Если бы в Петербурге был главный художник (а его нет), он должен был бы развернуть борьбу с кладбищенским стилем вновь устанавливаемых памятников. Постепенно это сложилось в проблему, которая в полной мере еще не осознана.
MONUMENTO MORI
Например, вполне надгробным сооружением, только больших размеров, является памятный знак Галине Старовойтовой в сквере на Суворовском проспекте. Довольно типичная стела с барельефом. Сейчас родственники Михаила Маневича добиваются аналогичного “могильного” сквера в центре города с аналогичным кенотафом.
Еще один характерный пример – бюст Героя Советского Союза В. М. Жильцова, открытый в одном из скверов Кронштадта в 2008 г. Это перенесенный прямо с Кронштадтского городского кладбища бюст с надгробного памятника, в 1970-е годы установленного Кронштадтским морским заводом, на котором, будучи в отставке, Жильцов работал. Дочь Жильцова оформила договор дарения, и бюст с кладбища переместился в городскую среду.
Особо в связи с этой темой следует поговорить о саде Шереметевского дворца (наб. Фонтанки, 34). Здесь кладбищенский стиль доминирует, и надо приложить специальные усилия, чтобы исправить ситуацию.
Все началось с проекта благоустройства сада, разработанного “Ленпроектреставрацией” и утвержденного КГИОПом (автор проекта Е. Комарова). Проектом был предусмотрен памятный знак “Прасковья Жемчугова” в честь знаменитой графини-крестьянки, примадонны шереметевского крепостного театра. Когда-то в северной части сада (ближе к Литейному пр.), на самом краю, стоял саркофаг в память об умершей Прасковье, и в память об этом сооружении в 2007 – 2008 гг. соорудили небольшой, высотой 150 см, обелиск, по стилю – вылитый надгробный памятник с барельефным медальоном с портретом Жемчуговой (арх. О. Новичкова, НИИ “Спецпроектреставрация”), окруженный могильной оградкой. Для полного сходства с могилой еще и предусмотрели цитату из псалма 117, связанную с темой смерти (“Смерти же не предаде мя”). Кстати, ввиду отсутствия финансирования памятный знак все еще находится в незавершенном состоянии.
Знак принадлежит расположенному в Шереметевском дворце Музею музыки. Но в саду есть еще и знаменитый флигель, в котором находится Музей Анны Ахматовой. Тут тоже не дремали и в 2005 – 2007 годах безо всякого разрешения поставили два “кладбищенских” по стилю объекта, имеющих статус экспонатов музея. Во-первых, мрачный, составленный из плит габбро памятный знак Ахматовой (ск. А. Иванов, М. Цхададзе, арх. В. Бухаев) с надписью опять-таки на тему смерти “И неоплаканною тенью / Я буду здесь блуждать в ночи”. Во-вторых, горизонтально положенную плиту-саркофаг “Тень Мандельштама” в честь последнего приезда Мандельштама в Фонтанный дом 3 – 5 марта 1938 г. (арх. В. Бухаев).
В итоге в саду Шереметевского дворца возникло маленькое кладбище – результат стихийности и непродуманности.
Ясно, что нужно демонтировать все три объекта – и утвержденный КГИОПом неудачный памятный знак Жемчуговой, и две незаконно установленные самоделки от Бухаева. И искать единое культурное пространство, объединяющее XVIII и XX века, эпоху Шереметева и эпоху Ахматовой, с чем в принципе согласны и директор Музея музыки, и директор Музея Ахматовой. И таким пространством мог бы стать сад с античными статуями – четыре такие статуи в дополнение к уже установленным классическим вазам вполне могли бы задать новые смысловые координаты. Тем более что есть сведения, что в один из периодов в саду стояли такие статуи.
Иными словами, проект благоустройства надо переделать и внести взамен кладбищенской романтико-элегическую струю. Что объединило бы оба музея. Для этого и нужен был бы главный художник Петербурга, способный осознавать дисгармонию и предлагать интегральные художественные образы.
ПАМЯТНИК ДЕТЯМ ЦОЯ
Напомню, что Виктор Цой (1962 – 1990) – рок-певец, солист группы “Кино”, культовая фигура молодежной субкультуры 1980 – 1990-х годов и один из символов современного масскульта, предназначенного для юношеского возраста. Незамысловатые тексты песен Цоя основаны на романтическом противостоянии его лирического героя “чужому” миру, занятому и освоенному благополучными людьми, на презрении к мещанскому уюту, на ощущении себя “лишним” там, где комфортно обитает духовно примитивное большинство.
Вопрос о том, заслуживает ли Цой памятника, не стоял ввиду культовости фигуры. 18 июня 2007 года губернатор Матвиенко провела выездное совещание, посвященное судьбе котельной “Камчатка”. В частности, дала поручения в ходе благоустройства территории двора на ул. Блохина, 15, подумать о создании памятника Виктору Цою.
Однако в мае 2008-го инициативная группа предложила возвести монумент возле петербургского СКК, скопировав его со знаменитой фотографии Юрия Чашкина. Но это место установки не прошло, в итоге в феврале 2010-го было разрешено поставить памятник в парке Александрино на проспекте Ветеранов – подальше от центра, чтобы молодежь скапливалась на окраине, тем более что неподалеку жил сам Цой.
Конкурс фонд “Памяти Виктора Цоя” объявил в апреле 2009-го, сейчас из 34 работ отобраны 11. Все они похожи друг на друга и выразительностью напоминают призовую статуэтку “Оскар”, к тому же все плоские – в том смысле, что сняты с плоской фотографии и не имеют осмысленного объема, интересных ракурсов. Фактически предложены горельефы. Потому что скульптуры не делают по фотографиям – это самостоятельный вид творчества. Т.е. оригинального художественного решения нет ни одного, есть ремесленнические вариации на темы фотографии, но это никого не беспокоит.
