Чем петербургские программисты отличаются от американских и вьетнамских

Есть такой прогноз: через 10 лет Петербургу ежегодно будет требоваться 12 тысяч новых IT-специалистов. Таким образом, IT (information technology) – самое востребованное в ближайшем будущем направление деятельности. В Петербурге таких специалистов готовят несколько вузов.

           О том, как учат российских программистов и какова их дальнейшая судьба, Online 812 побеседовал с Владимиром ПАРФЕНОВЫМ, деканом факультета информационных технологий и программирования ИТМО – Санкт-Петербургского государственного университета информационных технологий, механики и оптики.

– Правда ли, что петербургские программисты талантливей и потому востребованней  московских?
– В последние 10 – 15 лет у петербургских компаний было значительно меньше возможностей получать выгодные государственные заказы, которые в основном доставались москвичам. У нас в городе также гораздо меньше высокооплачиваемых рабочих мест (связанных с эксплуатацией оборудования и потому не очень “творческих”) для программистов в банках, страховых компаниях, сырьевых компаниях и т.д., которые располагаются в столице. Поэтому петербуржцам приходилось уделять больше внимания выходу на мировой рынок с собственными оригинальными разработками.
Талантливые программисты-разработчики, которые наиболее востребованы в Петербурге и являются его своеобразным брендом, востребованы и во всем мире.

– И молодой программист может запросто найти высокооплачиваемую работу, или надо будет еще помучиться?
– Молодой петербургский программист может не опасаться, что все наиболее привлекательные рабочие места распределяются по блату. Между компаниями-лидерами идет напряженная борьба за способных ребят, а уровень подготовки программиста и его потенциальные возможности надежно и объективно определяются (в отличие от экономистов или менеджеров) за несколько часов собеседования, для проведения которого, в частности, имеются и специальные тестовые задания.

– Говорят, петербургские вузы могут не справиться с нарастающим спросом на специалистов и по IT, и по другим техническим специальностям?

– В Петербурге пять вузов, которым обещана федеральная поддержка на высшем уровне: это СПбГУ и четыре национальных исследовательских университета – Политехнический, Горный, академический университет Жореса Алферова и наш ИТМО. Такой набор вполне очевиден, в промышленности особое внимание надо уделять энергетике (за это отвечает Политех), полезным ископаемым и IT. Университет ИТМО сделал ставку на подготовку высококлассных компьютерных специалистов. В советское время ежегодный набор студентов на первый курс составлял 700 человек, а сейчас только на бюджетные места мы принимаем 1200 молодых людей плюс еще 600 – по контракту. Причем весь этот прирост достигнут за счет расширения приема на специальности компьютерного профиля. Мы бы рады принимать и больше, для этого есть все возможности: хороший состав преподавателей, техника, средства – в общем, все, о чем мы так мечтали 15 лет назад. Разве что помещений не хватает. Но…

– Что за “но”?
– Но, увы,  по-настоящему талантливых абитуриентов с каждым годом становится все меньше.

– Может, это временный спад?
– Некоторые из наших абитуриентов заявляют открытым текстом, что лучше нам обучать их, чем тех ребят, которые придут за ними, а сейчас учатся в школе. Абитуриенты 90-х годов рождения – очень сырой материал.

– Школьное образование стало хуже?
– Дело даже не в том, что среднее образование стало хуже, а в том, что они росли в “относительно сытой” обстановке и в значительной степени утратили мотивацию к труду и учебе.

– Сейчас программистов выпускают в очень многих вузах. Качество обучения везде примерно одинаковое?
– Помимо нас хороших программистов готовят на отдельных кафедрах факультета компьютерных технологий и информатики в ЛЭТИ и факультета технической кибернетики в Политехническом университете, но эти факультеты, как и в советские времена, набирают порядка 250 первокурсников на все компьютерные специальности. Для этих вузов компьютерные технологии не стали основным профильным направлением. У нас же порядка 20 процентов выпускников – это оптики, менее 10 процентов – экономисты и менеджеры, а остальные места отданы компьютерным специальностям. Мы стали крупнейшим в России специализированным компьютерным вузом, но при этом не изменили оптике. Тем более что вся компьютерная техника настоящего и в еще большей степени будущего: оптические процессоры, лазерные диски, лазерная принтеры, факсы и т.д. – невозможны без современных оптических технологий.

