Обсуждение вопроса – каким должен быть Петербург через десять-двадцать лет? – активизировалось на фоне подготовки изменений в Генеральный план (идут споры, насколько он должен быть подробным) и создания новой стратегии социально-экономического развития Петербурга.
В конкуренции за мировые рынки и мировое внимание выиграет тот, кто вложит в эти документы правильное понимание будущего. Этому учат будущих архитекторов и дизайнеров в Санкт-Петербургском государственном архитектурно-строительном университете.
О главных проблемах развития Петербурга, возможных решениях и тех, кто эти решения сможет предложить, Online812 беседует с Валерием НЕФЕДОВЫМ, доктором архитектуры, профессором кафедры урбанистики и дизайна городской среды СПбГАСУ.
– Что такое урбанистика?
– Не претендуя на полновесное определение, скажу о главном. В этом понятии заложен поиск оптимальной логической модели, которая вбирает в себя опережающее развитие инфраструктуры, а также способствует привлечению инвестиций для развития городских территорий разного назначения – жилых, коммерческих, рекреационных и т.д. Если все это сделано в гармонии с природой, то имеет шансы стать вектором устойчивого развития.
– Когда она появилась?
– Полагаю, что в начале ХХ века, после промышленного бума в США. Возникла четкая градостроительная система: даунтаун – сателлитный разброс производства – и так называемая одноэтажная Америка.
Выросла мобильность населения. Урбанистика должна была ответить на актуальный вопрос – как, куда и на чем возить народ. Американцы выбрали личные колеса. Мы повторяем их путь, запали на автомобиль.
– А урбанистика сегодня это что?
– Урбанистика сегодня – шире, чем градостроительство. Это экология, вышедшая на первый план, строительство городов-сателлитов, переосмысление каждого фрагмента городской территории, освоение промышленного пояса, создание системы эффективных транспортных коридоров.
Перепрофилирование промзон, оказавшихся рядом с транспортным каркасом города, происходит почти мгновенно, вспомните территории около станции метро “Электросила”.
Современная российская урбанистика никогда не отметала опыт, накопленный в советские времена. В частности, в Ленинграде были эффективные модели развития территорий. Вспомним, к примеру, Тракторную улицу 1927 года (по Генплану Ленинграда 1925 года). Здесь в достаточно комфортных по тем временам (а на сегодня еще и показательно гуманных по своему масштабу) зданиях рабочие живут, рядом Путиловский завод, вечером они ходят на концерты и лекции в ДК имени Горького, поблизости расположено техническое училище, где они повышают квалификацию.
Понимание комплексного освоения территорий пришло вместе с конструктивистами. Напротив жилых кварталов на Тракторной улице была простроена школа им. 10-летия Октября. С раздельным входом для школьников разных возрастов, разумно ориентированы классы и рекреации, наверху построена обсерватория. Таких школ мы не научились строить даже в новых экономических условиях.
Петербургская урбанистика пока не во всем отвечает мировым показателям, что в определенной мере позволяет оценить степень нашей интегрированности, а честнее, неинтегрированности в европейское пространство.
Наш рынок не слишком открыт для западных специалистов по преобразованию территорий. В Казань, к слову, уже не раз приезжал главный архитектор Барселоны Хосе Асебилло и проводил семинары для молодых градостроителей.
– В Петербург он тоже приезжал.
– Чтобы прочитать одну или две популярные лекции на архитектурной выставке для широкой публики. Петербургу нужен постоянный обмен мнениями с ведущими европейскими урбанистами.
– Какие главные петербургские урбанистические проблемы?
– Первая. Убийственно утраченная экология, нас спасает только Финский залив и акватория Невы с интенсивным обменом больших воздушных масс. Пока мы в этой области не обладаем общественно доступными, объективными показателями о состоянии воздушного и водного бассейнов. Они известны только специалистам и недоступны девелоперам. Инвесторы должны заранее точно знать, во сколько обойдется очистка загрязненных акваторий и земли после промышленного использования.
Зеленая инфраструктура, созданная в послевоенные годы, себя исчерпала, многие деревья на Дворцовой набережной напротив Эрмитажа имеют половину сухих веток. То же самое в северной части ЦПКиО, вдоль Приморского проспекта. Зеленая инфраструктура эффективна (и эта модель принята в Европе), когда в ней имеются три поколения растительности – посаженные до 20, до 40 и до 60 лет назад. Более старые деревья отпадают, передавая эстафету поддержания среды молодым.
