Две концепции оппозиционной борьбы столкнулись в России. Очень многие ждущие перемен люди считают, что надо поддержать Алексея Навального, бросившего громкий личный вызов президенту Путину, – и тогда в России произойдут, наконец, смена власти и демократизация. Другие, однако, уверены, что этого в обозримом будущем не случится, и предлагают сосредоточиться на «малых делах».
Поделиться мнением на эту тему «Город 812» попросил Даниила Коцюбинского, в прошлом – активиста петербургской демократической оппозиции и участника многих митингов и маршей 2004-2007 гг. Накануне массовой акции в поддержку арестованного Навального, которому грозил уголовный суд, Коцюбинский призвал на своей странице в Сети людей «не выходить из комнаты». В то же время позднее он провёл фото-флешмоб в поддержку карельского правозищитника Юрия Дмитриева, приговорённого к 13 годам тюрьмы.
– Почему в одной случае – вы за выход на улицу с протестными лозунгами, а в другом – против?
– Потому что лозунги лозунгам – рознь. Требование освобождения конкретных политических заключённых, названных поименно – это не заведомо безрезультатная игра в «большую политику», это гражданская правозащитная акция. Она представляет собой апелляцию к верховной власти. И, в силу этого, имеет шанс на достижение цели.
Выход же на улицы с озорными кричалками, цель которых – просто выразить враждебность к власти в целом и к Путину в частности, не говоря по сути ничего конкретного, никаких конкретных целей и не достигает. Но именно такими оказываются всякий раз – и прошедший раз не исключение – все т.н. навальнинги. Предугадать «сливной» по сути формат акции, намеченной на 23 января, было несложно. Поэтому я и высказался против. А после этого вообще решил прекратить высказываться по вопросам «большой политики», потому что это обсуждение сегодня слишком насыщенно эмоциями и никакие дискуссии здесь ни к чему не ведут, кроме умножения взаимных личных выпадов…
– Не верите в возможность в России антисамодержавной революции?
– Не просто не верю. Я убеждён в том, что это невозможно – без ясного и серьёзного, а не мнимо-игрового, раскола в верхах.
– Чем шире недовольство – тем больше вероятность раскола элит. И сейчас уже говорят о конфликтах «башен Кремля» и даже что «Путин утратил контроль» над ситуацией.
– Это смешные и очень наивные разговоры. Если Путин утратил контроль, то кто его обрёл? Кто конкретно с ним «конкурирует» и «перехватывает» у него бразды правления? Кто эти люди? В реальности их нет. Они есть только в фантазиях возбуждённых «пикейных жилетов». Раскол в верхах – это всегда нечто очень грубое и зримое. Таким был конфликт Госдумы и Николая II, Временного правительства – и Советов, Ельцина и Горбачева. Горбачёва и ГКЧП. Ельцина и Верховного совета.
– Вы и сами раньше думали, что уличная борьба приведет к крушению самодержавной вертикали и выдвигали лозунг «До здравствует парламентская республика!»
– Последний раз я пережил надежду на способность «улицы» одолеть Кремль в 2007 году, в период Марша несогласных. Но именно тогда я убедился в том, что верховная российская власть очень легко переигрывает оппозицию. Умело вносит в её ряды раскол. Нейтрализует разными способами наиболее смелых и последовательных лидеров. Не даёт оппозиционерам шанса на то, чтобы сформулировать чёткую и популярную антисамодержавную повестку, а равно создать постоянное и мощное движение. В итоге с неменьшей лёгкостью Кремль превращает оппозиционную активность в универсальный сливной бачок, куда канализируется вся протестная энергия общества, которая в условиях авторитаризма накапливается перманентно и перманентно же нуждается в «грамотном сливе».
Тогда я и решил для себя, что больше в «большую политику» играть не буду и переквалифицируюсь просто в наблюдателя и «локального активиста».
Но я не считаю локальные дела – малыми. На самом деле именно они, на мой взгляд, и являются в современной России по-настоящему значимыми. Именно они дают гражданам возможность почувствовать свою силу и свою способность влиять на верховную власть.
