Шеф-редактор портала Кремль.Орг, пропагандист и охранитель Павел Данилин — самый последовательный, а возможно, и самый искренний поклонник тандема и «Единой России». В этом интервью публицист обличает прозападных грантососов, рассуждает о «попугаях в телеящике» и Третьей мировой войне, которая чуть не началась два года назад.
Назовите самые важные политические события классической путинской эпохи, то есть последних десяти лет?
— Выборы президента России в 2000 году, захват школы в Беслане в 2004 году, война с Грузией в 2008 году.
Первая победа Путина изменила целиком политический ландшафт в стране. Еще в августе 1999-го мы жили в стране отчаяния и вдруг в одночасье перебрались в страну-надежду. Это медицинский факт, такой же, как и феномен путинского большинства. Из когда-то разочаровавшейся во всем нации народ России стал медленно, но верно превращаться в нацию спокойных буржуа. Некоторые, кстати, побежали впереди паровоза, и у нас внутри нации есть субкультура самодовольного ничтожества, в которое превратились часть чиновников. Но это, конечно же, издержки первоначального накопления чувства собственного достоинства. У кого-то оное пока что не появилось, а у кого-то настолько хлещет изо всех щелей, что так и тянет дать некоторым зажравшимся бюрократам в морду.
Впрочем, не сказать, что мы — нация — не расплачивались за вот этот переизбыток самоуверенности и за готовность от мала до велика принять на лапу. Беслан — отчаянная пощечина всем нам. Трагедия целого города и всей страны была бы невозможной, если бы не безответственность целой когорты руководителей по разные стороны от административной границы между Ингушетией и Осетией. Путина мало кто понял, когда он выступил с требованием срочно провести реформу системы управления.
До сих пор находятся подонки, которые иронизируют, что, дескать, вместо ответа террористам Путин отменил выборы губернаторов. Путин же, очевидно, давал ответ не террористам, а всем нам — всей нации. Обещая, что подобная безответственность региональных властей будет постепенно сведена к минимуму. Можно сколько угодно смеяться над тем, что он сделал тогда, но еще один медицинский факт. Трагедий подобных “Норд-Осту” и Беслану с тех пор не было. Вылазки террористов за пределы ареалов их обитания стали крайне редкими. А новая система власти, безусловно, стала намного более ответственной. Ведь это раньше губернатор отвечал перед “всем народом”, якобы его выбравшим. То есть ни перед кем конкретно. Теперь же он вынужден держать ответ перед главой государства и перед партией, доминирующей в региональном парламенте. Уровень ответственности вырос на два порядка.
Август 2008 года стал поворотной точкой не только для России, Грузии, Абхазии и Южной Осетии. Чего уж там скрывать, мы находились тогда в настолько опасной ситуации, что сегодня с удивлением всматриваешься в события двухлетней давности — неужели такое могло быть? Грузия, заручившись поддержкой США, расстреливала наших военных. На дворе вовсю полыхал экономический кризис. Шла избирательная кампания в США. Мы вполне могли оказаться мелкой разменной монетой на столе глобальной игры республиканцев и демократов.
Мгновенная переброска наших войск, вкупе с трусостью как грузинских военных, обученных американскими инструкторами, так и грузинского руководства, спасли Россию от возможного начала второй холодной войны. А то и Третьей мировой. Нам вообще тем летом очень везло. Да и американский парень с неплохим загаром не подкачал. Как бы то ни было, спасенная Россия жестко заявила о своей геополитической субъектности, защитила свой суверенитет и обеспечила независимость двум соседним государствам. После 08.08.08 весь мир живет уже по другим правилам. Когда США утираются и утирают кровавые сопли своим клевретам. Когда американскую гегемонию можно не только остановить всеми силами, но и отбросить, вышвырнуть на позиции, которые она занимала десятилетие назад.
Вот такие события были главными. Хотя, понимаю, что вы, вероятно, хотели услышать об отставке Лужкова. Но чего говорить об этом мелком деятеле времен расцвета творчества Всеволода Емелина и Константина Крылова?
— А кого из правительства или администрации президента вы бы уволили без сожаления? Может быть, кого из губернаторов или депутатов Госдумы?