– За сколько лет можно выучить хорошего программиста?
– У нас начинается специализация практически с первого курса и уделяется внимание разнообразным направлениям в этой специальности. А их сейчас – не меньше двадцати. Это программист, системный администратор, системный архитектор, системный аналитик, разработчик и администратор баз данных, специалист по компьютерным сетям, компьютерный дизайнер, специалист по информационным ресурсам, разработчик встроенных систем, специалист по защите информации и информационной безопасности, специалист по информационным системам, специалист по компьютерным системам автоматизированного проектирования и подготовки производства, менеджер информационных технологий, менеджер по продажам IT-решений, специалист по компьютерным информационно-управляющим системам в бизнесе, индустрии, банковском деле, СМИ, специалист по цифровой технике и т.д. Да и программист может иметь специализацию, о которой никто не слышал 20 лет назад, например, Java-программист, Си-программист, инженер по тестированию, технический писатель, в общем, список длинный. И все записываются на разные отделения. А профессиональное объединение российских айтишников – Ассоциация предприятий компьютерных и информационных технологий (АП КИТ) разработала детальные отраслевые “Профессиональные стандарты в области информационных технологий”.

– Неужели так важно, начать учиться на программиста с первого курса? Нельзя ли, получив какую-либо специальность физико-математического или технического профиля, затем переучиться.

– Очень важно. Сами ребята, бывает, осознают, что ошиблись с выбором и ищут возможность переучиться, даже оставаясь на том же факультете. А выясняется, что придется чуть ли не снова поступать на первый курс. Сейчас на четвертом курсе любой уважающий себя программист начинает работать по специальности. Потому что еще год-два, и он с дипломом, но без опыта, столкнется с трудностями при устройстве в “приличную” компанию, разрабатывающую программное обеспечение. И ему останется идти разве что в госучреждение или в банк.
Еще стоит учесть, что в настоящее время в России из-за роста зарплат практически не осталось простой дешевой программистской работы. В мире эту нишу закрывают индийцы, китайцы и вьетнамцы, готовые работать за 200 – 300 долларов в месяц. Сейчас и многие петербургские компании передают им свои несложные работы. То есть с учетом демографического кризиса и роста зарплат в области решения “простых” задач в области программирования Россия стала неконкурентоспособной по сравнению с Индией, Китаем и Вьетнамом.

– И что ж нам теперь делать?

– Российская “ставка” на мировом рынке производства программного обеспечения – это выполнение сложных проектов с использованием высококвалифицированных специалистов, развитие и доведение инновационных идей до коммерческого использования, а также проведение научно-исследовательских работ. Таким образом, для нашей страны особую ценность представляют наиболее талантливые специалисты, способные стать лидерами проектов и исследований в качестве руководителей и “генераторов идей”. Им ничего другого не остается кроме как решать неординарные задачи, взяв на себя роли творцов, а не поденщиков. Вроде наших недавних выпускников Александра Штучкина, Евгения Южакова и Михаила Царева, получивших в конце 2009 года Гран-при Первой национальной молодежной премии “Прорыв” за разработку программного обеспечения для WiMax-коммуникатора.

– Считается, что хорошие программисты тут же уезжают на Запад. То есть наши вузы готовят специалистов на экспорт.

– Хорошие специалисты востребованы сейчас и в России, где их зарплаты сопоставимы с европейскими и американскими, а налогообложение более щадящее. У нас в городе в области разработки программного обеспечения работает примерно 400 компаний, в которых трудятся порядка 20 тысяч программистов. В это число входит примерно полтора десятка частных отечественных компаний, созданных, по сути, с нуля за счет собственных интеллектуальных сил и негосударственных источников финансирования. В городе около трех тысяч программистов-разработчиков, отвечающих самым высоким мировым стандартам. Усилия государства должны быть направлены в первую очередь на поддержку этих компаний-лидеров и их кадровое обеспечение.
По нашим подсчетам, сейчас во всей стране подрастают не более тысячи старшеклассников, из которых можно выпестовать настоящих талантливых программистов. Хорошо, что представители многих ведущих петербургских компаний знают цену нашим талантливым выпускникам и поддерживают процесс их подготовки в вузе.

