Фильм Павла Бардина «Россия-88» еще до своего выхода произвел на общественность впечатляющий эффект. Одни, еще не видя фильма, требовали его запретить. Другие говорили, что это и есть новое кино и новая история России, и что фильм надо показывать в школах. Потом неожиданно громко объявила о себе прокуратура Самары, обвинившая съемочную группу в пропаганде экстремизма и подавшая исковое заявление. Недавно иск был отозван. Фильм, негласно запрещенный к прокату, постепенно начал выходить в кинотеатрах страны. В конце прошлой недели «Россия-88» вышла в Петербурге, в единственном кинотеатре – «Киномакс». Мы поговорили о фильме с режиссером Павлом БАРДИНЫМ.
– Я так понимаю, фильм не был дорогим?
– Он был очень бюджетным. На сами съемки мы потратили 86 тысяч долларов, потом еще чуть-чуть потратил я, а по постпродакшну расходы взяли на себя наши коллеги-продюсеры. Я слышал цифру 150 тысяч долларов, но это включает поездку на Берлинский фестиваль и что-то еще.
– Вы изначально хотели получить независимую историю?
– Мы отбрыкивались от некоторых продюсерских предложений еще на стадии обсуждения идеи фильма. В “зависимом” кино я уже успел поработать – это сомнительное удовольствие.
– На какой прокат вы рассчитывали?
– На любой, если честно. От выкладывания фильма в сеть до широкого кинотеатрального проката. Также мы готовились и к разным сценариям восприятия нашей картины. Поэтому, когда закрутился этот скандал, мы были готовы.
– Но вы сами не хотели устроить провокацию?
– Ни в коем случае. Для меня было бы оптимальным вариантом, если бы за фильм взялся какой-нибудь прокатчик, который смог бы сделать из этого событие традиционными методами. Конечно, в нашем случае сложно представить себе стандартную рекламную кампанию, но и у нас, и у коллег были мысли, как это сделать политически и социально грамотно, как превратить рекламную кампанию еще и в социальную акцию. Но вмешалась судьба, которая распорядилась по-своему. Я скандала не хотел, но предполагал, что он может быть.
– С чего он начался?
– Сначала прокату помешала странная активность некоторых представителей правоохранительных органов. Были отменены два показа фильма, и это стало сигналом прокатчикам с нами не работать. Хотя изначально мы договаривались о ста копиях: для нашего фильма – достаточно жесткого, с ненормативной лексикой – это очень прилично. Но после отмены показов ситуация застопорилась. К счастью, некоторые журналисты и даже кинематографисты нам помогали. Пошли публикации, мы стали получать призы. Показалось, что дело сдвинулось с мертвой точки. Но тут возник иск от самарской прокуратуры. Это был момент истины. Сама по себе отмена показов скользкая вещь. Никто же не поймал тех людей за руку, не прочитал, что у них в удостоверениях написано, не спросил, с какой целью отменили сеансы. Я не понимал, запрещают нас или нет. А в случае с иском ситуация стала очевидной.
– Чего в результате хотели добиться прокуроры?
– Самарская прокуратура подала иск в суд с подачи самарского УФСБ. Что думали люди оттуда и чего они хотели, не знаю, поскольку с ними не общался. Я и представителя самарской прокуратуры видел-то всего один раз. На суде он сказал слово “да”, когда его спросили, действительно ли они отзывают иск. Мне показалось, что там был и представитель ФСБ, но он вообще никак не проявил себя. Так что я не могу сказать, был ли это заказ или местная инициатива. Для меня важен факт, что иск отозвали. Опять же, сложно сказать, по каким причинам, но я это называю победой здравого смысла. Не знаю, может ли наш фильм навредить имиджу страны, властей, прокуратуры, но вот действия прокуратуры против фильма могли серьезно испортить ее репутацию.
– Какой была реакция зрителей на фильм “Россия-88”?
– Мне было очень важно понять, как к нему отнеслись непосредственно скинхеды. На свои знамена они фильм не подняли. Их реакция была в основном негативной. Видимо, почувствовали нашу иронию.
– Вы лично с ними общались?
Националисты разной степени радикальности приходили на большинство открытых обсуждений фильма. Забавно, кстати, что встретились типажи практически всех героев нашего фильма. Это хорошо, что приходили. Я вообще за разговор. И в кинозале, и на улице, и в парламенте.
– Вы хотите, чтобы неонацисты выступали в парламенте? Почему же тогда все так возмутились, когда это случилось в Австрии?
