим Секретариат утвердить это решение”.
В Самиздате широко распространилось изложение хода этого заседания, сделанное СОЛЖЕНИЦЫНЫМ.
***
12 ноября в “Литературной газете” появилось сообщение об исключении СОЛЖЕНИЦЫНА Рязанской писательской организацией и об утверждении этого решения секретариатом правления СП РСФСР. Ни одной фамилии (кроме СОЛЖЕНИЦЫНА) и ни одной даты не приведено.
***
14 ноября “Литературная Россия” перепечатала сообщение “Литературной газеты” с добавлением фамилий рязанских писателей, а также писателей, участвовавших в заседании секретариата правления СП РСФСР: Л.СОБОЛЕВ, Г.МАРКОВ, К.ВОРОНКОВ, А.БАРТО, Д.ГРАНИН, В.ЗАКРУТКИН, А.КЕШОКОВ, В.ПАНКОВ, Л.ТАТЬЯНИЧЕВА, Ф.ТАУРИН, В.ФЕДОРОВ, С.ХАКИМОВ. Снова – никаких дат.
***
Группа московских писателей: АНТОНОВ, БАКЛАНОВ, ВОЙНОВИЧ, МАКСИМОВ, МОЖАЕВ, ТЕНДРЯКОВ и ТРИФОНОВ нанесли визит секретарю СП РСФСР ВОРОНКОВУ. Они выразили свое несогласие с тем, что группа неизвестных рязанских литераторов исключила из СП такого крупного писателя как СОЛЖЕНИЦЫН. Они потребовали, ввиду особой важности этого дела, обсуждения на пленуме СП при условии максимальной гласности. Они просили довести это мнение, являющееся не только их мнением, но и многих писателей, не явившихся на прием, до сведения всех секретарей СП, а также до сведения ЦК. ВОРОНКОВ заверил их, что передаст.
После этого некоторых (членов партии) вызывали в райкомы, где их прорабатывали первые секретари, а также Ю.ВЕРЧЕНКО, зав. отделом культуры Московского комитета КПСС.
***
Вскоре в Самиздате широчайшим образом распространилось открытое письмо А.СОЛЖЕНИЦЫНА секретариату СП РСФСР. Оно заслуживает того, чтобы быть приведенным полностью:
«Бесстыдно попирая свой собственный устав, вы исключили меня заочно, пожарным порядком, даже не послав мне вызывной телеграммы, даже не дав нужных четырёх часов – добраться из Рязани и присутствовать. Вы откровенно показали, что решение предшествовало “обсуждению”. Опасались ли вы, что придётся и мне выделить десять минут? Я вынужден заменить их этим письмом.
Протрите циферблаты! – ваши часы отстали от века. Откиньте дорогие тяжёлые занавеси! – вы даже не подозреваете, что на дворе уже рассветает. Это – не то глухое, мрачное, безысходное время, когда вот так же угодливо вы исключали Ахматову. И даже не то робкое, зябкое, когда с завываниями исключали Пастернака. Вам мало того позора? Вы его сгустить? Но близок час: каждый из вас искать, как выскрести свою подпись под сегодняшней резолюцией.
Слепые поводыри слепых! Вы даже не замечаете, что бредёте в сторону, противоположную той, которую объявили. В эту кризисную пору нашему тяжелобольномy обществу вы не способны предложить ничего конструктивного, ничего доброго, а только свою ненависть-бдительность, а только “держать и не пущать!”.
Расползаются ваши дебелые статьи, вяло шевелится ваше безмыслие, – а аргументов нет, есть только голосование и администрация. Оттого-то на знаменитое письмо Лидии Чуковской, гордость русской публицистики, не осмелился ответить ни Шолохов, ни все вы вместе взятые. А готовятся на неё административные клещи: как посмела она допустить, что неизданную книгу её читают? Раз инстанции решили тебя не печатать, – задавись, удушись, не существуй! никому не давай читать!
Подгоняют под исключение и Льва Копелева – фронтовика, уже отсидевшего десять лет безвинно, – теперь же виноватого в том, что заступается за гонимых, что разгласил священный тайный разговор с влиятельным лицом, нарушил тайну кабинета. А зачем ведёте вы такие разговоры, которые надо скрывать от народа? А не нам ли было пятьдесят лет назад обещано, что никогда не будет больше тайной дипломатии, тайных переговоров, тайных непонятных назначений и перемещений, что массы будут обо всём знать и судить открыто?