– Какая российская IT-продукция идет на экспорт? И много ли ее?
– В 2008 году объем российского экспорта в области программного обеспечения превысил 2,6 миллиарда долларов и стал сопоставим с объемом экспорта российского вооружения. Кстати, одним из самых востребованных продуктов стали тренажеры и симуляторы: авиационные и морские. На втором месте – мобильные сервисы (тот же WiMax-коммуникатор). Очень популярно программное обеспечение для мобильных систем, антивирусы, системы распознавания текста и речи, системы переводов, электронного документооборота и т.п. По заказам западных компаний проводится оффшорное программирование, но, в основном, российский рынок IT услуг контролируется отечественными компаниями.

– Значит, оборудование у нас делать пока не научились?
– Сейчас на рынке представлены три типа информационных технологий. Оборудование (hardware), коробочные программные продукты (software) и лицензированные инновации – это то, что продается готовое. И – собственно услуги, связанные с внедрением упомянутых технологий, их эксплуатацией, системной интеграцией. По первому вопросу СССР, а затем Россия отстали давно и безнадежно. Наверное, с 1966 года, когда было принято решение разрабатывать компьютеры на базе IBM, а не пытаться изобрести что-то свое. Здесь, кстати, был один просчет: военная техника с электронной начинкой имеет иностранные мозги, и кто знает, не запрограммированы ли они на поломку в самый неподходящий момент. Изготовители тоже ведь понимают, где и как будет использоваться собранный ими девайс.
Но с экономической точки зрения ставка на остальные два сектора: программы и услуги по их реализации – вполне себя оправдала. Сколько сейчас стоит компьютер, даже очень мощный? Не больше одной зарплаты программиста. А программа? Недаром в последние несколько лет в мировые лидеры вырвались те корпорации, которые производят “нематериальное” программное обеспечение.
В 2007 году, как подсчитали специалисты, объем мирового рынка программных продуктов составил 780 млрд долларов, а мирового рынка IT-услуг – 720 миллиардов. И тенденция эта никуда не денется. А в 2014-м рынок IT-услуг заработает триллион.

– Неужели сорок лет назад в СССР не могли предсказать, что IT пригодится в армии?
– В первый раз компьютерные технологии при управлении войсками проявили себя во времена “Бури в пустыне”. Когда в распоряжении штаба оказывается много единиц разнообразной техники, а война ведется одновременно на суше, море и в воздухе и проводится спутниковое наблюдение, да еще в режиме реального времени, компьютер способен помочь эффективно управлять войсками и быстро принимать решения…

– Компьютерный контроль всего, по-моему, тоже опасен – скажем, отравление моряков на подводной лодке “Нерпа” в 2008 году произошло из-за срабатывания компьютерной системы пожаротушения.
– И компьютерная же система слежения показала, что виной всему стал человеческий фактор. Что стало причиной гибели людей на Саяно-Шушенской ГЭС, где также были компьютерные системы экстренного реагирования на нештатные ситуации, еще предстоит выяснить. Что говорить про подводные лодки и энергетические станции, если сейчас любой навороченный автомобиль оснащен сложным программным обеспечением. Возьмем автомашину BMW – у нее программы для бортового компьютера и прочих систем управления содержат многие миллионы строк и по объему кода приближаются к операционной системе Windows. Но тут и ответственность большая: компьютер должен вести себя адекватно в любой ситуации, даже если машина уже разбита в ДТП, и от аппарата требуется только разблокировать двери, чтоб водитель смог выбраться наружу.

– Почему России под силу купить хорошего футболиста, а программиста – не можем? Какая бы ни была у нас сильная школа, а мировых знаменитостей в ней нет.

– В Америке тоже немного знаковых имен. Кроме Билла Гейтса, Стива Джобса и Сергея Брина, которого мы любим поминать, потому что он как бы русский. А вообще именно знаменитых быть сейчас и не должно, поскольку время одиночек уже кончилось и наступило время командной работы.

– У нас с этим как?
– В России классные команды тоже имеются. В том числе имеется несколько десятков отечественных компаний (в Петербурге их порядка пятнадцати-двадцати), работающих на мировом уровне. В этих компаниях зарплата программиста – от 100 тысяч рублей.

