Вдруг выясняется, что в этом году 250 лет со дня рождения Карла Росси — лучшего архитектора петербургского классицизма, который жил среди хитросплетений придворных интриг и семейных поездок в Ревель.
Есть ощущение, что Петербург, как всегда величественный и самоуверенный, совершенно не подозревает о юбилее Карла Росси. Туристы, фотоаппараты — и все куда-то спешат на такси, только сами здания напоминают о лучшем мастере русского ампира.
Сравните: двухсотлетие Росси в 1975 году сопровождалось выставками, публикациями, почтовыми марками и памятными открытками. В 2003 году, чуть позже 225-летия, город поставил памятник в Михайловском саду. Сегодняшний юбилей в нашей северной столице проходит почти незаметно. Ни научных конференций, ни юбилейных изданий. И вправду, зачем?
Похоже, Петербург говорит: «Я на свете всех милее, а архитекторы, как и парикмахеры, всегда найдутся, ребзя».
И все же, как бы кто-то этого не хотел, 18 декабря 1775 года то ли в Венеции, то и в Неаполе родился Карло ди Джованни Росси.
У тебя же папа – музыкант
Росси вырос в семье артистов. Его мать, Гертруда, была известной балериной, отчим – Шарль Ле Пик – хореографом. Такое окружение, безусловно, повлияло на будущий вкус и художественное чутье Карла, научив его не только изящным наукам, но и дисциплине.
Этот мальчик, если и не был похож на Моцарта, который в раннем возрасте так полюбил математику, что в три года изрисовывал всю детскую цифрами, то схожий пиетет к точным наукам, судя по биографической литературе, в ребенке присутствовал однозначно.
От Неаполя до Петербурга — с чемоданом надежд
В начале 1780-х семья переехала в Петербург, где Росси начал искать свое место в архитектурном мире нового города. Начал как помощник и копировальщик у Винченцо Бренны. Год за годом, постепенно набирался опыта и связей. В 1796 году, в 21 год, он получил должность в в Кабинете Его Императорского Величества — месте, где проекты проходили через сложные согласования и финансовые проверки.
В те времена петербургские власти уже были знамениты отточенным умением распределять бюджеты так, что красота зданий зависела от способности провести деньги по нужным каналам. Росси был белой вороной и редким исключением — он лично контролировал сметы и считал каждую копейку, что в итоге позволило ему реализовать масштабные проекты, в том числе, ансамбль Дворцовой площади.
Через канцелярию к звездам
В начале петербургской карьеры Росси был настоящим бюрократом. Благодаря таланту и поддержке влиятельных покровителей он быстро включился в государственные архитектурные проекты. Его работа в Комитете строений и гидравлических работ была настоящей школой государственных хитросплетений. Росси изучал не только чертежи, но и «живую архитектуру» Петербурга: проверял, как строители соблюдают правила, как фасады «говорят» друг с другом, как городская симфония улиц влияет на впечатление от дворцов.
Иногда это было похоже на детектив: инспекции, проверки, переписка с подрядчиками и с самим императором. Росси оставлял свои подписи и пометки на чертежах, которые порой становились маленькими произведениями графики — аккуратно и изящно, словно готовил их для музейной выставки.
По воспоминаниям, Росси мог проводить дни напролет среди бумаг, проверяя сметы и планы, а вечером рисовать колонны и арки. Он участвовал в утверждении проектов для целых районов Петербурга. Для Росси это была мастерская, где он изучал город как живой организм, вырабатывал вкус к ансамблевому проектированию. Он научился тонкостям взаимодействия с подрядчиками и чиновниками, что позже позволило ему получать крупные заказы «без конкурса».
Заказ на ансамбль Дворцовой площади: интриги и бюрократия
В 1819 году Петербург все еще пил шампанское за победу над Наполеоном, а Александр I решил, что пора бы и архитектурно закрепить славу Отечественной войны. Дворцовая площадь, хоть и блистала Зимним дворцом, оставалась архитектурно недостроенной: западная сторона зияла пустотой, и эта пустота раздражала императорский глаз.