– И что делать?
– Должны быть постоянные усилия по расширению природного каркаса, то, что в мире называется green infrastructure. Вся ткань города должна быть разрезана эффективными зелеными коридорами, по которым мы пешком ходим и на велосипеде ездим. И даже когда ставим машину, то не просто куда-нибудь, а в интервалы между деревьями, которые отчасти поглощают выхлопные газы.
Вместо этого старые скверики, особенно в центре города, идут под застройку. Сейчас городские территории заполняются монофункцией, проще говоря, квадратными метрами жилья, взять, к примеру, тот же жилой комплекс “Империал”, созданный без того, что называется социальной функцией: озелененные территории, спортивные сооружения для молодежи.
На недавно прошедшем в нашем университете международном воркшопе, посвященном альтернативному Петербургу на основе концепции устойчивого развития, мы обнаружили на улице Савушкина следы благоприятной среды, которая осталась от советского времени. Увидев этот редкий образец жизни цивилизованного комьюнити, студенты со всей Европы снимали его на видео. На фоне многих новейших неоправданно высоких жилых строений здесь люди живут в трехэтажных домах с зелеными дворами, общаются на скамеечке с едой и легкими напитками.
Подобные комьюнити и есть мотор прогресса, так как люди, живущие рядом, не только знают друг друга, но и способны взаимодействовать и отстаивать свои интересы сообща. Продвинутые европейцы, специалисты в области урбанистики приезжают в Петербург, чтобы посмотреть не панорамы Невы, а улицы Савушкина, Тракторную, Большеохтинский и Среднеохтинский проспекты, выдержавшие даже натиск новой автомобилизации. Там среда чуть больше похожа на Европу, так как не давит на человека масса высоких строений.
– Что нужно для создания комфортной экологической среды?
– Надо менять (где это возможно) приемы расположения домов, менять пути прохождения коммуникаций, искать места для парковок, для размещения зеленых насаждений в северном исполнении, что отвечает нашему климату.
Благие восторги теплыми странами – Голландией, Германией, Италией, Францией, Испанией – лучше оставить в стороне. Надо почаще бывать в Скандинавии, которая по климату ближе к России.
– Чем отличается скандинавский подход?
– Создание не декоративного разнообразия, меньше мертвого материала (камня, бетона, асфальта), больше хвойной растительности на искусственных возвышениях. Надо заниматься технологиями сбора дождевой воды, как сделано в любом шведском или финском проекте.
У нас все, что с крыши стечет, идет по трубе прямо в “ливневку”, и она захлебывается, а во дворах сплошные лужи. У скандинавов луж во дворах не бывает по определению.
Например, в стокгольмском районе Хаммарбю “вертикалка” устроена так, что вся вода, стекая, образует дождесборный ручей, он украшает двор. Вода – суперресурс для средового дизайна, его надо использовать.
Что посадить из растительности? Мы сажаем липки, клены, березки, которые уныло смотрятся в северном пейзаже. В Хельсинки в районе Арабианранта у подъездов в последних числах мая цветут фруктовые деревья. То же самое в Хаммарбю. Ландшафт становится праздником. Подобраны районированные сорта, устойчивые к суровому климату. У нас используется не более десятой части видов растений, выращиваемых в скандинавских странах.
– Какая следующая урбанистическая проблема Петербурга?
– Транспортный коллапс. Нам не хватает как минимум трех мостов или тоннелей через Неву, которые надо было построить позавчера.
Все лекции для практиков – представителей строительных компаний я начинаю с того, что надо поднимать транспорт на второй и третий ярус. Зарыться в тоннели возможно далеко не везде. В историческом городе – не можем, но, скажем, на Благодатной улице – уже можем. “Американские мосты” не объедешь, надо подниматься наверх. Другое предложение – дублирование трасс на выездных направлениях, расширение, допустим, Витебского проспекта, использование для строительства развязок в структуре промышленного пояса и т.д.
– А в центре что делать?
– Во флигельной малоценной застройке во всем мире давно бы “навтыкали” многоэтажных гаражей, раз дорого или невозможно строить подземные паркинги. Три дома – многоэтажная парковка, еще три дома – еще многоэтажная парковка. Открытый гараж-этажерка – это естественная часть городского ландшафта. К ним давно привыкли на Западе, привыкнем и мы. В нашем климате важно предусмотреть эффективную снегозащиту с помощью жалюзи.