Влиять на Кремль – это не значит хулигански дерзить ему. Это значит адресовать ему конкретные и настойчивые обращения по конкретным вопросам. Прямая либо косвенная апелляция к «совести самодержца», как это ни странным может кому-то показаться, во многих случаях срабатывает. Дело в том, что в реальности самодержавный авторитет покоится не на «трёх китах и черепахе», а на доверии народа к тому, что «царь – настоящий». То есть грозный и сильный, но не мелочный и неказистый.
В новейшей истории примеров успешного воздействия общественности на власть – множество. Монетизационная реформа, Газоскрёб (Охта-центр), Исаакий, Публичка, Шиес, Байкал, сквер в Екатеринбурге, Куштау, Илья Фарбер, Иван Голунов, Олег Сенцов, Павел Устинов, Надежда Савченко и т.д.
Просто «нужно быть спокойным и упрямым». И не играть в «большую политику» там, где вместо неё давно уже – большой лохотрон. И не расходовать энергию на пустые кричалки и опасные игры в снежки с ОМОНом. А последовательно обращаться к власти с конкретными локальными требованиями.
Да, это можно рассматривать как вариант «жёсткой челобитной». Но другого пути достичь цели в самодержавном государстве – нет.
И если думать о судьбе конкретных людей и конкретных проблем – Юрия Дмитриева, Охтинского мыса и т.д. – то надо действовать именно так. Всё остальное, все эти дерзкие и бесплодные сетевые вопли и уличные оппо-гуляния «просто так, адреналина-драйва ради», кажутся мне вредными и мешающими достигать конкретных целей.
– А выборы?
– Выборы в нашем случае это как раз «игра в большую политику», заведомо проигрышная для граждан.
В самодержавном государстве – ещё со времён земских соборов XVI века выборы – это не выборы в их европейском понимании. Это всего лишь ритуал, посредством которого народ выражает свою лояльность уже существующей власти. И даже когда формально он «выбирает» (как, например, Бориса Годунова в 1598 году), по факту – узаконивает уже существующее. А когда на самом деле пытается что-то выбрать, то всё решает в конечном счёте не электоральная «земщина», а грубая сила. Как это было в 1613 году, когда Михаила Романова посадили на трон силой казаки, жёстко «нагнувшие» волю и Боярской думы, и Земского собора в целом. Как в 1917-18 гг., когда у власти утвердились не номинальные «хозяева земли русской» – члены Учредительного собрания, а силовые самозванцы – большевики.
К слову, и Борис Ельцин, избранный президентом на всенародных выборах 1991 года, смог взять катастрофически расползающуюся и растекающуюся ситуацию под самодержавный контроль (не слишком эффективно, но хоть как-то) исключительно силовыми методами – сперва расстреляв из танков Верховный Совет, затем инициировав войну на собственной территории – в Чечне. В этом плане он, как мы видим, мало чем отличался от большевиков. И это неслучайно, поскольку логика становления и удержания самодержавной власти – неумолима и по большому счёту не зависит от конкретной эпохи.
Одним словом, участвуя в организованных самодержавной властью выборах с заведомо предсказуемым результатом, общество не делает власть более чувствительной к «нуждам народным», Наоборот, оно посылает «наверх» сигнал о своей лояльности системе в целом и своей готовности и дальше быть послушными куклами полит. театра им. Карабаса-Барабаса.
Я отнюдь не призываю кого-то не ходить на выборы. Это личное дело каждого. Я просто говорю о том, какой именно смысл несёт в себе в реальности институт выборов в самодержавном государстве.
– Если люди идут на выборы или выходят на площадь, значит им нужно ощутить, что они не одиноки в своем недовольстве.
– Я этого не отрицаю. Я говорю не о причинах, а последствиях таких выборов и такого выхода на площадь.
– И что дальше? Стоять до бесконечности в пикетах? Взывать к царю-батюшке?
– Да. Куда лучше, на мой взгляд, когда люди получают опыт гражданского действия и достижения конкретных целей, чем когда они культивируют в себе детские упования на «чудо по щучьему веленью» и веру в «Деда Мороза», который вдруг прилетит невем откуда в голубом вертолёте, одолеет Дракона и бесплатно сделает нам весёлый праздник. Ничем, кроме детского же разочарования и уныния, такие «праздники непослушания» кончиться не могут. А вот «скучная» борьба за конкретные цели – может.
