В самом конце прошлого года при строительстве автостоянки на территории Петропавловской крепости обнаружили останки 17 человек. Эксперты пришли к выводу, что эти люди были расстреляны в 1917 – 1921 годах, когда в крепости находилась тюрьма ВЧК. Более точной идентификации останков не проводилось. Возможно, найденные кости принадлежат самому известному из расстрелянных в крепости – великому князю Николаю Михайловичу Романову.
29 января 1919 года в Петропавловской крепости были расстреляны четыре великих князя. Самый выдающийся из них – Николай Михайлович. Личность загадочная и зловещая.
Говорят, короля делает свита. Судьба Николая Михайловича – это история о том, что бывает с монархом, когда от него отворачивается свита. И что бывает со свитой.
Трудное детство
Николай Михайлович – старший сын великого князя Михаила Николаевича, младшего сына Николая I, и принцессы Цецилии Баденской. Михаил Николаевич, следуя заветам отца, воспитывал детей в военном духе и строжайшей дисциплине.
Казалось бы, великие князья – золотая молодежь. Даже платиновая. Ничего подобного. Брат Николая Михайловича – Александр – вспоминает, что с 7 до 15 лет их воспитание “было подобно прохождению строевой службы в полку”. “Мы спали на узких железных кроватях с тончайшими матрасами, положенными на деревянные доски”. Подъем – в шесть утра. Тот, кто вскочил не сразу, “наказывался самым строжайшим образом”. “Ошибка в вычислении скорости двух встречных поездов … влекла за собою стояние на коленях носом к стене в течение целого часа”. Однажды мальчики пытались протестовать. “Последовал рапорт отцу с именами зачинщиков, и мы были сурово наказаны”.
Естественно, со сверстниками не царской крови великие князья не общались.
Перед Николаем Михайловичем открывались не слишком широкие карьерные перспективы. Можно было выбирать между артиллерией, которой командовал его отец, кавалерией, которой командовал его дядя, и флотом, которым командовал другой дядя. Один из братьев как-то за обедом на невинный вопрос, кем он хочет стать, когда вырастет, дал ответ: “Художником”.
Последовало молчание, а камер-лакей, подавая мороженое, обошел живописца стороной.
Историк голубых кровей
Исключительно одаренный и всесторонне образованный Николай Михайлович стал гренадером, потом – кавалергардом. Как Чаадаев,
Он в Риме был бы Брут, в Афинах – Периклес,
А здесь он – офицер гусарской.
Военная служба тяготила великого князя, и, в конце концов, он подал в отставку, чтобы спокойно заниматься историей. Он крупнейший специалист своего времени по эпохе Наполеона и Александра I. Даже сегодня в “Википедии” в разделе “Литература” к статье “Александр I” в гордом одиночестве красуется фундаментальный труд Николая Михайловича. Великий князь – председатель Русского географического и Русского исторического обществ. Доктор философии Берлинского университета. С 1915-го – доктор русской истории Московского университета. Последнее дорогого стоит. Тогда университеты дорожили своей автономией. Профессора скорее выражали готовность заискивать перед революционным студенчеством, чем демонстрировать лояльность власти.
Большую часть времени Николай Михайлович проводит в петербургских и парижских архивах. Живет холостяком, в окружении ангорских кошек. Официальная версия – несчастная юношеская любовь, разбившая сердце великого князя. Реальная версия – нетрадиционная сексуальная ориентация. В России того времени гомосексуализм был уголовно наказуем, однако – в отличие, скажем, от Англии – геев никто не преследовал. Хотя бы потому, что самым известным голубым Российской империи был московский генерал-губернатор и шеф лейб-гвардии Преображенского полка великий князь Сергей Александрович. Он зачем-то взял в жены красавицу Елизавету Федоровну (родную сестру императрицы Александры Федоровны), но это не мешало ему превращать смотры Преображенского полка в гей-парады. Не имея своих детей, супруги взяли на воспитание сына высланного из страны великого князя Павла Александровича – Дмитрия Павловича. Тот вырос гомосексуалистом. И состоял в интимной связи с Николаем Михайловичем. А также с их общим родственником Феликсом Юсуповым.