– Третья головная боль для Петербурга?
– Глубокое, роковое заблуждение, что основной должна быть концепция многоэтажной застройки. У нас нет золотой середины – либо многоэтажный “Империал”, либо малоэтажная безликая зона первой очереди района “Новая Ижора”. “Империал” соприкасается с Бадаевскими складами. Вместо мертвого залегания товара на обширной территории должна быть эффективная логистика, короткое складирование. Это должно было быть сделано вчера. Но боюсь, что даже когда рано или поздно Бадаевские склады закроют, то новый инвестор построит свой “Империал”. Не сильно переживая за будущих жителей и их детей, лишенных элементарного природного окружения.
На мой взгляд, оптимальный вариант – 3 – 6 этажей, сочетание таунхаусов и городских вилл по две квартиры на каждом из 3 – 5 этажей. Это не элитное, но высококлассное жилье по европейским понятиям. Фокус в том, что оно утопает в природе. Наши дворы, даже если они зеленые, в большинстве своем не имеют ни спортплощадок, ни велодорожек, ни площадок для подростков. Это некомфортное жилье в современном понимании.
– Говорят, что хороши восьмиэтажные жилые дома. По-вашему, и восемь этажей – много?
– Думаю, что это верхний предел. Надежды урбанистов связаны с юнтоловской площадкой. Там много проблем, вызванных близостью заповедных территорий. Но важна идея – падение этажности ближе природе, ее нарастание ближе к транспортным коридорам. Там ищется европейская модель интегрирования в природную среду.
– Четвертая проблема?
– Водные пространства не доделаны, нет водного сообщения между территориями, делаются только первые шаги в этом направлении. Вода должна быть переосмыслена.
В европейской градостроительной практике есть такое понятие waterfront – береговые территории. Еще вчера надо было предлагать комплексные решения этой проблемы. ЗСД на Васильевском острове должен быть спрятан под землей и перекрыт “зеленой крышей” с рекреационными и спортивными объектами. Надо из транспортной проблемы сделать плюс для этой территории.
– Но за этим плюсом многоэтажный Морской фасад и вид на Финский залив все равно будет потерян.
– От этого не уйти. Морской фасад надо насыщать зелеными коридорами и водными протоками. А на будущее необходимо информирование граждан на самых ранних этапах подготовки подобных проектов. Информирование горожан о принимаемых решениях по стратегии развития города на основании предвидения специалистами. В парижском выставочном центре “Павильон Арсенал” расположен Музей градостроительства и архитектуры Парижа, это близко к центру города, недалеко от “Опера де Бастий”. Там выставлен макет города в одну тысячную. Все, что покрашено серым цветом, уже существует, будущие постройки на многие годы вперед – белым. Вход в музей бесплатный, выходной – раз в неделю. Такая же доступность и информационная насыщенность должны быть и в Петербурге.
Первое место, куда меня вели местные архитекторы, например, в Шанхае, был Музей будущего города, там макеты в одну пятисотую, на каждом этаже вид города через 10, 15, 20 лет соответственно, с информацией обо всех градостроительных проектах.
Там не может быть сюрпризов вроде Морского фасада и Морского каскада.
– Все, о чем мы сейчас говорим, вы рассказываете студентам и предлагаете им искать оригинальные решения?
– Архитектурную среду надо понимать максимально широко, включая еще только декларированные перехватывающие парковки или развитие линий скоростного трамвая. Скажем, европейцы предпочли вернуться к трамваю (нами упорно отторгаемого из города), предложив при этом самый гуманный вариант, когда уровень пола трамвая обязательно должен быть на уровне посадочной площадки на остановке, не говоря уже о дизайне подвижного состава, привлекающего и бизнесменов, и средний класс.
Например, в стокгольмском районе Хаммарбю на трамвае ездят 80 процентов населения, это индикатор шведского разума, автомобиль используется только для дальних поездок.
Занимаясь средой, мы вдыхаем в молодое поколение ответственность за урбанистику, где на любом участке городской среды высшая ценность – человек. С тремя восклицательными знаками. Если в этом городе когда-нибудь восторжествует высшая культура, то не придется подолгу искать скамейку на прогулочных дорожках или дворовый светильник, который кто-то когда-то в проекте не предусмотрел.
