Фильм Бориса Хлебникова «Сумасшедшая помощь», вышедший в российский прокат полторы недели назад, в питерском продержался ровно неделю. На одном экране, в «Мираже» в Озерках, на двух сеансах в день. В московском – пока что держится, и тоже на одном экране. Что там в прочих городах и весях, не знаю, но догадаться нетрудно. Ситуация, в общем-то, не просто вопиющая – скандальная.
Борис Хлебников – после своего совместного с Алексеем Попогребским дебюта “Коктебель” и самостоятельного дебюта “Свободное плавание” – считается лучшим молодым режиссером страны. И слово “считается” означает здесь, что мне не известен ни один мой коллега, который – пусть с кислой миной, выдающей сугубо личное неприятие, пусть даже с оговоркой “не лучший, а один из двух-трех лучших” – не подписался бы под этой характеристикой. Нынешний, второй фильм Хлебникова уже признан главным событием уходящего российского киногода (за вычетом разве что спектаклей в Союзе кинематографистов), и слово “признан” здесь наделено той же мерой тотальности. Так что когда “народ”, согласно рейтинговым опросам, почему-то не разделит мнения “критиков”, поспешным будет вывод о том, что критики заврались или же что народ отупел. Просто ему, этому последнему, не дали ни единого шанса. И слово “последнему” здесь тоже случайным не кажется.
Остаются, впрочем, еще коллекционные DVD, на которых фильм Хлебникова появится, и файлообменные сети, в которых он уже есть; так что вот вам, назло недругам, рецензия.
“Сумасшедшая помощь” – история дружбы двух люмпенов с московской окраины: молчаливого белорусского гастарбайтера Жени (Евгений Сытый) и местного “городского сумасшедшего”, безымянного экс-инженера (Сергей Дрейден). Инженер одержим идеей творить добро, Жене эта мысль, по-видимому, глубоко симпатична и понятна, – в отличие от инженеровой дочки (Анна Михалкова), которая, ежедневно навещая своего безумного папу с салатиками и курочкой наперевес, все пытается посадить его на антидепрессанты (впрочем, также исключительно по душевной доброте).
Зато уж совсем непонятна идея добра четвертому участнику сценарного расклада, местному участковому (Игорь Черневич), мрачному типу с мертвенно-серым взглядом, – и вовсе не потому, что он так практичен, циничен и приземлен. У него своя одержимость, почище инженеровой: его обуревают фобии перед ОСБ и некоей Комиссией по профпригодности, которая-де в любой момент может разжаловать его из участковых.
Инженер знает, что в этом-то участковом таится главное зло (даже, пожалуй, Зло), и прибегает для борьбы с ним к самым причудливым методам. То дворовую скамейку на другое место перетащит, то волосы жене участкового обрежет, то вылепит из теста мужские гениталии, чтобы прилепить их к памятникам передовиков своего бывшего завода, а то и вовсе начнет организовывать совместный с Женей заплыв в домик для уток на соседнем пруду – там, внутри домика, должно быть оставлено для него спасительное послание… Предварительно, разумеется, измазав свой плащ некоей фосфоресцирующей (по идее) мазью, собственноручно им изготовленной по старинному рецепту из набора “Юный химик”.
Женю странные методы напарника мало смущают, и не из-за того только, что он безответен, простодушен и округл. Бороться-то со Злом все равно ведь надо, – так, может, и впрямь заплыв к уткам поможет. Нет? А почему, собственно? И какие еще есть варианты?
В сценарии “Сумасшедшей помощи”, написанном ведущим автором “новой драмы” Александром Родионовым, нетрудно угадать парафраз вечного сюжета о безумном странствующем рыцаре и его верном упитанном оруженосце. Фильм Хлебникова – еще одна история о гибельной несвоевременности великой борьбы во имя Добра; о том, что на борьбу эту ныне отваживаются лишь чокнутые люмпены-аутсайдеры, и о том, что иных героев у нашего времени нет, потому что неоткуда.
Не будь Хлебников по-настоящему хорошим режиссером, возможно, сценарий выглядел бы излишне назидательно, претенциозно и попросту банально – при всей тонкости и остроумии отдельных деталей. Однако дидактику эту режиссер сначала топит в гиперреалистической манере актерской игры (для описания которой иные степени, кроме превосходной, непригодны), а затем замораживает уже собственной, радикально минималистской манерой, – этакий Киаростами пополам с Мондрианом. Он не бравирует чуткостью к бедам и трогательным радостям “малых сих”, не заигрывается в документалистскую беспощадность, не упивается фактурой гнойников и язв, усеивающих срамные места на теле социума, – он интеллигентно строг и по-взрослому несуетен.
Хлебников, в отличие от большинства своих коллег-ровесников, снимать кино научился не из инструкции по пользованию видеокамерой или монтажной программой, а на киноведческом факультете ВГИКа, и теперь он этим своим знанием поверяет реальность, – а не наоборот. Потому что это правильно, а наоборот – нет.
“Свободное плавание” казался фильмом едва ли не безупречным; “Сумасшедшая помощь”, при всем сказанном выше, таковым не кажется. Главным образом – из-за проваленного финала, куда, как козырного туза из-за пояса, Родионов вбросил любовную линию; Хлебников же вместо того, чтобы подстраховать любимого сценариста, пошел у него на поводу, ударившись в сантимент низшего толка. Монтаж обрел нежданную слезливость, а композиция кадра – ту самую дидактику, в отсутствие которой столь свободно дышалось первые 100 минут фильма.
В “Свободном плавании” хэппи-энд тоже возникал словно бы неоткуда, но там было чудо, здесь же – просто фокус, скверно придуманный и дурно исполненный. В случае Хлебникова желание дать зрителям “под занавес” ощутить вкус надежды – разумеется, никакая не манипуляция, он и вправду именно так ощущает свою ответственность художника. Но когда ставишь фильмы на подобные темы, дать хэппи-энд – значит, ни много ни мало, указать путь. Всему остальному Хлебников научиться успел, этому – пока что нет. Но, по всему судя, ему просто нужно еще несколько раз сплавать к уткам.
