29 июня 1974 года в Нью-Йорке Элизабет Тэйлор разводится в пятый раз. Все бы ничего, бывает, никто не застрахован от неудач, но Тэйлор разводится с Ричардом Бартоном, а это уже и для нее слишком круто – Бартон справедливо числился секс-символом по обе стороны океана и гениальным актером в Великобритании: голливудские дамы утверждали, что «с собой нужно нести постель», надеясь на случайную встречу с Бартоном
Конечно, доверять впечатлению американских актрис, исповедующих голливудский стандарт, не обязательно, но то, что писала Марлен Дитрих (а она не то чтобы писать – и говорила-то о ком-либо с трудом и без интереса) о Бартоне, – обалдеть! “Я всегда была очарована им, но, увы, встретилась с ним тогда, когда он был увлечен другой женщиной”. Косноязычно, но искренне. Короче, именно от такого Бартона через десять лет и ушла Элизабет Тэйлор.
Но надо сказать, что ушла она еле передвигая ноги, без всякой радости. Чтоб чем-нибудь заняться и не думать о Бартоне, она согласилась на предложение (сниматься, конечно) первого попавшегося. Первым попался режиссер Джордж Кьюкор, первоклассный мастер, открывший в свое время Одри Хепберн и Грету Гарбо, носившийся с фантастической идеей снять что-нибудь в Советском Союзе, пока разрядка не накрылась.
Этим чем-нибудь и стала сказка “Синяя птица”, совместный проект “Фокс ХХ век” и “Ленфильма”, совершенно небывалая вещь по всем параметрам от кастинга до бюджета. Советские киношники не верили, что у Кьюкора будет в “Птице” сниматься Тэйлор, что она приедет в Союз … А она приехала в Ленинград в 1975-м.
Наш ребенок прошел кастинг спроста, на Фонтанке, стоя на набережной и дожидаясь меня с работы. Просто подошли двое со знаменитым вопросом: “Мальчик, хочешь сниматься в кино?”, взяли телефон и завербовали на съемки “Синей птицы”, двенадцать дней рядом с Элизабет Тэйлор.
Снимали “Птицу” и Тэйлор в Екатерининском парке в Пушкине. Если кто и предполагал, что наступает эра дружбы советских и американских младших школьников (кто не знает, “Синяя птица” – сказка про мальчика и девочку исключительных душевных качеств), тот сильно ошибался: наши, которым повезло устоять в эпизодах, дрались со своими соотечественниками из массовки американским реквизитом и вложенными друг в друга казенными тапками. Редкие встречи с Кьюкором начинались с его приветствия “Ю а бад бой”, на третий день его стали понимать без переводчика.
Наш ребенок мотался в Пушкин с бабушкой, называлось это “сопровождающая”, ей полагались деньги и особый регламент. На съемки пролезать было нельзя, а можно было сидеть в рабочей столовой или гулять по парку. Бабушка предпочитала парк, и в первый же вечер на кухне нашей коммуналки рассказала про необычайных собачек, которых видела, гуляя. Я оторопела, потому что поняла, что бабушка видела Тэйлор: ведь даже нам было известно, что в бартоновскую пору они колесили по миру в компании четырех горничных, официанта, разной прислуги без профессии (человек десять), двух сиамских кошек в ошейниках с бриллиантами и четырех болонок. Так что собачки были явно тэйлоровские, но кто с ними гулял, бабушка внимания не обратила.
Назавтра в Пушкин я поехала сама. Ребенок, правда, говорил, что вовсе не такая уж Тэйлор красивая, он каждый день ее рядом с собой видит, и что одна девочка из массовки гораздо лучше, а Маргарита Терехова, которая играет Молоко, даже красивее той девочки. Но что он может понимать в красавицах? Я поехала, деньги там платили даже больше в день, чем в газете “Смена”, где я тогда работала.
В парке никто не лаял, в столовой сопровождающие мамы и бабушки рассказывали, как Тэйлор с ними не поздоровалась в ответ на их русскоязычное приветствие, хотя знает, что в нашей стране все равны. Я вышла из столовой и увидела, наконец, этих собак, так приглянувшихся бабушке, – их было пять, они были настоящие болонки, а не просто маленькие белые собачки.
А за ними шла Элизабет Тэйлор, и даже с пяти метров было видно, какая она красивая, много лучше, чем в “Клеопатре”, и какая печальная, ну просто хоть плачь. Наверное, она очень скучала по Бартону, потому что еще не знала, что, вернувшись из Ленинграда, снова выйдет замуж и снова за Ричарда Бартона. По-моему, пребывание в Союзе помогло ей лучше понять смысл жизни.
