Одним из итогов биржевого скандала (я имею в виду историю с 67-метровым зданием «Новой биржи» на 26-й линии В.О.) стало решение губернатора придать Градостроительному совету новое качество. Согласно устным заявлениям губернатора, теперь все новые архитектурные проекты в Петербурге утверждает только Градостроительный совет СПб. Может ли это решение изменить архитектурную практику Петербурга?
Градсоветная реформа
В Градостроительный совет входят 49 человек, и по распоряжению губернатора от 30.11.1998 № 1184-р “О Градостроительном совете” “решения Совета… носят рекомендательный характер для должностных лиц Администрации Санкт-Петербурга, юридических и физических лиц, осуществляющих… реализацию проектов на территории Санкт-Петербурга” (пункт 3.1). Помню, я присутствовал на заседании совета в 2003 году, когда все члены высказались против решения, а тогдашний председатель Комитета по градостроительству и архитектуре О. Харченко, он же председатель совета, единолично принял решение, диаметрально противоположное смыслу высказываний всех (!) членов совета.
При этом такой ничтожный статус совета явно противоречит его целям и задачам: “Совет создан в целях содействия осуществлению единой градостроительной и архитектурной политики в Санкт-Петербурге, развития архитектурного искусства и повышения качества проектов…”
Так что в принципе решение губернатора верное, новый статус Градсовета назрел и перезрел, всем – и Валентине Матвиенко в том числе – я полагаю, стало ясно, что заигрывание со строительным бизнесом, выражение его финансовых интересов и запросов зашло слишком далеко и уже вовсю перемалывает Петербург.
А конкретно началось все с интервью петербургского губернатора гл. редактору “Эха Москвы” А. Венедиктову 7 июля 2008-го, где состоялся такой диалог: “МАТВИЕНКО: Вторжение в архитектурную среду старого Петербурга должно быть очень деликатным. Но это уже проблема архитектурного сообщества. Ведь не губернатор, не правительство утверждает проект. ВЕНЕДИКТОВ: То есть как? МАТВИЕНКО: Проекты утверждает Градостроительный совет. В состав Градостроительного совета входят ведущие архитекторы города. И за последние годы, с 90-х годов… допущено несколько градостроительных ошибок. Мы их признали. К счастью, их не так много. Мы их признали публично. Это на совести тех архитекторов, которые спроектировали эти дома, и на совести тех, кто принимал эти решения”.
Революционерка Матвиенко
После этого интервью Матвиенко было много шума, ее обвиняли в искажении фактов (имея в виду реальный незначительный статус Градсовета). Может быть, губернатор и на самом деле думала, что такой порядок существует. Во всяком случае, к началу августа 2008 г. Матвиенко сформировала мнение о новой роли Градсовета, а вице-губернатор Вахмистров публично объявил, что Смольный поддержит любое его решение по “Новой бирже”. Другой вопрос, что все сразу почувствовали, какого решения от Градсовета в данном случае хочет власть, а власть хотела чего-то такого, что изобразило бы в глазах населения принципиальность и жесткость. И так появилось историческое и беспрецедентное решение об обрезании биржи на два этажа, в сумме с декорацией на крыше – на 13 метров. Губернатор такое решение сразу поддержала.
Стоило губернатору сформировать твердую позицию, как сразу вопрос решился и на Градсовете, и с застройщиком. А про В. Николаева, гендиректора биржи, который до этого очень активно высказывался и пугал страшным гневом обманутых инвесторов, забыли вообще. Его мнением, гневом и возможными судебными исками все вдруг перестали интересоваться. Более того, Николаева после 12 августа было не найти даже самым пронырливым корреспондентам. А это Валентина Ивановна всего лишь, как говорится, подняла бровь…
В сущности это и есть власть, которой обладает В. Матвиенко, и это неплохо, потому что власть в городе должна быть. Только власть культурная и образованная, а вот с этим у нас очень большие проблемы . К тому же пока все вообще выглядит как игра. Потому что, во-первых, неизвестно, в какие сроки решение о сносе двух этажей будет выполнено и думают ли его выполнять. Во-вторых, при серьезности намерений решение о демонтаже должно быть оформлено юридически, а не просто окутано болтовней чиновников, к тому же снести надо бы не 13 метров, а 25. В-третьих, должны быть наказаны виновные – прежде всего, А. Вахмистров и А. Викторов. В-четвертых, новый статус Градостроительного совета не может остаться устным заявлением, а требует оброгации распоряжения губернатора от 30.11.1998 № 1184-р “О Градостроительном совете”.