– Немного.
– С учетом умеренных цен и более щадящего, чем в Штатах, налогообложения, эта зарплата вполне соответствует 5000 долларам в США. Сейчас российские компании активно “переманивают” людей из ближнего зарубежья, в основном с Украины и Белоруссии, где еще сохранились традиции хорошего образования. Многие открывают свои филиалы в странах ближнего зарубежья, а также Вьетнаме и Китае.

– Когда российские программисты начали завоевывать Запад?
– В 90-е из страны массово уезжали математики, физики и программисты. Весь перспективный народ разъехался, возникла пауза. И тут нам “повезло”. Сразу после 2000 года в Америке обрушился рынок Nasdaq, сформированный в основном интернет-компаниями. Тогда, помнится, акции Microsoft подешевели в несколько раз, и многим айтишным компаниям пришлось сокращать расходы и переносить производство программного продукта в другие страны, среди которых Россия оказалась на одном из первых мест. И в этот момент программистские кадры стали оставаться в России, а отечественные компании-разработчики программного обеспечения начали интенсивно развиваться. И развивались они в “настоящих” городах – Москве, Петербурге, Новосибирске, а не искусственных “долинах” типа Сколкова.

– Так это ж наша будущая Кремниевая долина!
– Как можно его сравнивать с Кремниевой долиной, я не совсем понимаю. У них – рядом расположены знаменитые американские “супервузы” – Стэнфордский университет и университет Беркли. В Сколкове – ничего подобного нет, но рядом – Москва, где можно найти отличную высокооплачиваемую работу без всякого участия в государственных программах.
В Петербурге главная проблема уже существующих отечественных компаний мирового класса состоит в недостатке соответствующих кадров. Я знаю в городе полтора десятка компаний, которые сильно нуждаются в высококлассных программистах и готовы платить им солидные деньги. Людей вот только нет. И поэтому не очень понятно, как эти компании “отпустят” людей из Петербурга куда бы то ни было.

– Значит, у Сколкова будущего нет?
– Программистское будущее достаточно туманно, поскольку хороших кадров не хватает и для уже существующих ведущих компаний, которые находятся в упомянутых городах. Ведь очевидно же, что инновационные проекты заточены в основном под студентов, у которых еще “ничего нет” и которые готовы рискнуть. А значит, и создавать “долины” нужно при вузах. А состоявшийся специалист – неужели он туда поедет, от семьи, детей, родителей, квартиры, автомобиля и дачного участка… В Сколкове в случае предоставления больших льгот, по-видимому, можно будет работать вахтовым методом, возвращаясь на выходные в Петербург. Может быть, вообще нецелесообразно делать в Сколкове упор на разработку программного обеспечения. Ведь, в отличие от, например, биологии или нанотехнологий, компьютерные технологии не требуют приобретения дорогих лабораторного оборудования, материалов и т.п. Часто они даже и денег больших не требуют. Взять, к примеру, наш университет – почти все деньги, поступающие по программе развития национального исследовательского университета, уходят оптикам и нанотехнологам. И это справедливо, учитывая, какое дорогое там оборудование. А программисту подчас нужен только компьютер и розетка.
Вообще-то, настоящая Силиконовая долина – тоже не самое удобное место для проживания. Там неоправданно дорогая недвижимость – собственников жилья там только порядка 7 процентов населения. Домик типа “сарай” с маленьким участком стоит за миллион долларов.

– Предполагалось, что в Сколкове будут разрабатывать проекты по энергетике, телекоммуникациям, биомедицинской технике и IT. Просто компьютерные гении работают на стыке всех этих наук, всем будут помогать…
– Биологам компьютерные технологии действительно помогают, только расшифровка человеческого генома чего стоит. В любой отрасли сейчас значение компьютерных технологий огромно. Но вопрос в правильной организации работ. Не всякий программист готов работать в “непрофильной” компании.

– Во времена СССР была идея, что если живых экономистов из Госплана заменить хорошими ЭВМ, то социалистическая система производства и распределения благ заработает как часы,  и никаких перебоев с колбасой не будет. А нынешние компьютерщики с такой задачей справились бы?

– Сейчас с этим не так просто. После окончания социализма советские АСУ (автоматизированные системы управления) были объявлены ошибкой. Кадры были потеряны. В результате, когда потребовалось внедрять современные компьютерные системы управления бизнесом, производством и т.д., возникли большие трудности, поскольку в вузах не осталось преподавателей по этому направлению. К тому же в отличие от программиста, который может достичь больших профессиональных успехов чуть ли не к двадцати годам, имея подчас слабое представление о реальной жизни, в этой области высококвалифицированный специалист должен иметь жизненный опыт, который достигается с возрастом.