Мы не можем допустить, чтобы наш выпускник чего-то не заложил в свой проект. Иначе это плохой специалист.
Рассматривая недоделанность нашего города, можно кивать на дефицит бюджета. Но если те же деньги были бы вовремя разложены не только на возведение “коробочек”, но и создание адекватной среды, ситуация была бы иной. Именно с этого мы начинаем занятия на третьем курсе.
– А что дальше?
– Студенты выполняют дизайн-проект коллективного пространства, которое их реально интересует, учитывая потребности всех социальных и возрастных групп населения. Мы учим студентов профессионально разглядеть проблему и оперативно предложить пути для ее решения.
Пример курсовой работы – Хасанский рынок. Существует проблемный рыночный комплекс на Хасанской улице, какие могут быть решения? Это большие и теплые помещения для круглогодичной торговли, а рядом сателлитные модули для тех, кто готов на своих колесах привозить свою продукцию. Но для этого потребуется много парковочных мест, их надо резервировать.
Рынки в принципе – большая проблема. Там – доступность решающий фактор. Успех переноса Апраксина двора зависит не от того, насколько новые помещения будут комфортными для продавцов, а от того, насколько удобным будет транспортная доступность для покупателей. Метро должно быть рядом.
На четвертом курсе студенты создают проект дизайна городской улицы. В прошлом году – была улица Нахимова, в этом году – Варшавская улица.
Дипломная работа бакалавра – всегда комплексный проект по развитию территории и проектное предложение по конкретному зданию. В качестве тематики таких проектов мы выполняли, например, проект гостиницы на Обводном канале вблизи “Петмола”.
Дипломные проекты выпускников прошлого года были посвящены самым актуальным для города проблемам – что делать с территорией трампарка № 1 на Московском проспекте. Если напротив построили “Империал”, то, очевидно, необходима рекреационная зона – зеленый парк спортивного профиля с сохранением всех исторических зданий, переводимых в спортивные объекты.
– Но у городских властей совершенно другие планы, все снести и построить там “Измайловскую перспективу”.
– Разумеется, мы знаем про такую “Перспективу”, но предлагаем альтернативу. Люди должны вести здоровый образ жизни, как если бы мы были европейской страной. Это идея любого диплома.
Замечательный парижский парк Ля Вилетт находится на месте огромных мрачных мясобоен. На территории современного парка “Ситроен” еще недавно собирали автомобили, фирма преподнесла парк как подарок городу. Надо думать, как сделать из бывших промышленных территорий в городе хотя бы небольшую новую часть “легких города” – озелененных территорий.
Еще одна аналогичная дипломная тема – “Набережная Европы”. Известно, что продолжительное промышленное использование ГИПХом территорий в самом центре города довело их до зримой деградации. Мы не подчинялись, назовем ее так, запредельно коммерциализованной идее выжать из пяди земли десятки и сотни тысяч жилых квадратных метров. Мы исходили из того, что нельзя бесконечно прогибаться под бизнесом. Надо прогибаться перед человеком. Мы теряем последний шанс для создания в Петербурге европейского прогулочного променада – зеленого, широкого, контактного с водой, с кафе и ресторанами на берегу и на понтонах, с причалами, с общественной жизнью на воде, полноценными возможностями для туриста, который только что вышел из Эрмитажа и вдруг увидел набережную, полную жизни.
В архитектурном конкурсе по “Набережной Европы” эти идеи как-то затрагивались только в проекте “Студии 44”. Увы, она проиграла, менталитет жюри был настроен на коммерциализацию территории.
Еще пример – развитие территории вокруг водонапорной башни Якова Чернихова на 25-й линии Васильевского острова. Это тоже золотой участок городской земли – примерно от 16-й линии, к которой подойдет Ново-Адмиралтейский мост, до 27-й линии. Идея “доклендов” – превращения бывших судостроительных и судоремонтных территорий в комфортное жилье и среду для развития бизнеса – неизбежно придет в Петербург. Начало положено планами переезда Адмиралтейских верфей в Кронштадт.
Наши дипломники предложили компромисс – постепенное преобразование территории Балтийского завода. Короткими шагами, превращая ее в гостиничные и офисно-деловые комплексы. Плюс строительство домов временного проживания для тех, кто там работает. Мировая практика создала новый тип бизнеса – создание временных международных коллективов для выполнения конкретных мощных проектов. Люди приезжают и живут в таких домах достаточно долго, но не навсегда, и креативно сотрудничают друг с другом.