Вся эта “голубая Санта-Барбара” сыграет главную роль в убийстве Распутина. А Николай Михайлович выдвинет оригинальную версию, что Распутин в роковую для себя ночь приехал во дворец Юсуповых не ради красавицы Ирины, а ради красавца Феликса. Ему, конечно, виднее.
Филипп Эгалите
Николай Михайлович считался либералом и сторонником парламентаризма. Либерализм был не в почете среди Романовых. Брат Александра II Константин, реформатор и автор конституционных проектов, выглядел белой вороной. А когда сын либерала Константина украл фамильные драгоценности (за что был сослан в Туркестан), Романовы окончательно убедились, что либерализм до добра не доводит.
Еще в гвардии Николай Михайлович получил прозвище Филипп Эгалите. В честь герцога Орлеанского, который во время революции отказался от титула, принял фамилию Эгалите (Равенство) и голосовал за казнь своего родственника Людовика XVI. Самому Филиппу, разумеется, тоже отрубили голову. Оппозиционность герцога имела понятные причины: его обошли при назначении на высокий пост. Николай Михайлович получал все посты, которых добивался, но был, по свидетельству современника, “прожженный интриган”.
К родственникам он относился с нескрываемым презрением. Салон президента Академии художеств Марии Павловны – “международная свора парвеню”. Верховный главнокомандующий Николай Николаевич – “слабая душонка”, “при отсутствии мозговых тканей для вдохновения”. При нем “его дурачок брат Петр”. Николай II – “что за подлая душонка”. И вообще – кругом “ни одного даровитого советника”.
Но никому так не доставалось, как императрице. Здесь Николай Михайлович копирует своего кумира Филиппа Эгалите. Именно тот громче всех кричал о сексуальной распущенности Марии-Антуанетты. Удивительно, как проницательный историк, специалист по Французской революции упрямо шел на эшафот по пути герцога Орлеанского.
Императрица Александра Федоровна, принцесса Гессен-Дармштадтская, стала царицей, не зная ни языка, ни обычаев, ни придворных нравов. Мария Федоровна, принцесса Датская, жена Александра III, не жаловала невестку. Датчане тогда вообще немцев не жаловали.
Застенчивость и робость Александра Федоровна скрывала под напускной холодностью. Свет мстил. Царица все больше замыкалась в узком семейном кругу. Появились юродивые, спириты, гипнотизеры, наконец – Распутин.
Дорога в ссылку
Высшее общество устроило жестокую травлю Александры Федоровны. Депутат Гучков публикует письма царицы к Распутину. Откуда у него могли взяться ее письма? Только от людей из высшего света. Из великосветских салонов сплетни текли в думские кулуары, а оттуда – по всей стране. Элита с упорством заправских дровосеков рубила сук, на котором сидела.
Николай Михайлович – в первых рядах. С начала I мировой войны общество смертельно больно манией преследования Александры Федоровны. В сентябре 1914-го Николай Михайлович пишет Марии Федоровне: “надо уже теперь зорко следить за возможностью родственных немецких влияний”. Он хвалится, что “сделал целую графику, где отметил влияния: гессенские, прусские, мекленбургские, ольденбургские и т.д., причем вреднее всех я признаю гессенские на Александру Федоровну, которая в душе осталась немкой”. Явная паранойя. Причем Николай Михайлович забыл баденские влияния. На самого себя. По материнской линии. По отцовской он был природный русак: вел происхождение от Павла I, сына герцога Голштинского и принцессы Ангальт-Цербтской.
Великокняжеская фронда, которую возглавляет Николай Михайлович, входит в контакт с думской оппозицией. Гремучая смесь. Умеренный либерализм сочетался с неумеренным шовинизмом. Требование убрать премьера Штюрмера, потому что у него немецкая фамилия.
