Почему княгиня Оболенская не гордится декабристом Оболенским?

По переписи конца ХIХ века в России числилось примерно 1,5 миллиона дворян из более 150 тысяч дворянских родов. Сколько сейчас дворян в России – точно не известно. Вице-предводитель Российского дворянского собрания насчитывает около 14,5 тысяч.

В теории российское дворянское достоинство может жаловать только глава Российского императорского дома – великая княгиня Мария Владимировна. И недавно она активно пользовалась свои правом, дав дворянские титулы целому ряду современных деятелей – Николаю Патрушеву, Людмиле Нарусовой, Юрию Лужкову, Юрию Чайке.

О том, что такое настоящее дворянство, “Город 812” спросил у княгини Веры ОБОЛЕНСКОЙ, род которой известен в России с XIII века.

– К вам когда-нибудь обращались – ваше сиятельство?

– Мой отец был князем, и в эмиграции к нему обращались именно так. Но наше поколение так уже не говорит – традиция исчезает. 

– А к дворянам во Франции как обращаются?

– Этикет, конечно, существует. К Пармскому Бурбону обращаются “ваше королевское высочество”, но те, кто с ним на “ты”, обходятся без титулов. В России дворян осталось мало.

– То есть вам привычны обращения – женщина, девушка?

– Меня коробит,  когда ко мне так обращаются. Это жуть. Люди не умеют или не знают, как обращаться к другим.  Правда, в последнее время некоторые говорят мне “дама”.

– Один из ваших предков был декабристом. Как к нему относились в вашей семье?

– В нашей семье не очень ценили декабристов. Они сами были виноваты, потому что пошли против царя. Мой крестный отец Николай Николаевич Оболенский  говорил, что это плохой пример, нельзя было идти против царя. Но декабристы поступали искренне. Это потом, в большевицкую революцию, появился лозунг “Грабь награбленное!”.

– Видимо, простых людей этот лозунг не раздражал, раз они не эмигрировали.

– Кое-кто все-таки уехал. Им было непросто за границей. В нашем обществе все-таки знали языки и могли как-то устроиться, а они не знали языков.

– По-моему, у вас есть какая-то обида на советскую власть.

– Это была бандитская власть. Они убивали священников, разрушали храмы. Что они сделали со страной? Ведь она была самой передовой…

– Может, вас беспокоит то, что потеряно имущество, нажитое вашим родом?

– Я представляю 34-е поколение своего рода, и все имущество нашего рода накапливалось веками – дома, имения. Но вы посмотрите на новых миллиардеров. Откуда у них за какие-то двадцать лет появились миллиарды?

Как-то меня пригласили на радио обсудить вопрос реституции. Так какие-то слушатели звонили в  эфир и говорили, что мы, дворяне, пили кровь народа. Я не понимаю этого. Свое имущество мы наживали законно. А когда сегодня делят имущество страны между собой новые богачи, то разве это нормально?

– Значит, есть разница между прежними богатыми и нынешними?

– Огромная разница! Сегодня это совсем другая порода, это совсем другой народ. Это видно даже физически. У них совсем другие лица. Посмотрите дореволюционные фотографии, вы поймете, о чем я говорю. Тогда богатые купцы занимались благотворительностью, а нынешние вообще ничего не дают бедным.

– Вы говорите, как член КПРФ.

– Я не знаю, как рассуждают в КПРФ. Скорее всего, это они думают, как я, а не я, как они. Это же они придумали “Грабь награбленное!”, и все поделили между собой. Я удивилась, когда  узнала, что сегодня в России  есть такое слово – “кинуть”. Сегодня в России можно дать честное слово, и оно ничего не значит.

– Вы видели кино “Звезда пленительного счастья”?

– Хороший фильм. Еще раз скажу, что декабристы поступали искренне, они не хотели получить какую-то выгоду для себя. Но у нас считалось, что их пример плохой.

– Вы к какой волне эмиграции себя относите – к первой?