– Все это замечательно, но, получив свои дипломы, выпускники приходят в архитектурные бюро, где не урбанистикой занимаются…
– Где на данный исторический момент им делать нечего. В этом смысле, они сегодня как инопланетяне. Недавно в Петербурге был “круглый стол” “Легко ли быть молодым архитектором”, организованный журналом “Капитель”. Там прямо говорилось про невостребованность в нашем городе радикально новых идей и дефицит масштабных проектов, где нужна мысль молодых. Дипломникам предлагают дорисовывать фасады и интерьеры.
Реально занимаются урбанистикой Ленгипрогор и НИПИ Урбанистики (они работают преимущественно не для Петербурга), городом занимаются в НИПЦ Генплана. В фирме “Энко” закончившие нашу кафедру 4 – 5 лет назад выпускники создают десятки генеральных планов городов Сибири и Северо-Запада.
– Ваше отношение к переходу высшего образования на систему “бакалавр-магистр”?
– Мы ввели бакалавриат еще 14 лет назад, когда мне довелось быть деканом архитектурного факультета. Тогда только начинались разговоры об интеграции нашего высшего образования в европейскую систему. Студент-архитектор должен быть мобилен. В Европе они до получения степени бакалавра как-то ухитряются поучиться в нескольких странах. Наиболее популярная модель такова: начинать лучше в “исторических” странах, таких как Италия, Греция. Потом перейти на высокий уровень графической культуры, поучиться во Франции. А завершать образование в высокотехнологичных вузах Германии и Австрии. При состыкованности всех европейских программ это возможно.
С 1994 года мы шесть лет обменивались студентами на один семестр с Бранденбургским техническим университетом Котбуса. Сейчас мы второй раз направили студентов на годичное обучение в Берлинский университет искусств, аналог нашей Академии художеств. Первые две студентки уже вернулись из Германии и продолжают успешно учиться в СПбГАСУ.
На кафедре урбанистики мы учим четыре года, начиная с третьего курса, по специальности “Архитектура” и “Дизайн архитектурной среды”, чем я непосредственно занимаюсь. С этого года прием на программу подготовки дипломированных специалистов закрыт, и будет осуществляться подготовка только по версии “бакалавр-магистр”. Два с половиной года – бакалавриат и еще два с половиной – магистратура. Таким образом, всего для получения диплома бакалавра надо учиться 4,5 года, магистерской степени – 7 лет.
– И много магистров уже выпустили?
– За последние три года мы выпустили по нашей кафедре трех магистров. Сейчас обучается 8 магистров.
Наш бакалавр, отучившийся 4,5 года, конечно, это не специалист в прежней модели, который осваивал шестилетний курс обучения. Но это реальный шанс для людей немотивированных продолжать обучение, уверенно идти работать. Тем более что абсолютное большинство студентов 4-го курса уже интенсивно работают, они продвинуты в компьютерах, их берут в проектные фирмы как не самую квалифицированную, но востребованную рабочую силу. Им не надо будет бегать с занятий, чтобы зарабатывать на жизнь. Теперь по закону бакалавр – обладатель полного высшего образования. И никакой ущербности здесь быть не может.
– Кого вы берете в магистратуру?
– Тех, кто в студенческие годы проявил интерес к научной деятельности, делал доклады на научных конференциях, готовил рефераты по проблемам урбанистики. Кто готов положить много времени на мыслительную деятельность, чтобы в итоге, я надеюсь, преодолеть нашу застандартизованную архитектуру, которая клонирует предшествующие десятилетия с убогими башенками и фасадами. Магистратура – это шанс готовить аналитиков урбанистики, способных создавать мозговые центры по аналитическому обоснованию альтернативной архитектуры.
Пока, к сожалению, идет лавина заказов на стандартную архитектуру, магистры должны проложить дорогу другому мышлению и проектированию.
Магистр – это еще 2,5 года интенсивной научной деятельности для того, чтобы потом, в сокращенные сроки – два года вместо трех – закончить аспирантуру и подготовить кандидатскую диссертацию.
– Вы сторонник Болонского процесса?
