Одной из главных сенсаций минувшей недели стало выступление президента Путина 10 декабря на Совете по развитию гражданского общества и правам человека, где он высказался в поддержку создания на Охтинском мысу заповедника – вместо планировавшегося там бизнес-центра «Газпром нефти»: «Одним зданием административным больше, одним меньше, а археологический заповедник – это интересная идея». При этом, однако, Путин сделал две оговорки: «Я просто не готов сказать, достаточно ли там артефактов» и «Не знаю, насколько это реализуемо…»
Руководитель СПБ археологической экспедиции Института культурного и природного наследия, руководитель раскопок Петр Сорокин не раз говорил что на Охтинском мысу были найдены «тысячи артефактов», и что необходима музеефикация этого археологического комплекса целиком с созданием здесь археологического парка: «Археологические парки — это музеи нового типа, которые хорошо известны в мире, например Археологический парк Ксантена в Германии. Можно было бы применить имеющийся богатый опыт в этой области».
На вопросы, заинтересовавшие президента Путина, «Город 812» попросил ответить Олега Иоаннисяна, ведущего научного сотрудника Государственного Эрмитажа, члена президиума Санкт-Петербургского Совета ВООПИК, члена Совета Санкт-Петербургского отделения ИКОМОС, одного из авторов историко-культурной экспертизы Охтинского мыса, проведенной в 2010 году.
- Олег Иоаннисян
— Все артефакты Охтинского мыса на данный момент хранятся в музеях. Но когда мы говорим о таком масштабном археологическом памятнике, то нам важны не только артефакты (предметы), но и недвижимые археологические объекты. Это реальные остатки крепостей, которые сохранились на Охте в очень большом объеме. Сейчас они находятся в неприглядном состоянии – частично засыпаны (с целью сохранения), поросли кустарником и деревьями. Но если это все опять открыть – это будет полноценный ландшафтный парк.
— Ландшафтный парк, археологический музей, археологический заповедник – в чем разница между всеми этими объектами?
— Это все – разные аспекты одного и того же. Когда мы говорим о заповеднике, то подразумеваем что на его территории нельзя осуществлять ничего, кроме музейно-исследовательской деятельности, кроме новых раскопок и укрепления реставрации объектов. В том числе нельзя будет строить само здание музея, нужно будет использовать то, что уже есть.
— То есть надо будет переоборудовать то единственное здание, которое сохранилось со времен Петрозавода?
– Это вопросы, которые в случае принятия решения еще требуют обсуждения и решения. Здесь могут быть разные варианты, но все они решаемые.
— Остается вопрос, поставленный президентом: насколько эти масштабные планы реализуемы?
— Все, безусловно, реализуемо. Не скажу, что это просто, поскольку там возникнет масса музейных, архитектурных и градостроительных вопросов. Но все они решаемы, а вот если мы застроим эту территорию – мы потеряем все.
— Есть ли в России и других странах примеры успешного создания археологических заповедников-парков-музеев?
— Да, таких примеров много, в частности, крепость Кастеллет в Копенгагене, крепость Bourtange в провинции Гронинген (Нидерланды), археологический музей «Древнее Берестье» на территории Брестской крепости, археологический музей Десятинной церкви в Киеве, музеефицированные вал и ров Киевского городища и многие другие, о которых мы упоминали еще в экспертизе 2010 года.
Беседовал Платон Коцюбинский
