В начале ХХ века бизнес в России решил, что уже настолько окреп, что многое может требовать от власти, и стал собирать съезды, писать резолюции. Сегодня речь пойдет о времени, когда бизнес перешел в решительное наступление и обрушил вековую власть, чтобы тут же быть погребенным под ее осколками.
Несколько слов о мифах
Казалось бы, экономическая история относительно свободна от идеологии. Относительно, скажем, политической истории. Ничего подобного. Мало найдется тем, по которым советские историки написали бы столько галиматьи, как по теме экономики России в первую мировую войну. Когда, по их версии, государство срослось с монополиями и даже попало в зависимость от них. (Нужны было доказывать высокоразвитость российского капитализма, то есть “объективные предпосылки Великого Октября”.) На деле все происходило ровно наоборот.
На самом деле, если отвлечься от политики и социальной борьбы, то период Великой войны и революций – это спорадические попытки антикризисного управления, перешедшие в насущный вопрос, что делать с полным развалом. По мнению некоторых западных историков, даже экономическая политика большевиков первых месяцев советской власти – это всего лишь копирование опыта кайзеровской Германии по государственному регулированию экономики.
Итак, к лету 1915 года всем и каждому стало ясно, что Россия не готова к войне. Любой кризис, проявившись в одном месте, постепенно захватывает все сферы жизни. Причина весеннего “великого отступления” 1915 года – нехватка боеприпасов. Снаряды закончились через четыре месяца после начала войны. Потом закончились патроны, ружья, сапоги… Спешная эвакуация из Галиции, Польши, Литвы привела к развалу на железных дорогах. Этот развал привел к топливному кризису – не вывезти уголь из Донбасса. Нет угля – на железных дорогах совсем беда. Не вывезти хлеб из Черноземья. Соответственно – продовольственный кризис.
Этот замкнутый круг вплоть до самого НЭПа, то есть до перехода к мирной жизни, не мог разорвать никто. Скажем, с железнодорожным параличом не справились даже большевики, хотя на посту наркома путей сообщения побывали такие решительные и эффективные управленцы, как Дзержинский и Троцкий.
Что уж говорить про раздираемое противоречиями царское правительство, над которым стоял вечно колеблющийся Николай II. К тому же появилось слишком много добровольных и непрошенных помощников в деле преодоления кризиса.
Кому делить деньги?
Подняла голову либеральная оппозиция. Неожиданно на ее крайнем левом фланге вместо привычных кадетов оказались прогрессисты, то есть оппозиционная московская буржуазия.
Военные заказы, мягко говоря, лакомый кусок. Заказ на пошив 10 млн гимнастерок – это вам не шутки. Не говоря о 100 млн снарядов.
“Вы не можете, а мы готовы”, – сказали “буржуи” правительству. Появился новый лозунг – мобилизация промышленности. С этой целью съезд представителей промышленности и торговли создал военно-промышленные комитеты (ВПК). Они получали и распределяли государственные заказы и государственные же кредиты под их выполнение. Очень выгодно. Московские фабриканты, по сути, монополизировали госзаказ в “своей” текстильной промышленности. Но аппетит растет во время еды. Им захотелось заказов и на вооружение, для чего был создан специальный металлургический отдел. Более того, им захотелось, чтобы распределением всех военных заказов ведали именно они. По замыслу тогдашнего олигарха Павла Рябушинского, центральный ВПК должен был стать регулятором производства в масштабах страны, а местные ВПК – деловым аппаратом правительства по мобилизации экономики.
Правительство имело на этот счет свое мнение. Оно хотело само вытягивать страну из кризиса, полагая, что, сегодня отдав бизнесу экономические рычаги, завтра придется отдать власть. Правительство стало регулировать экономику своими силами, опираясь прежде всего на государственные предприятия. Началось строительство новых казенных заводов. Путем хитрых махинаций был отобран у владельцев и передан в казну крупнейший завод – Путиловский. Потом еще ряд заводов. В итоге правительство разругалось даже со своей всегдашней опорой – петербургской финансово-промышленной олигархией. Ведь именно столпу этой олигархии – Русско-Азиатскому банку – принадлежал Путиловский завод. В конце 1916 года подверглись обследованию четыре крупнейших банка. Результаты представляли собой обвинительный приговор олигархам.
Правительство народного доверия
Военно-промышленные комитеты оказались и вовсе обделенными: крупнейшие предприятия получали заказы без их посредничества. На долю ВПК приходилось 5% военных заказов. Чтобы подзаработать – неплохо. Чтобы стать ведущей экономической и политической силой – мало. Лидеры прогрессистов – Коновалов (зампред ЦВПК) и Рябушинский (председатель Московского ВПК) – левели на глазах.
Во время любого кризиса неизменно всплывает идея “правительства народного доверия”. Тогда это называлось “правительство общественного доверия”, поскольку народ в равной степени не вызывал доверия ни у власти, ни у либеральной общественности.
Главное требование Думы, общественных организаций, а позже всех подряд, включая великих князей, – пресловутое “министерство доверия”. Дальше шли только прогрессисты. Уже летом 1915 года Рябушинский на собрании московских промышленников провозгласил: нужно захватить законодательную и исполнительную власть.
Московские фабриканты наглели день ото дня. Съезд ВПК выдвинул новый лозунг: “ответственное министерство”. Не расплывчатое “доверие”, а полный парламентаризм: правительство формируется думским большинством и отвечает перед ним. Когда в ноябре 1916-го думский прогрессивный блок предпочел мягкое “доверие”, прогрессисты из него вышли.