– Болонский процесс – это шанс быть интегрированным в европейское образовательное пространство. Наши дипломы не признают в Европе, а надо, чтобы это произошло. Мы готовим фундаментально по двум направлениям – рисование и история архитектуры, осмысление наследия, но недобираем по части новейших технологий.
Диплом бакалавра закладывает гибкость процесса обучения, дает возможность его обладателю продолжать образование в других странах, отвечать запросам разветвленной и динамично меняющейся градостроительной практики.
– Но вы сказали, что этот диплом пока не признан в мире?
– Некоторые наши активные студенты, научившись рисовать, компоновать, слегка проектировать, уезжают на Запад продолжать образование. Кое-что им зачтут – историю архитектуры, высшую математику, композицию. Остальное предметы, в частности, новейшие стратегии развития архитектуры, технологии строительства, энерго- и ресурсосбережение и др. им придется добрать. Возможно, придется снова стать студентом 4-го курса, зато в итоге получить европейский диплом.
Но насколько я знаю, там с работой напряженно. Обладатели таких дипломов могут вернуться сюда, не обязательно физически, а, возможно, сотрудничать с международными фирмами, проектирующими для Петербурга. Важно, что они могут заняться нашими градостроительными проблемами на современном европейском уровне.
Куда идут выпускники?
Лидия БАЛЛАХ, специалист, выпускница 2009 года:
– В университете нас научили решать множество градостроительных задач. Преподаватели ориентируются на европейские стандарты проектирования, в значительной степени опережая современную градостроительную ситуацию в стране.
Сейчас я занимаюсь проектированием коттеджных поселков. Но как мои идеи, так и мировой опыт, применяемый мною в проектирование, сталкиваются с тем, что, ни заказчик, ни подрядчик не хотят вкладывать материальные и трудовые средства в их воплощение. А зачем! Сделаем красиво в пределах участка, а что за забором – не имеет значения: грунтовые тропинки, лужи, да и мусор можно складывать вдоль дороги. Это уже не говоря о том, что коттеджный поселок может содержать в себе общие игровые площадки, зеленые рекреационные зоны, места занятия спортом подростков и взрослых и множество других компонентов. К сожалению, к высокому уровню комфорта – качеству жизни в нашей стране пока не привыкли. Это распространяется не только на коттеджное строительство, но и на общую городскую ткань. Слишком много нерешенных градостроительных вопросов. Большое количество территорий, не приспособленных для проживания и времяпровождения людей. Например, набережные нашего города целиком отданы автотранспорту – вдоль набережной Лейтенанта Шмидта можно пробиться к реке, только рискуя жизнью. По внутридворовым пространствам водители по утрам несутся с такой скоростью, будто желают заранее компенсировать потерянное время в предстоящей пробке, а ведь в Европе большинство дворов – бестранспортные. А это, безусловно, комфорт и безопасность в любое время суток.
Оценивая ситуацию, я понимаю, что на данный момент применить полученные знания в полном объеме у нас невозможно. Но я надеюсь, что в скором будущем мы последуем примерам европейского градостроительства и сделаем пространство наших городов комфортнее для людей.
Михаил МАКАРОВ, специалист, выпускник 2009 года:
– Вместе с Анастасией Смиренниковой мы делали диплом на тему преобразования бывшего Сталепрокатного завода на Васильевском острове в многофункциональный комплекс – жилье, офисы разного класса, концертный зал, образовательный центры, мастерские художников, музей современного искусства и т.д. Это был и мастер-план, и разработка конкретных объектов.
Еще во время учебы мы начали работать в одной проектной организации и продолжили эту деятельность после получения диплома. Но поняли, что лучше думать своей головой и создали собственное архитектурное бюро MS-A. Получили заказы на проект большого загородного дома, на несколько частных и общественных интерьеров.
Мы надеемся, что сможем привить нашим клиентам европейские ценности – контекстуальность, человечность. Это касается всего, от того, как создать мастер-план и “посадить” здание в ландшафт до вида лампочки.
Нас учили, получив задачу, не хвататься сразу за карандаш и рисовать проект. Сначала – трезвая оценка ситуации, обдуманный подход, а потом эмоции. В синтезе этих двух вещей возникает грамотное, правильное решение. Точнее, одно из верных решений, их всегда несколько. Мы предлагаем обычно три варианта. Даже на свободном участке существует довольно жесткий контекст, даже пустая поляна – мощнейший контекст. Наш стиль – разумный рационализм.