Кого позвать? К тому времени Карло Росси уже был не просто придворным архитектором, а «главным по ансамблям». В его портфолио целая россыпь фасадов, приведенных в состояние высокого классицизма. Но он умел не просто строить здания — он выстраивал пространства, где каждый карниз и колонна подчинялись общей симфонии.
Интриги начались с того, что заказ на оформление площади изначально был раздроблен между несколькими архитекторами, каждая часть становилась предметом споров.
В то время в Петербурге царила целая «армия» архитекторов и их покровителей, каждый из которых имел свое мнение о том, как должна выглядеть главная площадь империи. Росси приходилось лавировать между амбициями и капризами влиятельных лиц. Но он подкупал их и профессионализмом, и готовностью идти на компромиссы без ущерба для архитектурной целостности.
Александр I, желая подчеркнуть мощь и стабильность своей власти, хотел видеть ансамбль, который был бы одновременно величественным и гармоничным. Росси удалось завоевать расположение императора благодаря своему умению тщательно считать расходы и создавать проекты, которые можно было реализовать в условиях ограниченного бюджета — качество редкое и ценное в любые времена. Заказ на проект здания Главного штаба достался Росси прямиком «сверху» — с устного одобрения Александра I.
Впрочем, часть работ по площади все же временно передавалась другим архитекторам из-за бюрократических проволочек и задержек в утверждениях — часто из-за того, что Росси отсутствовал в Петербурге, занимаясь семейными делами в Ревеле (Таллине).
Проект у Росси родился амбициозный: величественная дуга, замыкающая западную сторону площади, с триумфальной аркой в честь победы в войне 1812 года. Росси умел работать с имперским пафосом без лишней помпезности — в его чертежах победная арка смотрелась так, будто стояла здесь испокон веков.
Строительство растянулось на десятилетие — с 1819 по 1829 годы. Когда здание было завершено, оно превратило Дворцовую площадь в цельный, выверенный до миллиметра ансамбль, где Зимний дворец и Главный штаб словно разговаривают друг с другом. Ансамбль Дворцовой площади — визитная карточка русского классицизма — стал главным парадным пространством, способным вместить тысячи участников военных церемоний. Росси продумал проект так, чтобы парады проходили свободно, а зрители могли любоваться величественными зданиями без помех — сочетая практичность и красоту.
Без собственного дома
Петербургская архитектура начал XIX века была смесью страсти и строгости, пышности и аскетизма. Кваренги поражал помпезностью, Воронихин — минимализмом. Росси пошел другим путем.
Мало кто знает, что именно Росси предложил возвести Александровскую колонну на Дворцовой площади, а также одним из первых ввел в строительство металлические несгораемые конструкции. При этом он, создавший десятки шедевров, не имел собственного дома.
Особенность Росси была в том, что он впервые собрал собственную команду мастеров, которая сопровождала его на каждом объекте. Когда снимали леса с арки Главного штаба, архитектор сам поднялся наверх, демонстрируя надежность конструкции. Все отчетные чертежи он выполнял собственноручно.
Слух о великолепии построенного им Михайловского дворца дошел даже до Англии. Для короля сделали специальный макет Белоколонного зала и отправили в Лондон.
Росси проектировал не только дворцы, но и мебель в них – по его эскизам изготавливали целые гарнитуры. А в Елагином дворце он увековечил память о своей матери Гертруде: среди танцующих муз одного из залов можно найти её образ.
Ему доверяли самые масштабные проекты. Но иногда отказываться приходилось: так, Росси мог стать автором Храма Христа Спасителя в Москве, но был перегружен работой в Петербурге. При этом его профессиональное чутье было легендарным: после пожара в Зимнем дворце он, лишь взглянув на потолок Георгиевского зала, предсказал обрушение – и оказался прав.
