Проект «Музейная миля», представляющий репродукции лучших российских художников на улицах Петербурга, получил неожиданное развитие. Городской центр размещения рекламы снял 7 репродукций картин Русского музея с ограды Летнего сада, сочтя их за несанкционированную рекламу.
Музею удалось доказать, что репродукции – не реклама, и картины, точнее, их отдаленное подобие, вернули на место. Эпизод принес даже некоторую пользу – ненадолго, но все же был реабилитирован один из русских художников-портретистов – Иван Николаевич Крамской.
Не тех обвинили
– Баннер с репродукциями картин повесили осенью, – рассказывает главный хранитель Летнего сада Галина Хвостова. – За последний месяц не ручаюсь, я была в отпуске, но раньше, помнится, у меня возникало ощущение, что картин то меньше, то больше. Честно говоря, сквозь этот баннер я все равно все время видела только ограду Шарлеманя (Людвиг Ива́нович Шарлема́нь – по его проекту в 1826 году была отлита из чугуна решетка Летнего сада со стороны Мойки. – А. О.). Я не ретроград, но картины все-таки созданы для того, чтобы украшать интерьеры. В свое время я работала в Исаакиевском соборе экспертом по монументальной и станковой живописи. Если уж размещать монументальную на открытом воздухе, это должен быть Рафаэль с Микеланджело, а увеличивать станковую живопись и выносить на улицу – непозволительно. Это тот случай, когда размер имеет значение, смена масштаба искажает восприятие. К тому же на баннере перемешаны пейзажи с портретами, что тоже смотрится странно.
По нашей просьбе Галина Хвостова провела полную ревизию копий картин на ограде Летнего сада, в ходе которой пропаж не обнаружилось, но проявилась одна недоработка Русского музея. Все картины подписаны, и только одна осталась без атрибуции – та, что между “Девятым валом” Айвазовского и описанием проекта реконструкции Летнего сада. Примерно 50 на 300 см, оранжевый спрей, баннерная ткань, в технике граффити – “Люблю Катю Д.” И сердечко.
Исчезновение картин с ограды Летнего сада так бы и осталось незамеченным, если бы не абсолютная прозрачность работников Городского центра размещения рекламы – об эпизоде рассказал мне руководитель команды ГЦРР, снимавшей все баннеры без разбору с ограды гостиницы “Выборгская” на Черной речке. Потом информацию подтвердила пресс-служба Русского музея.
Репродукции появились на ограде Летнего сада по инициативе директора музея Владимира Гусева, который объяснил это так: “Чтобы не говорили в городе, что, вот, появился еще один забор, за которым зарывают в землю деньги!” (Летний сад находится в управлении Русского музея. Сейчас на реконструкции.) Хотя баннер на ограде и является частью проекта “Музейная миля” (часть более масштабного проекта “Арт-тур”, реализуемого компанией МТС совместно с Третьяковской галереей, Музеем им. Пушкина и другими ведущими музеями Москвы и Петербурга), это всего лишь временная вывеска, пробный шар. По единому стандарту репродукции должны изготавливаться на основе сканирования специальной аппаратурой, с очень большим разрешением и хорошим качеством, размещаться в рамах и т.п. (см. по аналогам на зданиях вдоль канала Грибоедова и на В.О.), а здесь ничего этого нет. И то, что появится, – не факт. Окончательно вопрос с размещением репродукций на ограде Шарлеманя не решен. Да и нужно ли это, если упрощенный баннер неплохо выполняет функцию, описанную Владимиром Гусевым? Сомнение закралось не только в мое сердце.
– Репродукции были сняты по сигналу одного из петербургских музеев, заявившего, что если рассматривать баннер Русского музей как социальную рекламу, то на том же баннере обязательно должны быть репродукции картин из Эрмитажа, – рассказала Ольга Нестерова, специалист отдела развития связей и PR Русского музея. – Нам удалось доказать, что это не реклама, а специальный проект, и репродукции вернулись на место.
Какой музей наябедничал на Русский, в Русском не сообщили, но из контекста можно догадаться.
– Чистый бред, никаких претензий к Русскому музею мы не предъявляли, – рассказали в пресс-службе Эрмитажа.