На штурм
Власть ответила недвусмысленно: сократила заказы и кредиты ВПК. И еще дала указание военной цензуре: Военно-промышленные комитеты можно ругать сколько угодно. А летом 1916-го Совет министров уже рассматривал вопрос о запрете ВПК. В конце года съезд ВПК был разогнан полицией.
В борьбе с властью промышленники пустились в рискованное предприятие – заигрывать с рабочими. При Центральном ВПК создали особую рабочую группу, которая должна была символизировать “классовый мир” на время войны по примеру других воюющих государств.
Тут отечественные воротилы бизнеса совершили роковую ошибку. Во Франции или Германии сторонники классового мира на время войны – это подавляющее большинство социалистов. В России – кучка изгоев в среде революционно настроенной социал-демократии большевистского и меньшевистского толка. И именно по этим изгоям, не имеющим никакого авторитета, “буржуи” судили о рабочем движении и недооценивали его радикализм.
Впрочем, рабочая группа – не единственный “межклассовый канал”. Другой – политическое масонство. Лидер прогрессистов Коновалов был видным масоном. По этой линии у него установились контакты с умеренными социалистами, а с масонским вожаком Керенским – просто дружеские отношения. С Лениным Коновалов контактировал еще до войны. Через Скворцова-Степанова, в честь которого почему-то (он психиатром не был) назвали психиатрическую больницу, хотя правильнее было бы в честь Коновалова.
За несколько дней до свержения монархии обезумевшее от растерянности правительство арестовало вполне себе безобидную рабочую группу ЦВПК. Это стало поводом для стачек и забастовок, которые в конечном итоге и смели власть. Формальное отречение Николая II принимал председатель ЦВПК Гучков.
У власти без власти
Февральская революция. Вроде бы промышленники достигли своего – власть у них. Во Временном правительстве – Гучков (военный министр), Коновалов (министр торговли и промышленности) и руководитель Киевского ВПК Терещенко (министр финансов). Увы, одно дело – стать правительством его величества, и совсем другое – правительством распоясавшихся рабочих и солдат. Приходилось решать две противоречащих друг другу задачи: вытягивать страну из кризиса и идти на поводу у масс. Правительство действительно стало “ответственным”. Но уже не перед парламентом и даже не перед народом, а перед петроградским сбродом, который каждый день мог вывалить на улицы и смести это правительство в три минуты. А борьба с кризисом и популизм – две вещи несовместные.
Очень быстро выяснилось, что реальная власть – у Совета рабочих и солдатских депутатов. А в начале мая пришлось поделиться и формальной (точнее – иллюзорной) властью – создать коалицию с социалистами.
Кризис к этому времени плавно перешел в развал. Рецепты социалистов понятны – максимальное государственное регулирование. И снова: одно дело для промышленников – самим регулировать экономику при его величестве, и совсем другое – госрегулирование при социалистах, с ограничением сверхприбылей, с индексацией зарплат, с рабочим контролем над производством. И вчерашние “регуляторы производства” начинают выступать за свободу торговли и свободу предпринимательства.
Но 16 мая 1917-го Совет принимает экономическую программу: “планомерное регулирование хозяйственной жизни”, да еще “по заданию государства, под его контролем и даже прямым руководством”. Плюс ограничение прибыли, фиксация цен, огосударствление монополий.
На следующий день на съезде ВПК под овации всего зала Коновалов разнес эту программу в пух и прах. Но он прекрасно понимал: раз Совет принял – так и будет. Еще через день министр подал в отставку.
Александр Коновалов – знаменательная личность. На своих фабриках он ввел “трудовой кодекс”, которому могли бы позавидовать рабочие даже в передовой Англии. Он – левейший из “министров-капиталистов”. Программу Совета подготовил правейший меньшевик Владимир Громан. Между ними – пропасть. Куда в таком случае могло завести коалиционное правительство? Только туда, куда завело.
И промышленники снова в оппозиции. В августе они в рядах корниловцев. Правда, в сентябре безумный Керенский позвал их в правительство, и Коновалов стал его заместителем. Но последнее Временное правительство – это даже не смешно. 25 октября валявшуюся под ногами власть подобрали большевики.
Бизнес умер. Чтобы возродиться через 70 лет. И снова наживаться на кризисах, снова вступить в борьбу с властью. И снова проиграть.
Справка
Александр Коновалов (1875, Москва – 1946, Нью-Йорк) – из потомственной семьи текстильных фабрикантов. Получил образование на физико-математическом факультете Московского университета и в профессионально-технической Школе прядения и ткачества в Мюльгаузене (Германия). С 1897 он возглавил Товарищество мануфактур “Иван Коновалов с сыном”. С 1900-го ввел на своих фабриках 9-часовой рабочий день. С 1912 года был членом масонской ложи “Великий Восток народов России”. В 1917-м был арестован и отправлен в Петропавловскую крепость. В 1918-м освобожден и эмигрировал во Францию, где выступал за продолжение борьбы с большевиками. Когда началась Вторая мировая война, Коновалов уехал в США.
Александр Гучков (1862, Москва – 1936, Париж), из купеческой семьи. Окончил историко-филологический факультет Московского университета, затем обучался в Берлинском и Гейдельбергском университетах.
В августе 1917-го Гучков был арестован, но через несколько дней освобожден. В январе 1919-го по просьбе Деникина выехал в Париж во главе миссии для ведения переговоров с правительствами стран Западной Европы. В переписке с Черчиллем требовал скорейшего овладения Москвой и Петроградом.