– В советские времена еще страшно гордились станками с ЧПУ – числовым программным управлением. Считалось, что когда мы эти станки везде поставим, рабочих от станков уберем – и производительность труда вырастет о-го-го как. Сейчас эти идеи уже прошлый век?
– Первые станки с ЧПУ появились в 1970-е годы, открылась по сути новая страница  в материальном производстве. Сейчас не только токарная обработка, фрезеровка, сварка, ковка и даже ваяние скульптур проходит не без участия компьютерных технологий. Все это сильно повышает производительность труда и качество. Например, в Южной Корее производительность компьютерных роботизированных сварочных комплексов на судостроительных заводах в 10 раз больше, чем у наших сварщиков. В дальнейшем рабочего по возможности следует вообще исключить из производственного процесса.

Задача: найти 500 гениев в год

– Наша задача – задержать в вузах молодых преподавателей. Давно пора избавиться от практики, когда кафедра в вузе превращается в почетную богадельню, – рассказал Online812 заведующий кафедрой “Технологии программирования” ИТМО Анатолий ШАЛЫТО. – И поэтому я и создал проект Savethebest, то есть “сохраним лучших”. Нужно изыскивать все возможности, чтобы талантливые ребята не уходили работать в корпорации, а обучали на кафедре других талантливых ребят. Мы ежегодно принимаем учиться 30 абитуриентов из провинции и 30 из Петербурга. Но они не хотят учиться только у старых преподавателей.

– Чем плохо, что студент одновременно учится и работает – если по специальности! Или преподаватель работает в нескольких местах – деньги ж надо зарабатывать!
– Тем, что служение муз не терпит суеты. Поэтому после групповых занятий со студентами преподаватель должен проводить индивидуальные занятия или работу, но он бежит за дополнительными заработками, а за ним наперегонки в том же направлении бегут студенты. А у меня был когда-то студент-спортсмен, который вполне серьезно говорил, что на бегу даже бегу нельзя научиться. А вообще в стране ежегодно рождается не более пятисот будущих великих ученых. 500 абитуриентов, потенциальных лауреатов величайших премий, каждый год становятся абитуриентами технических вузов (гуманитарные и естественные мы пока не учитываем). Важно их не потерять. Важно помнить, что в закон об образовании закладываются две функции образования – воспитание и обучение. Именно в такой последовательности. А теперь к этому прибавляется еще и… обеспечение, что ли.

– Как это происходит?
– Я понимаю, что многие люди не любят говорить о низком – деньгах и бедности. Одна очень интеллигентная университетская дама из IT-сообщества на мой прилюдный вопрос о том, как выживает ее очень способный студент, гордо ответила, что она с ним об этом не говорит, так как у них есть много других более достойных тем! Как мне кажется, это – крайняя степень ханжества, к сожалению, характерная для многих. А в то же время появилось сообщение, что старший научный сотрудник Математического института РАН имени В. А. Стеклова Александр Кузнецов получил в 2009 году премию президента РФ для молодых ученых в области науки и инноваций. И из этой премии – 2,5 миллиона рублей – он создал фонд для поощрения талантливых аспирантов-математиков. Он был удостоен встречи с президентом, рассказал, как нелегко в России живется молодежи, увлеченной наукой, а потом взялся решать эту проблему своими силами – учредил 12 стипендий по 10 тысяч рублей в месяц.

– Благородно.
– Я знаю еще одну историю про молодого талантливого программиста, который устроился работать на 1/8 ставки в тот де Математический институт РАН им. Стеклова. Смешно даже считать, сколько это приносит денег. А знаете, почему он это сделал?

– Чтобы библиотекой пользоваться.
– Чтобы указывать название института на визитке. Чтобы об институте элементарно не забыли. А общаться ему приходится со многими.

– Есть ли еще какие-то мотивации для того, чтобы оставить бизнес и целиком уйти в науку или преподавание?

– В большинстве компаний молодые люди работают на кого и что угодно, но не на свое имя (обычно из-за режима “бизнес-секретности”, даже большей, чем на предприятиях оборонного комплекса). В университете они имеют возможность работать на себя и свое имя.