Наилучшим решением в данной ситуации было бы ничего уже не выбирать, а поставить большим полукругом все 11 фигур сразу, тем более что пространство парка позволяет. Это хотя бы как-то скомпенсировало запрограммированную неоригинальность и плоскостность каждого из 11 вариантов, а кроме того, очертило бы пространство капища и контуры некой сцены, на которой можно выступать. 11 Цоев, напоминающих 13 идолов Чансын в парке Сосновка, – это было бы хотя бы концептуально и оригинально.
ПАМЯТНИК “ДЕТЯМ ВОЙНЫ”
Похожая ситуация сложилась с памятником “Детям войны”. Напомню, что сама идея памятника возникла из отчаянных попыток населения не допустить строительства ресторана быстрого питания “Блин Дональтс” на площади Мужества. 9 мая 2005 г. в сквере между Политехнической ул. и пр. Мориса Тореза был установлен закладной камень памятника защитникам Ленинграда – гранитный валун с латунной табличкой: “…здесь будет памятник Славы мужеству, героизму и стойкости ленинградцев…”.
Однако, несмотря на протесты, постановление правительства СПб о проектировании и строительстве на этом месте ресторана быстрого питания появилось. Противостояние продолжалось еще более года, в частности, 9 мая 2006 г. на пл. Мужества опять состоялся митинг протеста. Помимо основного требования – запрещение строительства ресторана, митингующие требовали создания и установки памятника Герою Советского Союза генералу Карбышеву и восстановления Преображенской часовни. Главное, что следующий митинг жители домов на площади Мужества обещали провести в июле 2006 г. – во время саммита “большой восьмерки”. Поэтому накануне саммита правительство города приняло постановление, которым отменяло свое же постановление о строительстве “Блина”. “Мы прислушались к мнению петербуржцев, учли все факторы и пришли к выводу, что строить там ресторан нецелесообразно”, – сказала Валентина Матвиенко.
На этом народу, в очередной раз отстоявшему если не весь великий город, то клочок его территории, следовало бы успокоиться, однако процесс пошел. 1 декабря 2008 г. состоялся общественный конкурс проектов памятника “Детям блокады” и определен проект-победитель – “Фонтан памяти”. После чего против этого фонтана выступила президент Международной ассоциации общественных организаций блокадников города-героя Ленинграда В. Леоненко, по заявлению которой результаты конкурса были аннулированы, а предусмотренные на установку памятника 6 млн рублей по целевой статье бюджета на 2009 г. отозваны.
После чего уже началась годичная борьба с участием инициативных групп граждан, общественных организаций и депутатов ЗакСа. В. Леоненко же своего добилась: провела 4 декабря 2009 г. другой конкурс – проектов памятника “Дети войны”, отменив фонтан “Детям блокады”. Естественно, последовали обвинения в том, что идет война против памяти о блокаде (это у нас-то!), начальство всех видов пыталось передравшихся активистов-блокадников помирить, а итогом стал выход во второй тур пяти проектов памятника “Детям войны”. В марте 2010-го будут подводить итоги.
Совершенно очевидно, что все проекты заточены под вкусы В. Леоненко и Ко – они до предела штампованные и убогие, ни один из них никуда не годится: ни Зиякаева, ни Додоновой – Реппо, ни Мурадовой – Трошина (см. о них “Город 812”, 2009, № 44). Обсуждать тут просто нечего, поскольку по стилю все это напоминает школьный конкурс самоделок, а по сути является бесстыжей конъюнктурщиной, ублажением примитивного вкуса, воспитанного на картинках из школьного букваря 1930 – 1940-х гг. Скромный фонтан в этом месте смотрелся бы гораздо лучше, и все это понимают.
Но поскольку заигрывание с блокадниками – это постоянная политика, игра продолжается, и нет никого, кто вслух и определенно сказал бы правду. О том, что на пл. Мужества ни “Блинов”, ни памятников не надо, что лучше аккуратный сквер, чем отобранное В. И. Леоненко и Ко убожество, и надо лишь привести площадь в порядок, очистив от хаотичной рекламы и уродливых торговых бараков, прикрывших дом, в котором находится станция метро “Площадь Мужества” (проект Е. Рапопорта). Потому что площадь – это въезд на пр. Непокоренных, ведущий к Пискаревскому кладбищу, и любая суета в виде банальных фигурок детей, выполненных в эстетике соцреализма (проект Зиякаева), тут никак не смотрится.
Ну не надо тут ничего вообще – это же элементарно! Не дали поставить ресторан – и хорошо, успокойтесь.
Однако все настолько привыкли к тому, что в деле установки объектов монументально-декоративно искусства командует любой по принципу “кто палку взял, тот и капрал”, что и отпор уже никто дать не может. Нет в городе ни художественной власти, ни эффективных инстанций эстетического контроля.
ПРЕДЛОЖЕНИЕ
Надо на тех новых зданиях, которые признаны архитектурными ошибками и архитектурным сообществом, и даже городской властью (вроде “Монблана” или “Регент-холла” на Владимирской пл., а также новой биржи на 26-й линии), повесить фундаментальные гранитные мемориальные “доски позора”, на которых отмечался бы факт архитектурной ошибки и раскрывалась ее суть. Готов подготовить тексты, пригодные для того, чтобы их вырубить в камне. Навечно. Такая доска хорошо подчеркнет монументальность экспонатов нашего городского музея архитектурных ошибок.