В свою очередь, институционализация новых прав, превращение Градсовета в своего рода “Верховный архитектурно-строительный суд”, требует чистки его рядов с обязательным исключением наиболее одиозных членов вроде чиновников А. Вахмистрова, А. Викторова, В. Дементьевой (в интернете троицу Вахмистров – Викторов – Дементьева уже именуют “три танкиста”), В. Полищука, О. Харченко (его должность в списке Градсовета указана так: “советник Губернатора Санкт-Петербурга по архитектуре и градостроительству”), депутата В. Гольмана (ходатайствовал о строительстве “Финансиста” на 27-й линии В.О.), архитекторов Е. Герасимова, Л. Лаврова (дал положительное заключение, экспертируя проект МТ-2 Д. Перро), А. Столярчука (создатель “ПИКа” на Сенной пл. и “Шляпы Незнайки” на Суворовском), П. Юшканцева (навсегда изуродовал Владимирскую пл.), т.е. людей скомпрометировавших себя деятельностью, нанесшей урон историческому Петербургу и моральный вред жителям, лишившимся прежней красоты панорам в акватории Невы (хотя в той или иной степени себя скомпрометировали все архитекторы, входящие в совет). Иными словами, из 49 членов замена требуется минимум для десяти.
Кстати, персональный состав Градсовета утвержден распоряжением КГА от 17.07.2006 № 752 (действует редакция от 10.05.2007), причем этот документ ни в исходном виде, ни в последующем не опубликован (сведения из правовой базы “Консультант+”), что, согласно закону СПб от 27.09.1995 № 101-14 и постановлению правительства СПб от 30.12.2003 № 173 делает его недействительным. То есть сегодня это орган вообще нелегитимный, любое его решение может быть легко оспорено судом. Теперь нужно будет утвердить состав Градсовета уже как минимум постановлением правительства СПб.
За лето процесс мощно прошел вперед, и теперь мало только говорить о градостроительных ошибках – будь то “Монблан” или биржа на 26-й линии, – соблюдая режим анонимности и не принимая мер. Надо называть и наказывать авторов “ошибок”, тем более что практически каждая такая “ошибка” связана с нарушением Закона “Об объектах культурного наследия народов РФ” (№ 73-ФЗ от 25.06.2002) или иного нормативного акта.
Вернусь к реформе Градсовета. В нем не хватает искусствоведов и историков, не заинтересованных – в отличие от архитекторов – в увеличении метража застройки и высотности зданий. Кроме того, необходим тщательный регламент работы совета с указанием точного числа членов, простого и квалифицированного большинства, нужного числа голосов для принятия разного рода решений – от списочного состава или от числа присутствующих и т.п. Без этого все будет просто игрой, словоблудием.
В принципе предложение Валентины Матвиенко о новой роли Градсовета тянет за собой целую революцию, которая давно назрела. Сейчас действительно необходимы срочные институциональные изменения в порядке утверждения архитектурных проектов. Скандал с биржей это показал со всей очевидностью. Потому что исторический Петербург поставлен на грань уничтожения. Понятно, что прибыльнее все снести и все территории продать по нескольку раз, но городская экономика, которая на этом строится, – это экономика завоевателей.
Может быть, Градсовет в новом составе, с новыми правами и с абсолютной гласностью своей работы мог бы в этом смысле сделать что-то полезное и спасительное, но только при активной помощи власти.
