20 октября в Пскове в сквере Народовластия состоялось открытие символического вечевого колокола – памятника, установленного по инициативе депутатов Псковского областного Собрания.
Вот что пишет псковский депутат, один из лидеров общероссийского «Яблока» Лев Шлосберг на своей странице в ВК:
«В Пскове установлен и открыт символ вечевого колокола, и это хорошее событие. Место выбрано историческое: у реки Псковы напротив Кремля, рядом с храмами Козьмы и Дамиана с Примостья и Ильи Пророка с Мокрого луга.Деньги на колокол собрали депутаты вскладчину, и это тоже хорошая псковская традиция. Колокол получился необычный, к его чертам надо будет привыкнуть. Но в его прозрачности и недосказанности – большое пространство для свободы мысли.
Представляете, что будет, если вечевой колокол заговорит?»
Напомню, что вечевой колокол был снят в Пскове 13 января 1510 года по приказу великого князя Московского Василия III. Вечевая республика была уничтожена, и Псков окончательно вошел в состав самодержавного Московского государства.
Но память о независимом демократическом прошлом великого города жива. И я поздравляю псковичей! Очень рада за Псков, который не забыл о своей региональной идентичности и говорит:«Мы помнить кто мы, это наша история и наш дом». И фраза героя из советского кинофильма «Рождённая революцией»: «Ничего, мы пскопские, мы прорвёмся!» – кажется мне сейчас очень уместной.
Мне нравится выбранный псковичами образ вечевого колокола – колокол-призрак. Для меня он символизируют душу того – снятого и выпоротого в 1510 году колокола, которая сегодня проявилась в уже осязаемой форме. И я верю, что призраки не появляются зря, и не уходят, не выполнив своей миссии.
Но себя мне поздравить не с чем, как и всех жителей земли Новгородской.
И мне очень горько за другой вечевой колокол – Новгородский. За тот великий новгородский колокол, который с такой экспрессией описан Николаем Карамзиным в исторической повести «Марфа-Посадница, или Покорение Новагорода»:
«Раздался звук Вечевого колокола, и вздрогнули сердца в Новогороде. Отцы семейств вырываются из объятий супруг и детей, чтобы спешить, куда зовет их отечество».
Потому что нет в Великом Новгороде памятника ни вечевому колоколу, ни тесно связанной с его образом Марфы Барецкой, также известной под именем Марфы-Посадницы.
Кто-то может возразить, мол, а как же памятник Тысячелетию России? Ведь там есть и Марфа, и колокол рядом с ней?
Отвечаю. Изображение двух лузеров на памятнике Тысячелетию России – побеждённой москвичами Марфы-Посадницы и разбитого вечевого колокола у её ног я воспринимаю как антипамятник.
Нельзя сказать точно, с какого момента этот особенный, ритуальный колокол Новгородской независимости впервые прозвучал как символ городской вечевой вольности. Церковные колокола появились в Великом Новгороде в XI веке. Но как именно созывалось вече, ранние летописные записи не рассказывают.
В I Новгородской летописи, которая наиболее авторитетна для нас, так как сохранилась большею своею частью в синодальном списке времен независимости, сначала говорится о созыве веча в разных выражениях.
Иногда инициатива собрания исходит еще от князя:
«Мстислав (Удатный) съзва вече (1214), Мстислав створи вече (1215), Ярослав (Всеволодович) створи вече (1228, 1230 г.г.)».
Иногда новгородцы действовали самостоятельно:
«…створиша вече..» (1209 г.), «…створше вече» (1228 г.),«створиши вече» (1291 г.).
Упоминание о вечевом колоколе, располагавшимся на Ярославовом дворе (дворище), впервые встречается в I Новгородской летописи и датировано 1270 годом.
«Созвониша вече на Ярославли дворе».
А затем, уже в 1342 году:
«Федор и Ондрешкосозвониша другое вече».
А в 1346-м:
«…новгородцы позвониша вече».
Ясно, что колокол всё это время уже был постоянным вечевым атрибутом, символом городской свободы.