“Враги услышат” – вот ваша отговорка, вечные и постоянные “враги” удобная основа ваших должностей и вашего существования. Как будто не было врагов, когда обещалась немедленная открытость. Да что б вы делали без “врагов”? Да вы б и жить уже не могли без “врагов”, вашей бесплодной атмосферой стала ненависть, ненависть, не уступающая расовой. Но так теряется ощущение цельного и единого человечества – и ускоряется его гибель. Да растопись завтра только льды одной Антарктики и все мы превратимся в тонущее человечество, – и кому вы тогда будете тыкать в нос “классовую борьбу”? Уж не говорю – когда остатки двуногих будут бродить по радиоактивной 3емле и умирать.
Всё-таки вспомнить пора, что первое, кому мы принадлежим, – это человечество. А человечество отделилось от животного мира – мыслью и речью. И они естественно должны быть свободными. А если их сковать – мы возвращаемся в животных.
Гласность, честная и полная гласность – вот первое условие здоровья всякого общества, и нашего тоже. И кто не хочет нашей стране гласности тот равнодушен к отечеству, тот думает лишь о своей корысти. Кто не хочет отечеству гласности – тот не хочет очистить его от болезней, а загнать их внутрь, чтоб они гнили там.
А. Солженицын
12 ноября 1969»
***
26 ноября “Литературная газета” поместила подвал “От секретариата правления Союза писателей РСФСР”. Там сказано, что исключение СОЛЖЕНИЦЫНА “поддерживается широкой литературной общественностью нашей страны”, что СОЛЖЕНИЦЫН “в своих действиях и заявлениях фактически сомкнулся с теми, кто выступает против советского общественного строя”. Цитируются отрывки фраз из последнего (приведенного здесь) письма СОЛЖЕНИЦЫНА для доказательства того, что он “стоит на чуждых нашему народу и его литературе позициях”.
В заключение говорится, что если СОЛЖЕНИЦЫН пожелает уехать из страны, ему не будут препятствовать.
Эта статья целиком перепечатана 28 ноября в “Литературной России”.
***
Национальный Комитет французских писателей выступил с заявлением, в котором охарактеризовал исключение СОЛЖЕНИЦЫНА как “страшную ошибку, которая наносит вред Советскому Союзу”. Авторы обращения считают очевидным, что подобными акциями “хотят запугать не только всех писателей, но шире – всю интеллигенцию, отвадить ее от попыток быть не только браво марширующими солдатами”. В заявлении говорится:
“Могли ли мы поверить, что сегодня на родине торжествующего социализма то, что даже Николай II и не подумал сделать с Чеховым, свободно издавшим свой “Сахалин”, станет судьбой Александра Солженицына, лучшего продолжателя великой русской традиции, жертвы сталинского террора, главное преступление которого заключается в том, что он выжил!”
Под заявлением подписались, в частности, такие известные имена, как ТРИОЛЕ, ВЕРКОР, АРАГОН, САРТР. В последнее время к этому обращению присоединились еще десятки западных прогрессивных деятелей искусства и культуры, в частности, ПАБЛО ПИКАССО.
***
3 декабря в “Литературной газете” появилась информация о заседании секретариата правления Московской писательской организации, заслушавшей СОБОЛЕВА и ВОРОНКОВА в связи с решением секретариата правления СП РСФСР об исключении СОЛЖЕНИЦЫНА. Как сказано в газете, “все выступавшие осудили поведение и позицию, занятую А.Солженицыным, и единодушно одобрили решение, принятое секретариатом правления СП РСФСР”.
Приведен список участников обсуждения: А.АЛЕКСИН, Г.БЕРЕЗКО, А.ВАСИЛЬЕВ, С.ВАСИЛЬЕВ, И.ВИННИЧЕНКО, Б.ЕГОРОВ, В.ИЛЬИН, Л.КАРЕЛИН, Л.КАССИЛЬ, В.ЛУКОНИН, В.МАЕВСКИЙ, С.МИХАЛКОВ, Ю.ПРОКУШЕВ, Г.РАДОВ, И.РИНК, К.ПОЗДНЯЕВ, А.САМСОНИЯ, И.СОБОЛЕВ, Л.ФОМЕНКО, Я.ЦВЕТОВ, Ю.ЧЕПУРИН, Л.ЯКИМЕНКО.