– Так там ничего страшного не случилось, на самом деле. Понятно, что это всех пугает. Мне тоже было бы неприятно, если б к власти законным путем пришли умеренные националисты. Но прелесть демократической системы заключается в том, что человек всегда делает осознанный выбор и видит результат. Пришли люди к власти, программу выполнить не сумели, и оказалось, что они такие же, как и все остальные, и даже хуже. Поэтому Хайдер во второй раз не прошел в Австрии, а страна получила мощную прививку. При этом, я уверен, что если бы он позволил себе преступить закон – не радикально, а чуть-чуть, одной ножкой, то скорее всего наказание не замедлило бы себя ждать. У нас же многие публичные люди позволяют себе махровые расистские высказывания – начиная от мэра Сочи, который хотел бы загнать цыган на принудительные работы, и заканчивая питерскими прокурорами, – что я не устаю удивляться. “Эти мальчики просто запутались”, – сказал прокурор из Петербурга про банду наци-скинхедов.
– А вы не считаете, что они просто запутались?
– Они запутались, но прокурор не имеет права так говорить. Он – чиновник, представитель обвинения! Это я могу так сказать, актеры могут так сказать, оператор наш может так сказать – мы об этом кино сделали.
– Ну вот мне показалось, что ваш фильм снят с симпатией к этим людям.
– С симпатией к просто людям, я надеюсь. А не к скинхедам. Я не симпатизирую Штыку, я ему сопереживаю. Он человек, он им родился. Но все человеческое Штык в себе старательно убивает. И того, которого он убивает в себе, мне как раз очень жалко.
– Что же заставляет его убивать в себе человеческое?
– Отсутствие встроенности в общество, отсутствие перспектив, отсутствие занятий, внимания, любви, ну и плюс зерно зла, попавшее в питательную почву тоталитарного сознания и бурно проросшее.
– Разве он не сам в этом виноват?
– Безусловно. Но если ему не сочувствовать, получается, что мы за людей должны считать только успешных и морально устойчивых – а я не уверен, что такие вообще есть. Грешки водятся за каждым. А за большинством и грехи. Если мы признаем, что такие, как Штык, не люди, значит, их можно стерилизовать, расстреливать на стадионах, применять к ним пытки при допросах. Соответственно, мы превратимся в фашистское государство, что неприемлемо. Законы должны распространяться на всех. Иначе до измерения черепа технически останется один шаг.
– Скинхеды вообще трусливы?
– Разные есть. Безусловно, их методы борьбы трусливы: скинхеды нападают впятером на одного, старые понятия уличных драк в их среде давно уже не работают. При этом бьют они в основном дворников, а раздражают их в большинстве случаев ребята на “Кайенах”.
– Я не раз слышала, что у каждого антисемита должен быть свой еврей. Но все равно не могу понять, как в компании скинов мог появиться Эдик.
– Никогда не наблюдали таких персонажей? Никогда не встречали евреев-антисемитов? Я, например, знал скинхеда, который наполовину азербайджанец.
– Нелегко ему, наверное.
– Ну, он “забил” всего себя свастиками, и нормально. Это достаточно распространенное явление. Я с такими людьми сталкивался, и они даже пытались что-то говорить на ультрапатриотические темы. В Перми есть человек – официальный русский националист. При этом он даже физиогномически похож на Эдика – но на того, каким Эдик хотел бы себя видеть: высокий, с вьющимися волосами и горделиво поднятой головой. Я его спросил, прошел бы он генетическую экспертизу. Оказалось, что он на 1/16 грузин и на 1/8 – еврей, и очень переживает на эту тему. Сплошь и рядом такое случается. Сейчас есть немало интеллектуалов, которые любят заигрывать с силой.
– Что вообще вас натолкнуло на мысль снять такое кино?
– Идея пришла в голову случайно, на Черкизовском рынке. Мы с товарищем ели самсу, и очень захотелось как-то зафиксировать на пленке весь этот окружающий Вавилон. Пропорции ужаса и восхищения там примерно в равных долях присутствуют. Затем я вспомнил про Ромео и Джульетту. И очень быстро стало ясно, что главным героем должен стать Тибальд.
– Вы, получается, режиссер с широким кругозором. Сначала снимаете романтическую комедию “Трое и Снежинка”, потом фильм о современных нацистах. Что дальше?