Даже привычный для нас образ «деревенского дома с тремя окнами внизу и одним сверху» – это также изобретение Росси. Но если что-то шло против его убеждений, он оставался принципиален: когда после пожара в Обуховской больнице всех архитекторов заставили подписать согласие на личное наказание за несчастья на стройке, подпись Росси не поставил один только он.
Его жизнь была полна парадоксов. Он жил в доме на Фонтанке, где когда-то останавливался и Пушкин. Не стремился к наградам, просил их только для своих сотрудников. Сам оставался в нужде, но занимался благотворительностью. Любил русские пословицы, писал по-русски с ошибками.
Когда сомневались в конструкции сцены Александринского театра, он бросил вызов: «Если рухнет — пусть меня повесят на одной из стропил». Но сцена простояла.
При создании ансамбля на площади Ломоносова он отказался строить церковь — театру должна была принадлежать главная роль. Именно там он воплотил свой первый юношеский замысел «Памятник великим людям» в здании публичной библиотеки.
Даже идеи о переносе Медного всадника принадлежали ему — Росси предлагал поставить памятник напротив арки Сената и Синода.
А когда Антуан Модюи начал травлю Монферрана, Росси был одним из немногих, кто заступился за коллегу.
Семья и поездки в Ревель
Вторая жена Карла Росси, София-Елена Андерсон (1800—1846), происходила из интеллигентной семьи города Ревель — так в Российской империи называли современный Таллинн. Семья Андерсон славилась образованностью и культурными интересами, что, несомненно, оказывало влияние на вкус и мировоззрение архитектора.
Поездки из Петербурга в Ревель в начале XIX века были настоящим испытанием: путь занимал несколько дней.
Нужно ли объяснять, что, в связи с этим архитектора часто было трудно найти в Петербурге: по отдельным проектам, когда заказчики не могли дождаться приезда мастера, работу приходилось поручать другим специалистам. Один из заказчиков, ожидавший Росси для согласования фасада особняка, в нетерпении попросил молодого архитектора продолжить работу самостоятельно. Когда Росси наконец прибыл, он с улыбкой отметил, что коллега «почти угадал стиль», но внес несколько изысков, создав любопытное сочетание замысла мастера и творческой интерпретации ученика.
Даже царская семья порой оставалась в недоумении от его отсутствия. Говорят, что при подготовке одного из императорских дворцов, где Росси должен был лично контролировать архитектурные детали, придворные были крайне удивлены его длительными разъездами. Император и члены семьи понимали, что без участия мастера невозможно соблюсти уникальный замысел, и с нетерпением ожидали его прибытия, подчеркивая, насколько высоко ценилось его мастерство.
Танец с придворными правилами
Работа с царским двором была настоящим танцем на тонком льду. Росси умело лавировал между капризами императора, мнениями советников и вечным дефицитом средств. Хотя он не был любимцем императоров и не входил в их ближний круг, умение держать баланс между ожиданиями и реальностью позволяло ему продвигать проекты и не остаться ни с чем.
Росси и его «долгострой» на века
В Петербурге любят все монументальное и немного вечное. В 1819-м Карло Росси получил заказ, который теперь можно назвать «проектом на 200 лет вперед». Ему поручили построить дворец для великого князя Михаила Павловича.
Сейчас это Михайловский дворец — сердце Русского музея и предмет гордости туристических гидов.
Росси строил не просто стены — он заставил Михайловский сад, Фонтанку и соседние улицы работать на образ дворца. Даже окна и пропорции фасадов подчинялись идее гармонии, понятной без архитектурного диплома.
Архитектор лично следил за каждым этапом: от планировки залов до завитка лепнины. И да, он предусмотрел, что здание может понадобиться расширить. Предвидение сбылось.
200 лет спустя — снова стройка?
Казалось бы, за два века все поняли, что трогать Росси опасно. Даже пару десятков законов приняли. Но нет. Несколько лет назад руководство Русского музея решило улучшить творение России по проекту архитектурного бюро «Литейная часть-91» Рафаэля Даянова. Комитет по охране памятников (КГИОП) проект одобрил.