Что касается конкурсов для молодых архитекторов (до 35 лет), то очень легко получить информацию о соревнованиях, проводимых в Америке или Северной Африке, но не в России. У нас они либо не проводятся, либо не афишируются. Городские объекты разобраны мэтрами, но мы не теряем надежды.
Архитекторы, учившиеся в Петербурге-Ленинграде
Сюзор Павел Юльевич (1844 – 1919), академик архитектуры, граф. Когда во второй половине XIX века в Петербурге заработал водопровод, по проектам Павла Сюзора были построены более десяти общественных бань.
Самая известная работа Павла Сюзора – дом Зингера на Невском пр. Рядом с домом Зингера – здание Общества взаимного кредита (наб. кан. Грибоедова, 13), тоже работы Павла Сюзора.
Фон Гоген Александр Иванович (1856 – 1914). В 1883 году закончил СПб академию художеств и поступил на работу архитектором на Сестрорецкий инструментальный завод. С 1903 года – архитектор Высочайшего двора.
Идеи “русского стиля” Александра фон Гогена выразились в церковном строительстве. В 1893 – 1899 годах им была построена церковь Божией матери Всех Скорбящих Радости (сегодня сохранилась только часовня на пр. Обуховской Обороны, 24). В том же стиле было построено здание Офицерского собрания (Литейный пр., 20), эскиз которого принадлежит фон Гогену. По его проекту построено здание Музея А. В. Суворова и Санкт-Петербургская соборная мечеть (1909 – 1913). Самая известная постройка архитектора – особняк балерины Кшесинской (Кронверкский пр., 1 – 3), построенный в стиле модерн.
В 1914 году тяжело болевший Александр Иванович фон Гоген застрелился в своей квартире на Невском пр., 136.
Барановский Гавриил Васильевич (1860 – 1920). Поступил вольнослушателем на архитектурное отделение Санкт-Петербургской академии художеств. Был отчислен по политическим мотивам и продолжил образование в Институте гражданских инженеров. С 1888-го – главный архитектор Балтийского завода.
Барановский женился на дочери Г. П. Елисеева, главы торгового дома Елисеевых, после чего стал домашним архитектором Елисеевых. Две его самые известные работы – Дом торгового товарищества “Братья Елисеевы” на Невском проспекте и московский Елисеевский магазин на Тверской.
Г. В. Барановский умер от голода в Петрограде в 1920 году.
Никольский Александр Сергеевич (1884 – 1953) окончил Санкт-Петербургский государственный архитектурно-строительный университет (1912), совершенствовался в Италии.
В 1920-х гг. совместно с другими архитекторами осуществлял проектирование и застройку Тракторной улицы (1925 – 1927), Серафимовского участка Кировского района, по его проектам возведены Ушаковские бани, ряд зданий в Лесном – на Дороге в Сосновку (ныне Политехническая улица) (1930 – 1932) и на Большой Спасской улице, круглая баня с плавательным бассейном на площади Мужества (1927 – 1929) и др. В 1930-х гг. проектировал стадион имени Кирова.
Баранов Николай Варфоломеевич (1909 – 1989). В 1931 году окончил Ленинградский институт гражданских инженеров. Завершил архитектурное образование в Институте живописи, скульптуры и архитектуры. В 28 лет назначен главным архитектором Ленинграда (на этой должности с 1938 по 1950-й).
Главные работы (с соавторами): проекты генеральных планов развития Ленинграда (1938 – 1940; 1945 – 1948), архитектурный ансамбль площади им. В. И. Ленина, застройка Приморского проспекта (1948 – 1956), Приморской зоны Васильевского острова (1943 – 1966), ряд крупных обществ, сооружений (в т. ч. универсальный зрелищно-спортивный зал на 25 тыс. зрителей, с 1967-го) – в Ленинграде; проект восстановления и развития Пскова (осуществляется с 1946-го), новое здание Финляндского вокзала (1943 – 1960). Доминантой площади Ленина по Баранову (проект 1950 года) должен был стать 100-метровый шпиль Финляндского вокзала, но эта идея реализована не была.
Вадим ШУВАЛОВ
Проект реализован на средства гранта Санкт-Петербурга
Являетесь руководителем предприятия-природопользователя? Специально для вас полный перечень экологических услуг, комплексное обслуживание в сфере охраны окружающей среды предприятий на сайте http://ekokonsalting.ru/.