— Дело в том, что я лично не могу располагать достаточной информацией о том, насколько адекватно выполняют свои обязанности по всем направлениям те или иные министры. По ряду направлений у меня есть самые серьезные претензии к главе Минрегиона Виктору Басаргину, в части, касающейся контроля, вернее, его отсутствия над строительной отраслью. Есть претензии и к главе Минфина Алексею Кудрину, но здесь ситуация еще более комплексная, чем в случае с Минрегионом. Так что говорить огульно о том, что я бы уволил этих чиновников, я бы не стал. Депутатов Госдумы, к сожалению, не увольняют, в противном случае такие персоны, как Николай Левичев и Ашот Егиазарян вряд ли находились бы в здании на Охотном ряду, будь моя воля. Что до губернаторов, то я бы гнал поганой метлой откровенных коррупционеров и тех, кто таковых поддерживает. В этой связи изгнание главы Амурской области и его патрона по округу я могу только приветствовать.
— Как, на ваш взгляд, за последние десять лет изменился дискурс публичной политики?
— Политика становится тем, чем она должна быть. То есть политикой. Ведь еще 10 лет назад под политикой мы понимали наличие приглашения того или иного холеного прыща на телеэфир. Чем круче был телеканал и телеведущий, тем “политик” считался более влиятельным. На полном серьезе — позерство на ТВ на самом деле признавалось реальной политикой! Вполне естественно, что вскоре наступило время, когда некоторые журналисты вполне резонно сочли, что раз они делают настоящих политиков, значит, и сами они политики. Отсюда родился уродливый феномен “уникального журналистского коллектива” НТВ. К счастью, вместе со старым НТВ он благополучно издох. Вместе с прежним дискурсом публичной политики.
В “благословенные нулевые” вообще от публичности в политике люди начали шарахаться. По одной простой причине — стало понятно, что попугай в телеящике ничего не решает. Соответственно, политика переместилась туда, где и должна была быть. В место, где принимаются решения. То есть в Кремль, в Белый дом, в офисы крупнейших корпораций. Это во многом, кстати, способствовало расцвету профессиональной экономической журналистики в середине нулевых.
Наконец, постепенно в местах, где принимаются решения, все же возникло понимание необходимости разъяснения принципов и механизмов их принятия. Особенно это стало актуально опять же летом и осенью 2008 года, когда выяснилось, что из всех коммуникаторов, способных донести до общества суть происходящих событий, позицию руководства, а также объяснить, что будет делаться дальше, работают только два института — президент и премьер-министр. А когда решения не объясняются, возникают крайне неприятные ситуации, как это было в Приморье, когда вполне резонная мера по защите российского автопрома привела к масштабным акциям протеста и столкновениям демонстрантов с ОМОНом.
Так что после начала кризиса 2008 года мы наблюдаем становление реальной публичной политики. Которая, впрочем, постоянно подвергается попыткам уничтожения со стороны таких деятелей, как Миронов и Жириновский.
— Для вас что важнее, более значимо: наблюдение или участие в политическом процессе?
— Как и для любого нормального мужчины участие. Не важно, на каком уровне — в 1997 году я разносил листовки, в 1999 году писал статьи. Но и то, и то было участием. С 2003 года — тогда я руководил сайтом сторонников президента и “Единой России” — в политическом процессе участвую постоянно.
— Вашими текстами, высказываниями в блоге вы создаете впечатление человека искреннего, но аудитория вас не жалует. Как думаете — почему?
— Я прямо говорю то, что многие привыкли скрывать или о чем многие привыкли не думать. К примеру, когда вся общественность выла: “Россия сдает Камрань”, я сел и разобрался с причинами такого решения, каковые оказались вполне рациональными. Ни с геополитической, ни с военной, ни с экономической точек зрения наше присутствие там было невыгодно Российской Федерации. Поэтому, когда сейчас Минобороны говорит о намерении вернуться в Камрань, это выглядит либо глупостью, либо дешевой игрой на публику. Чтобы туда вернуться, надо иметь то, с чем возвращаться. Конечно, такая позиция многим не нравится.