Градсовет: pro et contra
Градсовет в нынешнем виде – это такое собрание волков, которое регулярно рекомендует очередную овцу (здание) в пищу очередному волку (архитектору) – такому же, как они сами, а часто и одному из них. Все, кто тут собрался, понимают, что волки не могут питаться травкой, что им постоянно нужно свежее мясцо, и отсюда идеология и суть принимаемых ими решений. Все волки хотят кушать, и потому каждый член стаи должен принимать ответственные решения в расчете и на будущий собственный аппетит. Ждать от них защиты петербургских красот сегодня трудно.
В то же время они бы не возражали, если бы им давали разумные задания, а не просто требовали гнать постройки вверх и вширь, и в этом смысле иногда говорят, что хотели бы четких ограничений, которые держали бы заказчиков в узде. То есть архитекторам нужна грубая внешняя сила, которая оградила бы их от требований заказчиков (не выполнить которые они боятся) и заодно защитила бы их собственные репутации, в ряде случаев уже давно израсходованные. А для этого нужна власть, которая хочет этим заниматься либо путем принятия законов, либо путем договоренностей на бюрократическом рынке. Например, в случае с биржей на 26-й линии пришлось вследствие скандала пойти вторым путем. В принципе же охрана Петербурга от аппетитов инвесторов и их чудовищного безвкусия и должна быть основной задачей власти. Тогда архитекторы не будут так себя компрометировать каждой своей работой.
Я очень не люблю архитектуру Евгения Герасимова, но есть в списке его работ одна интересная – Еврейский центр на Б. Разночинной ул. Проект получил премии, в том числе Государственную РФ, и заслуженно. Это был, наверное, единственный случай в практике Герасимова, когда от него не требовали предельного увеличения объема, высоты с нарушением высотного регламента или на пределе, тотального остекления и т.п. В итоге Герасимов вместе со своей мастерской сумел предложить решение стильное и гармоничное, к тому же хорошо вписано в архитектурный контекст улицы. У здания даже появились стены (!) и осмысленное объемно-пространственное решение, фундированное не одним только заданием заполнить весь купленный застройщиком объем и остеклить металлокаркас.
Таким образом, если бы власть избавила архитекторов от нажима заказчиков, приняв удар на себя, архитекторы смогли бы нормально творчески работать. Как это власть сделает – путем принятия внятных нормативных актов, путем договоренностей на бюрократическом рынке, путем индивидуальной работы с инвесторами – не так и важно. Важно, чтобы цель такая была поставлена, а достичь ее власть сможет. Пока же все точно наоборот: власть поддерживает инвесторов в их стремлении нарушать закон.
Мешают же власти, как я уже сформулировал, острый дефицит культуры и образованности. И в этом смысле у Градсовета должна быть еще одна функция – просветительская в рамках системы просвещенной монархии. Если власть хочет свою малокультурность преодолеть, Градсовет в принципе мог бы в этом вопросе помочь. Здесь же сидят понятливые ребята: скажут быть глупыми – будут, скажут быть умными – тоже будут. “Пальцы слуг оставляют отпечатки своих хозяев” (Е. Лец).
Захочет – сохранит
Причем действия Градсовета должны быть в этом отношении двунаправленными, первое направление – на власть, второе – на архитектурную среду. Архитектурное проектирование не лицензируется, а скоро не будет лицензироваться и строительная деятельность. То есть “рисовать домики” уже сейчас может любой, и это чувствуется по тому, что появляется в городе. Для снижения затрат на проектирование строительные фирмы обзавелись строительными отделами, где сидят либо вовсе никому не известные труженики, либо архитекторы, когда-то участвовавшие в коллективном проектировании типовой застройки. За всех них “рисуют” компьютеры, обладающие не талантом, а набором типовых решений.
Например, для первого варианта характерен “Монблан”, спроектированный сотрудниками “Строймонтаж-проекта”. Это, как у них теперь принято, официальный партнер строительной компании “Строймонтаж”. Персональной архитектурной мастерской надо платить большие гонорары (мне говорили, что для элитного жилья они доходили до 3 тыс. долларов за кв. метр), а строительному отделу платят зарплату помесячно, это совсем другие деньги. Фактически речь идет о форме демпинга. Характерно, что фамилия главного архитектора проекта “Монблана” не известна никому вообще, фирма ее не сообщает. Это символично: у “амбициозного проекта”, являющегося Официально Признанной Ошибкой, дом нарисован неизвестно кем. Я, кстати, намеренно фамилию тоже выяснять не стал: пусть это ничтожество никогда не войдет в историю архитектуры.