В этом же номере газеты есть сообщение о собрании партийной организации Ленинградского отделения СП РСФСР, единогласно принявшем резолюцию, в которой, в частности, говорится: “Коммунисты Ленинградской писательской организации единодушно одобряют решение Рязанской писательской организации и секретариата правления Союза писателей РСФСР об исключении А.Солженицына из рядов советских писателей как человека, занявшего откровенно антисоветскую позицию и, таким образом, скатившегося в лагерь врага”.
Участники: Р.НАЗАРОВ, Ю.РЫТХЭУ, ВЯЧ.КУЗНЕЦОВ, Д.ГРАНИН, Ю.ПОМОЗОВ, А.ПРОКОФЬЕВ, А.ШЕВЦОВ, В.ИНФАНТЬЕВ, Г.КОНДРАШЕВ, В.ДЯГИЛЕВ, А.БАРТЭН, В.ДМИТРЕВСКИЙ, А.ШАГАЛОВ, Е.СЕРЕБРОВСКАЯ, М.ДЕМИДЕНКО, Ф.АБРАМОВ.
Через неделю СЕРГЕЙ МИХАЛКОВ, выступая на Объединенном пленуме правлений творческих союзов СССР, назвал СОЛЖЕНИЦЫНА «в профессиональном смысле одаренным литератором», который является «талантливым врагом социализма».
***
В Самиздате циркулирует ряд коллективных и индивидуальных писем советских граждан, адресованных Союзу писателей и протестующих против исключения СОЛЖЕНИЦЫНА:
1) Письмо 39-ти. Исключение СОЛЖЕНИЦЫНА названо позорным для нашей литературы и прежде всего для наших писателей, молча и вслух согласившихся с этим…
2) Письмо 14-ти. Не СОЛЖЕНИЦЫНА отлучили от великой русской литературы, а «весь писательский союз, укрывшийся за спинами безответной рязанской пятерки».
3) Открытое письмо ЖОРЕСА МЕДВЕДЕВА.
Касаясь обвинения произведений СОЛЖЕНИЦЫНА в том, что они написаны “с других идейных позиций”, автор пишет: “Публикация “Одного дня Ивана Денисовича” была одобрена Президиумом ЦК КПСС, эта повесть была самым лучшим образом встречена всей советской прессой, была выдвинута на Ленинскую премию. Почему же сейчас вы ругаете даже эту повесть? Значит, изменилась ВАША “идейная позиция”, а не позиция Солженицына. Значит, изменились инструкции Главлиту, а не творческий стиль писателя”.
Исключение Солженицына… произошло как логическое следствие нового курса осторожных репрессий по отношению к интеллигенции для включения инерции страха, того страха, который создал Сталин и его послушные исполнители, не останавливавшиеся перед уничтожением миллионов безвинных граждан”.
***
На заседании секции прозы Московского отделения СП 22 человека голосовали против резолюции, одобряющей исключение СОЛЖЕНИЦЫНА.
***
Телеграмма Л.К.ЧУКОВСКОЙ в Союз писателей. Л.К.ЧУКОВСКАЯ считает исключение СОЛЖЕНИЦЫНА из Союза писателей национальным позором России.
***
16 декабря в лондонской газете “Таймс” опубликовано письмо от группы писателей: “Известие об исключении из Союза писателей СССР Александра Солженицына вызвало у нас чувство тревоги и ужаса. Он – единственный из живущих писателей России, которого, по словам Артура Миллера, единодушно считают классиком. Раньше из СП подобным же образом были исключены два выдающихся поэта: Анна Ахматова и Борис Пастернак». Авторы говорят, что готовы обратиться «ко всем писателям и деятелям искусств всего мира с призывом начать международный бойкот страны, которая поставила себя за рамки цивилизованного общества, – до тех пор, пока варварское обращение с писателями и художниками в СССР не будет прекращено. Другого выхода нет”.
Среди подписавшихся: АРТУР МИЛЛЕР, американский драматург; ОУДЕН, английский поэт; РОЛЬФ ХОХУТ, немецкий писатель; ГЮНТЕР ГРАСС; ДЖУЛИАН ХАКСЛИ; МЕРИ МАК-КАРТИ; ГРЭМ ГРИН; ПЬЕР ЭММАНУЭЛЬ, французский поэт, председатель Пен-клуба; А.ТОЙНБИ, историк. Всего 31 подпись.
- 1957 год. Переезд в Рязань