– Мы были третьим поколением в эмиграции. Мой отец родился в России, но он все-таки был сыном эмигрантов. Его родители жили бедно. Конечно, крыша над головой была, было что поесть, но никакой роскоши не было. Наше поколение тоже жило скромно, но мы получили бесплатно высшее образование.

– У вас в Париже был собственный дом?

– Дома, в которых жили эмигранты, были в основном съемные. Мои родители сначала снимали квартиру в Париже, потом, когда мне было семь лет,  переехали за город, там можно было купить небольшую  квартиру в рассрочку на двадцать лет. Так делали тогда многие.

– Франция хорошо отнеслась к русским эмигрантам?

– Хорошо, но сегодня к арабам относится лучше. (Смеется.) Наша элита многое сделала для Франции. Многие не брали французское гражданство, и у меня сначала тоже был нансеновский паспорт, но потом мы решили, что будет лучше, если после совершеннолетия я получу гражданство.

Франция приняла русских хорошо, но никакой социальной помощи, как теперь, не было. Да никто ее и не просил. Работали таксистами, в ресторанах. Аристократки шли работать манекенщицами, другие открывали дома мод.

– Ваши родители не хотели вернуться в СССР?

– После войны Сталин предлагал эмигрантам вернуться, строить новую Россию, и многие клюнули на этот обман. Мой отец тоже хотел вернуться и уже почти приготовил документы, но мама отговорила его. И правда – это оказалось ловушкой. Всех, кто уехал в СССР, тут же посадили в лагеря. Моих родственников, князей Чавчавадзе, сослали в Казахстан. Моего деда, участника Белого движения, украли в День Победы из Венгрии в 1945 году. Посадили в советский лагерь, и там он умер через полгода. А ему было 80 лет.

– Как же получилось, что вы решили вернуться на родину и переехали из уютного Парижа в Петербург?

– Это все он виноват. (Показывает на мужа.) Но, знаете, я часто приезжала сюда и раньше как директор французской туристической фирмы.

– Не было разочарования?

– Вначале было. Особенно когда стала ходить в магазины. Первое время не могла зайти в гастроном, не заткнув нос.

– То, что вы увидели, совпадало с рассказами ваших родителей?

– Они нам много не рассказывали. Они все время обсуждали, как спасти Россию, ее историю, литературу. О быте в России мы ничего не знали.

– Вы бывали в петербургских домах, которые раньше принадлежали вашему роду?

– Была в доме, где теперь находится институт культуры. На Моховой тоже есть дом Оболенских, и на Мытнинской тоже. Но там живут другие люди.

– Так хотелось бы вернуть все это?

– Хотелось бы, чтобы вернули хотя бы одну квартиру.

– Есть отличия православных храмов в России и за рубежом?

–  На большие праздники я предпочитаю уезжать в Париж. Там никто не бросается на тебя в храме, если заходишь без платка. У одного моего знакомого была привычка держать руки за спиной во время службы, он так всегда делал в Париже. В России к нему тут же подбежала какая-то бабка и стала говорить, что так стоять нельзя. Он не хотел устраивать скандал в храме и предложил ей выйти после службы. Когда они вышли на улицу, он сказал ей: “Что это за хамство? Почему вы ко мне пристали?”  “Держать руки за спиной – это от дьявола”, – ответила она ему.
Бог знает что выдумают! Наверное, она бывший партийный работник, а теперь командует в церкви.  Не хочу сказать, что это везде, но такое встречала часто. Эти бабки подходят к людям и указывают, как надо себя вести.

– Как думаете – надо преподавать религию в школе?

– Лично я считаю, что это неплохо. Надо надеяться,  что найдутся такие преподаватели, которые будут учить объективно и без фанатизма. Во Франции, кстати, такой предмет отменили и запретили приходить в учебные заведения в хиджабах или публично показывать крестики. Но все равно хорошо, что это возрождается в России.

– А дворянство в России возродить надо?

– Во Франции до сих пор существует дворянство. Почему бы ему не быть в России?