И тут в историю вошли два сотрудника Русского музея – Ирина Шалина и Надежда Пивоварова – и Михаил Золотоносов, журналист «Города 812». Они изучили проект и заявили: «А ничего, что это вообще-то памятник?» — и отправились в суд.
История быстро перестала быть архитектурной и стала почти театральной: на одной стороне — культурное наследие Росси, на другой — планы «обновить» фасад. Суд, впрочем, встал за классику: проект отменили.
Конечно, Росси сам этого не видел, но, кажется, он мог бы улыбнуться. Его дворец снова отстояли. И в Петербурге снова можно говорить: «Росси строил — Росси и остался».Как в юбилейный год, так, в принципе, и в любой другой.
Тайны и слухи: масонские загадки или архитектурные совпадения?
Не обходится история Карла Росси и без загадок — кое-кто даже подозревает, что за некоторыми архитектурными хитросплетениями прячется влияние тайных обществ. В научных кругах и среди петербургских краеведов циркулируют предположения о возможных связях Росси с масонскими ложами — неформальными клубами европейской элиты того времени, известных своим интересом к символике и тайнам.
Хотя прямых документальных подтверждений таких связей нет, косвенные намеки — будь то символика в архитектурных деталях или дружеские контакты с мастерами, чья принадлежность к масонству хорошо задокументирована, — вызывают интерес.
И кто знает, возможно, именно в таких «тайных обществах» рождались некоторые из идей, благодаря которым Петербург обрел свои неповторимые архитектурные ансамбли.
Последние годы
Несмотря на масштабные проекты, за которые Росси получал колоссальные гонорары, последние годы его жизни прошли в бедности.
Как отмечает исследователь Е.С. Рождественская в книге «Карл Росси и петербургский классицизм» (Ленинград, 1985): «Несмотря на значительные заслуги и обширное архитектурное наследие, последние годы жизни Карла Росси были омрачены материальными трудностями; он умер в относительной бедности, не оставив существенного имущества».
Он умер 6 апреля 1849 года, оставив Петербургу неповторимый акцент и узнаваемый ампирный облик.
Дети и внуки Росси
После смерти архитектора его семья окончательно влилась в русскую жизнь. Дети получили образование в Петербурге, восприняли традиции русского дворянства, а внуки и правнуки ощущали себя полностью русскими. Они служили в армии, участвовали в культурной и научной жизни, поддерживали художественные проекты и сохраняли память о своем отце и деде.
Особую страницу в истории рода открывает правнучка Карла Росси — Зинаида Алексеевна Шаховская: писательница, мемуаристка, журналистка и военный корреспондент. Родилась в Москве в 1906 году, эмигрировала после революции, училась в Константинополе, Брюсселе и Париже. Во время Второй мировой войны участвовала во французском Сопротивлении, работала редактором Французского информационного агентства в Лондоне, а затем — военным корреспондентом в Германии, Австрии, Греции и Италии. С 1949 года жила в Париже, где стала главным редактором газеты «Русская мысль». Была кавалером Ордена Почётного легиона и офицером Ордена Искусств и литературы. Скончалась в 2001 году во Франции.
La rue de l’architecte Rossi
Тормознуть на улице Зодчего Росси
Улиц, названных в честь архитекторов, в нашей стране, увы, почти нет. Росси – исключение. Даже король шансона Александр Розенбаум приглашает всех желающих тормознуться на улице Зодчего Росси. Это место, как поет Розенбаум, где «прошлое встречается с настоящим», а архитектурные ансамбли шепчут нам тайны той эпохи.
Так что, если гуляете по Петербургу, остановитесь на улице Зодчего Росси — почувствовать иронию времени и величие творчества, которые не подвластны столетиям.
Этим вы отдадите дань Карло Росси, которому в этом году исполняется 250 лет. Может быть, до декабря и власти города об этом вспомнят. Но вряд ли.
Алексей Шолохов
На заставке: Б.Ш. Митуар. Портрет К.И. Росси