А я бы на их месте предъявил. В феврале Эрмитаж реализовал аналогичный проект – разместил на улицах Петербурга репродукции картин французских художников из Эрмитажа, и дался он куда большей кровью. Репродукции украсили 345 рекламных конструкций типа “пиллар” размером 1,4х3 метра и 80 рекламных конструкций типа “сити-формат” размером 1,2х1,8 метра. Все это стандартные носители, попасть на которые можно только двумя способами – заплатив полную рекламную стоимость соответствующим рекламным фирмам-владельцам, либо бесплатно, выиграв конкурс ГЦРР на размещение социальной рекламы. На конкурс выставляются обычно около 200 мест для постеров на рекламоносителях, так что Эрмитажу пришлось очень постараться, чтобы разместить репродукции на 400 местах (как это именно получилось, в Эрмитаже пока не смогли объяснить).
Возникает вопрос – почему репродукции Русского музея в рамках проекта “Арт-тур” размещаются на каких-то особых условиях, хотя несут точно такую же функцию – пропагандируют искусство и привлекают посетителей в музей? И более того, имеют явную коммерческую составляющую: на баннерах с репродукциями размещены четырехзначные номера, позвонив на которые можно за 25 руб. 41 коп. прослушать рассказы о каждом произведении и его создателе, истории Русского музея, полотнах и художниках России, записанные народным артистом России Сергеем Чонишвили.
Как пояснили в контактном центре МТС, они тут как бы ни при чем – любители прекрасного платят контент-провайдеру “Телепорт”, однако все контент-провайдеры так или иначе делят доходы от подобных услуг с операторами мобильной связи. Пресс-служба ГЦРР взялась разъяснить правовую сторону вопроса, но не сразу. А пока нас заинтересовал другой фигурант этого дела – незаслуженно обиженный художник Иван Николаевич Крамской.
Реинкарнация художника Лапченко в художника Крамского
Проект вообще-то был рассчитан на то, что Русский музей просвещает горожан. Судя по баннеру с репродукциями на ограде Летнего сада, все ровно наоборот. Авторство портрета крестьянина Мины Моисеева, что создал Иван Крамской (1837 – 1887) в 1882 году у себя на даче в Сиверской, приписано художнику Григорию Лапченко (1801 – 1876).
Судьбы Лапченко и Крамского, конечно, во многом похожи – оба из бедных семей, Лапченко – крепостной, Крамской – из писарей, оба выбились в люди, оба выпускники Петербургской академии художеств и пр., но все-таки это не совсем один человек, да и манеры письма не имеют ничего общего. Но может быть, появились какие-то новые сведения? Например, о том, что Лапченко встретился с Миной Моисеевым на небесах и написал-таки его портрет через 6 лет после своей официальной смерти, подражая манере Крамского? В конце концов, все настоящие художники бессмертны.
Не только у меня, плохо знакомого с искусством, возник такой вопрос. Фамилия Лапченко на баннере перечеркнута неизвестным петербуржцем (москвичом, тамбовцем?), и приписано чуть криво, фломастером – Крамской. Кто же прав – неизвестный вандал, поднявший руку на Лапченко, или Русский музей? Узнав об этой истории от меня, искусствоведы Русского музея очень расстроились.
– Да что вы говорите! Лапченко это никак не мог написать, конечно, Крамской, – взволновалась Виктория Кадочникова, эксперт научной части Русского музея (научная часть готовит все выставки, ей же пресс-служба приписала выбор и подготовку картин для репродуцирования на уличных постерах, но сам отдел это отрицает, и я им почему-то верю больше, чем пресс-службе).
В научной части высказали предположение, что к делу могла иметь отношение Татьяна Васильевна Степанова, которая “занималась развешиванием картин на канале Грибоедова” (первая часть проекта “Музейная миля”), но, как пояснили в отделе координации музейных проектов, она в Русском музее уже не работает.
– За Крамского уволили?
– Нет, что вы, она сама ушла, по семейным обстоятельствам, – рассказала Валентина Щеринова, сотрудник отдела координации проектов.
Валентина Александровна тоже очень разволновалась, выразила благодарность нашему журналу за обнаруженную ошибку, взялась помочь расследованию и всячески содействовать исправлению. Мы в свою очередь выражаем благодарность неизвестному прохожему с фломастером. Потому что только благодаря ему и, конечно же, проекту Русского музея я хоть что-то узнал о русском искусстве. Кто он, неизвестный доброжелатель? Судя по манере письма, автор картины “Люблю Катю Д.”. Объявитесь, дорогой товарищ! Вам и Кате Д. положен подарок к свадьбе от нашего журнала и безмерная благодарность потомков. Катя, люби его, как он – Крамского…