– Это не кругозор. “Трое и Снежинка” продюсерский проект. Мне было интересно поработать с актерами, но я ушел в середине съемочного периода, поскольку продюсеры на картине оказались совершенно беспардонными. Если вы наняли режиссера, делегируйте ему ответственность за продукт. Это был мой дебют в полном метре, я возлагал на него большие надежды. Естественно, они все рухнули. Это не мое кино, с учетом того, что я не участвовал в монтажно-тонировочном периоде и половине съемочного. Но, видимо, кто-то решил, что у меня амплуа режиссера, который снимает молодежные комедии. Поэтому сейчас мы сделали именно молодежную комедию.
– Тоже бюджетную?
– Не совсем. Продюсеры дали нам деньги, и мы обязались выполнить ряд их условий: фильм должен быть без мата, хронометраж 90 минут, название “Гоп-стоп”, звучит музыка Розенбаума. Всем остальным – кастингом, сценарием – мы занимались сами. За весь период съемок продюсер Сергей Ливнев всего один раз приехал к нам на экскурсию. Сейчас мы сдаем готовое кино, а как его будут прокатывать, нам неизвестно.
– То есть вам больше не хотелось независимости?
– Мне кажется, это тоже независимое кино. На нас никто не давил. Я был и генеральным продюсером, и исполнительным, а компания “Леополис” просто выступила финансирующей стороной.
– Вы так недоброжелательно отзываетесь о продюсерах. А есть ли среди них тот, с кем вам хотелось бы поработать?
– Я готов работать с любым продюсером, который дает деньги и не пытается на меня давить. Мне совершенно все равно, кто будет продюсировать фильм, если он сохранит мою идею и не станет требовать каких-то переделываний. Еще важно, чтобы продюсер не носил фамилию Геббельс и не пытался уложить меня в постель ежесекундно. В отношениях режиссер – продюсер изначально заложен конфликт интересов. Это нормально. Пора бы привыкнуть. Но, несмотря на это, разочарования случаются. Иногда даже дистанционно.
– Например?
– Признаюсь честно, как и многие “молодые” режиссеры, я хотел поработать с Романом Борисевичем. И так совпало, что он был первый продюсер, которому я по рекомендации принес фильм. Роман, подумав, попросил вырезать из “России-88” сцену с переворачивающимся портретом Путина, хотя резать там нельзя – сцена снята одним кадром, попросил вырезать сцену с Мерзликиным целиком, якобы она разрушает концепцию и жанр, и как-то переделать финал. Я сказал, что переделывать мы ничего не будем. В результате все у нас сложилось именно так, как мы хотели. С подачи, надо сказать, Романа, который передал нас в добрые руки, за что ему спасибо.
Я и потом хотел поработать с Борисевичем, поскольку он делает действительно качественное кино, видимо, умеет находить общий язык с режиссерами и, что редкость, кажется порядочным человеком. Но вдруг, перед тем как начали распределять деньги для “большой восьмерки”, он публично начал рассказывать, как он от нас отказался, и доказывать свою лояльность. Спустя полтора года. Зачем? После этого, конечно, с человеком работать не хочется.
То же самое с Бондарчуком. После “Обитаемого острова” мне показалось, что это интересный режиссер и продюсер. Он один из немногих, кто умеет делать масштабное кино и тратить большие деньги, а это целая наука. Сначала, после самого первого показа “России-88” Бондарчук пожал мне руку и похвалил кино, особо отметив игру Петра Федорова (Штык). Я сделал ответный искренний комплимент о роли Петра в “Обитаемом острове”. Спустя полгода, когда обострилась ситуация вокруг нашего фильма, он Татьяне Толстой заявил, что картина ему категорически не нравится.
– Видимо, к тому моменту Федор Бондарчук как раз вступил в “Единую Россию”.
– Наверное. Это ужасно неприятно, когда человек превращается во флюгер и начинает так вертеться. А вертеться приходится, потому что, как оказалось, даже самые независимые очень бы хотели присосаться к госбюджету хоть как-нибудь. Что уж говорить о зависимых. К счастью, есть еще действующие мэтры, которые не разучились тратить государственные деньги так, как делали это и при советской власти – не изменяя собственным убеждениям.
О чем фильм
Каким-то ветром в банду скинхедов, промышляющую в Москве, заносит Эдика – щуплого еврейского юношу с прической “под Гитлера”. Эдику, получившему в банде кличку Абрам, поручают наглядную агитацию: он снимает для банды пропагандистские ролики.
Основное внимание Эдик сконцентрировал на харизматичном лидере банды – Штыке. Самопальный оператор (надо сказать, весьма неплохой) проводит дни в компании Штыка, следит за тем, как развивается семейная драма – Штык обнаруживает, что его сестра начала встречаться с “чуркой с Черкизона”.