Также как не нравится тот факт, что я открыто занимаюсь обоснованием и пропагандой политики правящей партии. Я более семи лет являюсь сторонником “Единой России”. Вряд ли у кого в нашей стране есть больший стаж сторонника партии власти. И вот это, а также то, что я вполне рационально могу рассказать, почему идея о введении пропорционального налогообложения не просто популистская, а вредительская и идиотская, конечно же, вызывает неприязнь. Люди вообще живут слоганами, а не разумом. И если им объяснить, что их слоганы — глупость, это, естественно, наталкивается на негативную реакцию.
— Периодически вас называют “публицистом-охранителем” или просто охранителем. Это слово вам нравится?
— Мой коллега и товарищ Виталий Иванов в свое время написал книгу “Антиреволюционер”, а затем вышел с книгой “Охранитель”. В то же время я в “Консервативном совещании” вместе с другими моими коллегами готовил доклад “Контрреформация”. Это все происходило в далеком 2005 году, когда называться националистом считалось неприличным, а признаться, что ты — сторонник действующего режима, часто означало стать нерукоподаваемым. Я же открыто позиционировал себя как человека, поддерживающего президента и “Единую Россию”. При этом я не скрывал, что являюсь националистом и консерватором. Кто-то дал нам — тогдашнему конгломерату политиков и публицистов различного толка, но с общим — пророссийским знаменателем — название “охранители”, кто-то называл нас младоконсерваторами. Самоназвания у нас не было как такового, но на “охранителей” мы согласились.
Феномен охранительства умер 1 октября 2007 года, когда Путин возглавил список “Единой России”. Путин стал главным и единственным охранителем. У народа с Путиным прямые коммуникации, нам тут выполнять посреднические функции было бессмысленно.
— Если говорить о российской политпублицистике в целом, по-вашему мнению, она критична?
— Временами и местами. Причем чаще всего она неадекватно критична в те самые моменты, когда власти отчаянно нужна адекватность стороннего взгляда.
— Как оцениваете критику правозащитных организаций, их участие в российской политике?
— Настоящие правозащитные организации в российской политике не участвуют. К сожалению. А вот всякая шушера и грантососы привыкли создавать видимость участия в политике. И иногда у них это даже получается. Всегда в деструктивном и антироссийском русле.
Настоящие же правозащитники занимаются тем, чем должны заниматься — защищают права и свободы человека. Повторюсь, к сожалению, эти настоящие правозащитники еще не поняли, что для реального выполнения взятых на себя функций, они обязаны идти в политику. К примеру, фонд “Город без наркотиков”. Сотрудника этой организации сейчас судят за то, что тот занимался жесткой реабилитацией нарколыг, и собираются посадить на двенадцать лет. Так вот, этот фонд так и будет подвергаться атакам продажных силовиков, купленных наркобаронами, до тех пор, пока не станет реальной политической силой или пока не заставит считаться с собой таковую силу.
— На досуге полистал книгу “Новая молодежная политика (2003–2005 годы)”. Как думаете, что-то изменилось за прошедшие пять лет?
— Все изменилось.
— А что такое “молодежная политика” сегодня?
— Сегодня молодежная политика — это поиск оптимального формата включения молодежи в политику. Я считаю, что лучше всего это делать через партии. Заодно укрепим и партийность.
— Если бы вас попросили сделать важный для России выбор — проголосовать за Владимира Путина либо за Дмитрия Медведева. Кому бы отдали свой голос?
— Я голосовал и за того, и за другого, так что меня не надо просить сделать этот выбор. Я его уже делал. Если же серьезно, то нет смысла гадать на кофейной гуще о формате лидерства 2012 года. Все будет решено осенью года 2011-го. Насколько убедительной будет победа “Единой России” на выборах в Госдуму? Насколько серьезным будет роль второй партии? Какой будет главная тема выборов? Все эти вопросы определят будущее президентство.
— А если представить Россию без Путина, без Медведева, какой будет страна?
— Вообще-то для меня уже Россия без Данилина будет радикально иной.
— Каким путем пойдет российская власть, например, после 2012 года?
— Да тем же, что и шла. Тем же, что и российское общество в целом. Власть — это слепок с общества. Зеркало. Кому-то хочется думать, что кривое, но на самом деле вполне обычное зеркало.
— Пользуясь доброй традицией партийной печати, спрошу: что бы вы пожелали своим многочисленным читателям?
— Читать меня и дальше.
saltt.ru, фото molgvardia.ru