Судьба поверженного в итоге московско-новгородской войны 1477-78 гг. новгородского вечевого колокола до конца неизвестна.
Софийская I летопись сообщаетс явной горечью в голосе лишь то, что он по распоряжению Ивана III 2 февраля 1478 года был увезен в Москву:
«…и веле (великий князь) колокол вечный спустити и вече разорити»; «…не быти в Новегороде, ни посадником, ни тысецким, ни вечю, и вечной колокол сняли долов и на Москву свезоша».
Слова новгородского автора Софийской I летописи наполнены не только горем, но возмущением и лишь недосмотру московского летописца оставлены в итоге не стертыми:
«И поеха (великий князь) прочь, и поимал новгородских бояр с собою, и Марфу Исакову (Марфу Борецкую) со внуком ее повел на Москву, и плени Новгородскую землю… а иное бы что писал, и не имею что писати от многия жалобы»
Повествуя о судьбе новгородского колокола, депортированного в Москву, Софийская IIлетопись уточняет:
«…и привезен бысть (колокол) на Москву, и вознесоша его на колокольницю, на площади, с прочими колоколызвонити…»
«С прочими колоколами звонить» – новгородский летописец явно оплакивает участь родного городского колокола: да где это видано, чтобы новгородская святыня – вечевой колокол – звонил с прочими неизвестными колоколами! Он видит в этом унижение новгородского колокола, который наделяет особым достоинством – быть изначально свободным и тяготиться позднейшей неволей…
Дальнейшая история новгородского колокола уже опирается на предания. Одно из них гласит, что вечевой колокол был перелит при Иване Грозном, но помещен не на колокольне Успенского собора, а в Кремле же, но на стене у Спасских ворот, в особой небольшой башенке и служил для набата, но затем царем Феодором Алексеевичем был отослан в Николо-Корельский монастырь, в 34 верстах от Архангельска.
Однако согласно другому преданию, новгородский вечевой колокол провисел на Набатной башне Кремля возле Спасской башни вплоть до 1713 года, когда во время пожара упал на мостовую и разбился. Петр I приказал собрать осколки колокола и отлить новый, одинаковый по форме с разбившимся. И якобы перелитый колокол весом 108 пудов хранится в Московской Оружейной палате…
Одним словом, куда и как подевался новгородский вечевой колокол, до конца неясно.
Но сегодня я задаюсь вопросом: почему именно новгородцы оказались так глухи к трагическим событиям, которые приключились на их земле много веков назад и после которых их родной город из Великого и Господина превратился в провинциальное московское захолустье, коим и пребывает по сей день? Почему так покорно – не в пример тем же псковичам – сосут вымя имперской коровы-истории?
И почему фраза сказанная Сигизмундом фон Герберштейном по отношению к новгородцам: «Navagardiagentemguoguepestemoscovitica, duameocommeantesmoscisecuminvexerunt, corruptissimaest» («Московская зараза, которую москвичи внесли в Новгородскую землю, превратила этот гуманнейший и честнейшей народ в самый развращенный») – не кажется мне такой уж несправедливой?…
Клара Шох
Использованные материалы:
Н. М. Карамзин. Марфа-Посадница, или Покорение Новагорода
Д.Л. Мордовцев. Исторический вестник. 1886 г. январь. Т. XXIII. С. 7-16.
А.Н. Одиноков (член Новгородского общества любителей древности.) Вечевой колокол Новгорода. Легенды и реальность. Проза.ру2009. Свидетельство о публикации №209072200862
П. Гусев . Новгородское Вече. № 2. (июль). Новгород. 1922 г. С. 13 – 17.
Сигизмунд фон Герберштейн. Австрийский дипломат и путешественник. Записки о Московии
Другие материалы автора на новгородскую тему:
https://gorod-812.ru/velikij-novgorod-kotoryj-my-poteryali/
https://gorod-812.ru/pochemu-nam-nuzhen-pamyatnik-marfe-posadnitse/