К концу 1916-го оппозиционеры твердо уверены, что царь под влиянием жены и Распутина со дня на день заключит сепаратный мир. Общество настолько уверовало в этот бред, что он перекочевал даже в работы советских историков. И только в конце 1960-х ученые решили изучить документы и с удивлением обнаружили, что нет ни малейших подтверждений. Одни слухи, которые разносил по салонам Николай Михайлович и озвучивал с думской трибуны другой историк – Милюков.
Николай Михайлович стал инициатором коллективного письма великих князей к царю с просьбой простить великого князя Дмитрия Павловича, участвовавшего в убийстве Распутина. Ответ царя гласил: “Никому не дано право заниматься убийством… Удивляюсь вашему обращению ко мне. Николай”. Разрыв стал окончательным.
Дорога в Петропавловку
31 декабря 1916-го Николаю Михайловичу велено выехать в свое имение Грушевку. Он в бешенстве: “Александра Федоровна торжествует, но надолго ли, стерва, удержит власть?” По дороге встречается с лидером думских националистов Шульгиным и миллионером-балетоманом, будущим министром Временного правительства Терещенко. Великий князь в восторге. Вот это люди! “Не эстеты, не дегенераты”. Пригодились бы “для переворота!”
О дворцовом перевороте в это время судачили на всех углах. Октябрист Гучков задумывал что-то с военными. Кадет Некрасов шустрил по масонской линии. Великий князь Кирилл Владимирович хотел собрать гвардейские полки и захватить Царское Село. Депутат Маклаков говорил, что великие князья “ждут от нас того, чего мы ждем от них”. Говорил г-же Д., та – французскому послу. Образцовая конспирация. Все-таки – эстеты. Или – дегенераты.
В день восстания декабристов рядом с Николаем I был его брат Михаил. Николай II в феврале оказался в полном одиночестве. Рядом – только генералы. Те самые, с которыми что-то задумывал октябрист Гучков.
Николай Михайлович пребывает в эйфории. В начале марта его встретил французский посол: “Он открыто перешел на сторону революции и сыплет оптимистическими заявлениями… утверждает, что отныне падение самодержавия обеспечивает спасение и величие России”. В интервью газетчикам “гражданин Н. М. Романов” называет себя жертвой свергнутой тирании.
И снова Николай Михайлович не одинок. Никто – от социалистов до великих князей – не понимал, что произошла величайшая в российской истории трагедия. Никто не был знаком с теорией перманентной революции, которую уже 12 лет развивал эмигрант Троцкий. Или, как Сталин, все считали эту теорию антимарксистской.
Впрочем, ликование было недолгим. Системный кризис сменился полным развалом. Выяснилось, что в русских бедах не виноват ни Распутин, ни Николай II. Просто страна не в силах продолжать войну.
В марте 1918-го большевики отправили великого князя в Вологду. Летом арестовали и поместили в Петропавловскую крепость. После убийства Моисея Урицкого великие князья были объявлены заложниками. Имя Николая Михайловича открывало длинный список из помещиков, капиталистов и слуг старого режима.
Как известно, западные державы проявили полное равнодушие к судьбе Романовых. Только датский посланник Скавениус не жалел сил для освобождения находящихся в Петропавловке великих князей. Он собрал полмиллиона рублей для подкупа охраны. Но в это время Дания разрывает дипломатические отношения с Советской Россией. Посланник покидает Петроград. Рухнула последняя надежда.
За Николая Михайловича ходатайствовали Академия наук и Максим Горький. Большевики заявили: “Революции не нужны историки”.
Тут большевики, как попугаи, скопировали французов (“Революции не нужны ученые”, – ответил прокурор Фукье-Тенвиль на просьбу Лавуазье отсрочить казнь для завершения химических опытов).
Николай Михайлович встретил смерть с достоинством. Он до последнего шутил с солдатами, держа на руках любимого ангорского котенка.
Семья Николая II целиком. Семь человек. Шестеро великих князей. Великая княгиня Елизавета Федоровна. Если и были у Романовых грехи перед Россией, то они их искупили. Вот только – ради чего?
Друг Хармса поэт Введенский говорил:
– Я монархист, потому что при наследственной передаче власти у ее кормила может случайно оказаться порядочный человек..При демократии, получается, не может. Даже случайно?