Правда, в случае с “Монбланом” уже после того, как скандал разгорелся, в дело вошли архитекторы Гайкович и Орешкин, которые якобы были призваны здание улучшить. Но градостроительная ошибка тут настолько глубокая и элементарная, что улучшить что-либо невозможно в принципе без сноса двух третей высоты этого нагромождения, поэтому Гайкович и Орешкин лишь увеличили площадь здания на 5 тыс. кв. м (на 25% от исходной). Я полагаю, что за гонорар Гайкович и Орешкин просто продали проекту свои фамилии, чтобы проект преодолел анонимность.
О втором варианте напомнило заседание Градсовета 10 июня 2008 г., когда рассматривался проект архитектора Н. Лансере для жилого квартала на пересечении Московского шоссе и Дунайского пр. Пример вполне характерный: Лансере Николай Алексеевич (р. 1958), потомственный архитектор, работал в свое время в ЛенНИИпроекте, принимал участие в составе больших коллективов в создании проектов жилой застройки, а сейчас является начальником проектного отдела ООО “Град-инвест”, которая является генпроектировщиком. Самый обычный “середняк”.
Для ООО “Град-инвест” Н. Лансере со своим проектным отделом – инструмент снижения затрат. Поэтому вполне естественно, что большинство выступавших на заседании Градсовета отметили концептуальную нелепость проекта, причем – что особенно забавно – не выдержал даже О. Харченко: проект он назвал результатом “чудовищной алчности” заказчика. “Можно говорить, что архитектор жертва, хотя он и виноват, если берется за такую работу, сочтя ее правильной… Только в Южной Корее так строят. Нигде больше в мире вы не найдете таких зданий. Это антигуманная, античеловеческая среда со всеми ужасами большого города. Квартиры здесь купят только сумасшедшие!”
Приведенный пример выразительно иллюстрирует существующую ситуацию: в Градсовет входят архитекторы, возглавляющие персональные архитектурные мастерские; тех, кто служит в строительных фирмах и занят демпингом, они ненавидят всей душой – прежде всего, как нарушителей конвенции. Главное – чтобы “вся архитектурная братия работала в едином экономическом ритме и не топила друг друга из-за сиюминутной выгоды в угоду чьим-то интересам” (архитектор Р. Даянов, 2003). Сохранение Петербурга волнует их сейчас в третью или пятую очередь, результаты – плоды деятельности самих членов Градсовета – налицо. Хотя есть в составе Градсовета и сейчас архитекторы, уровень которых выше, чем у тех, кого наняли строительные фирмы. Задача-максимум – реализовать этот потенциал.
Однако архитекторы, члены Градсовета, боятся инвесторов (причем гораздо больше, чем нарушений закона): если идти против их инвесторской воли, можно в будущем лишиться заказов. Наоборот, умение нарушать законы с использованием связей и авторитета ценится в кругу инвесторов особо . В результате Градсовет, состоящий, как сегодня, почти целиком из практикующих архитекторов, зависимых как от инвесторов, так и от власти, отнюдь не является гарантией улучшения. Вполне возможно, что ему просто отвели роль щита, под прикрытием которого будет продолжаться то, что имело место раньше, а вся ответственность будет лежать на Градсовете как коллективном мальчике для битья, которым будут управлять исподтишка и списывать на него уничтожение памятников и панорам. “Марионетки легко превращаются в повешенных, так как веревки уже есть” (Е. Лец).
В любом случае мы можем выбирать только между абсолютизмом власти непросвещенным (как сейчас) и просвещенным (в идеале). Захочет власть сохранить памятники Петербурга – сохранит, и тогда Градсовет сыграет свою позитивную просветительско-охранительскую роль; не захочет – не сохранит, и Градсовет станет пешкой в большой работе по контролируемому разрушению города.
Михаил Золотоносов