Как сносят и спасают памятники в Москве

В Москве тоже есть памятники, корыстные чиновники и алчные девелоперы – а значит, должны быть те, кто защищает первых от вторых и третьих. Активисты движения «Архнадзор» – коллеги петербургского «Живого города» – были главными обличителями преступления Юрия Лужкова месяц назад, и, возможно, именно их пример сподвиг Смольный начать диалог с защитниками старого Петербурга. О том, как сносят и спасают памятники в Москве, Online812 рассказала координатор «Архнадзора» Наталья САМОВЕР.

                      – Как у вас обстоят дела с законодательством?
– Законодательство у нас хорошее. Беда в том, что оно у нас было отдельно, а практика – отдельно. Все в Москве помнят бессмертный афоризм Юрия Михайловича, что “закон – не догма, а повод пофилософствовать”.

– Единой охранной зоны нет?
– Нет. В Москве есть охранные зоны отдельных памятников и объединенные охранные зоны, которые покрывают те районы, где много памятников. Конечно, они не полностью покрывают даже территорию исторического центра. Судьбу тех зданий, которые находятся в историческом городе, в пределах Камер-Коллежского вала, но не являются охраняемыми, решает специальная комиссия, прозванная “Несносной”. В ее состав входят представители органов охраны памятников и общественности, но проблема в том, что возглавляет ее вице-мэр Владимир Ресин, он же глава строительного комплекса. Понятно, к чему это вело. Сейчас представители “Архнадзора” включены в состав этой комиссии, и несколько дней назад прошло первое заседание в новом составе. Ресин сказал: “Теперь будем работать по-новому. Если по закону нельзя сносить – значит, нельзя”. В итоге ни по одному объекту из вынесенных на рассмотрение комиссии решение о сносе не было принято. Это достижение последнего времени.

– Что можно строить в охранной зоне?
– Федеральное и городское законодательство разрешает регенерацию. Московский закон  расшифровывает это понятие как восстановление утраченных элементов архитектурных или градостроительных ансамблей. Казалось бы, все ясно, но на практике происходят страшнейшие злоупотребления понятием “регенерации”. Фактически любое новое строительство на исторических территориях автоматически обозначается как регенерация, даже если для этого приходится предварительно сносить подлинную историческую застройку. Вот последний пример – на улице Бахрушина снесли подлинную усадьбу купцов Алексеевых XIX века для того, чтобы на ее месте построить 14-этажную стеклянную гостиницу. И это называется регенерацией! Чтобы сделать это, властям пришлось еще и незаконно подрезать охранную зону, в границах которой находилась усадьба.

– А нельзя оспорить изменение границ охранной зоны на основании того, что оно не согласовано с Росохранкультурой, как это сделали в Петербурге с территорией Чесменской церкви?

– У нас такое пока не получалось.

– Сколько исторических зданий уничтожено за время правления Лужкова?
– Точных цифр нет, но, по нашим прикидкам, не менее 700 домов, о которых можно говорить, что они были важны с историко-культурной и градостроительной точки зрения.

– При Лужкове вам удавалось одерживать победы?
– Иногда. Например, застройка территории возле церкви Воскресения в Кадашах. Там было согласовано строительство массивных 5 – 6-этажных домов, которые изуродовали бы все панорамы. Нам удалось добиться изменения проекта и снижения этажности. Пока это еще не полная победа, так как новый проект предполагает уничтожение еще сохранившихся исторических построек и полностью игнорирует историческое межевание и структуру застройки. Городская среда Кадашевской слободы – такое же культурное наследие, как этот прекрасный храм.

– Чему вы обязаны своими победами – общественному мнению, или в мэрии есть люди, разделяющие ваши ценности?
– Преимущественно общественному мнению, конечно. Долгое время москвичи были пассивны, но, как сказал декабрист Лунин, народ мыслит, несмотря на свое глубокое молчание. В какой-то момент обнаружилось, что изменение облика исторического города происходит с такой скоростью, при которой люди уже не готовы с этим мириться. Человек не способен переваривать расставание со своим прошлым так быстро. Люди не выдерживают, когда видят, как исчезает даже не город их детства, а город, который они ассоциировали с собой буквально еще вчера, и как на его месте возникает какой-то чужой город, в котором им не рады. В конце прошлого года мы организовали фотовыставку “Бремя перемен”, выставив там 40 пар фотографий, демонстрирующих, как изменились отдельные участки города за последние 15 лет, и это стало шоком. На митинг, который “Архнадзор” организовал в начале 2010 года, вышло около 700 человек – это очень много для Москвы, где много лет не было митингов, посвященных сохранению культурного наследия. А по опросам последнего времени, 85% москвичей считают необходимым прекратить разрушение исторического города.
Но и внутри мэрии не все однозначно. В прошлом году Москонтроль – городское ведомство – смог остановить принятие окончательных решений о снятии с охраны целого ряда памятников, в чем были весьма заинтересованы инвесторы. Эти решения уже были проведены через межведомственную комиссию под председательством того же Ресина. Тогда Москонтроль возглавлял Александр Рябинин – чиновник, который сейчас проходит по уголовному делу и является одним из символов лужковской коррупции. Не знаю, является ли Рябинин коррупционером, но он остановил ресинскую комиссию и спас целый ряд очень ценных объектов.

– Вы верите, что новый мэр действительно хочет исправить положение?
– Мы не знаем, что будет делать новый мэр. Но, на мой взгляд, мы дошли до стенки, и теперь движение возможно только в обратном направлении. Дальше уничтожать историческую Москву уже невозможно. Сейчас мы готовим предложения для мэра с перечнем экономических механизмов, которые должны стимулировать инвесторов соблюдать градостроительные запреты, а не искать способы их обойти. А кроме того, нужна, конечно, политическая воля руководства города. В основе градостроительных решений должна лежать не выгода (даже если это выгода городского бюджета), а общественное благо. Необходимо понять, что благоприятная городская среда – это серьезное конкурентное преимущество города в глобальной конкуренции. Это позволяет улучшать качество человеческого капитала. Сегодня Москва – это перевалочный пункт, куда приезжают талантливые молодые россияне из провинции, чтобы отсюда двигаться дальше, в другие мировые центры, где они надеются реализовать себя и найти достойные условия для жизни. Развитие Москвы возможно, только если эти люди будут оставаться здесь. Создавать соответствующие условия – значит заботиться об общественном благе.

– Но мэр столкнется с чудовищным давлением строительного лобби.
– Да. Но то, что Собянин формирует свою команду из чиновников федерального уровня, свидетельствует о том, что у него огромный кредит федеральной поддержки.

– Как архитектурное сообщество реагирует на разрушение старой Москвы?
– К сожалению, архитектурного сообщества как такового нет. Утрачено понятие профессиональной репутации и нерукопожатности. Архитектор может сделать все, что угодно, с городом, и знает, что завтра коллеги, даже зная, что он сотворил, с ним поздороваются. Есть, конечно, единицы принципиальных архитекторов, которые отказываются от заказов, если видят, что у заказчика вандальные намерения, но при этом они понимают, что это не может остановить заказчика, потому что всегда найдутся их коллеги, которые охотно возьмутся за такой заказ.

– Наши архитекторы по этому поводу говорят, что несколько раз откажешься – и тебе больше не предложат.
– У нас все-таки рынок больше, поэтому есть некоторая свобода маневра. Хотя большие деньги, конечно, давят.

– Война с Лужковым закончилась – и “Архнадзор” пропал из телевизоров…
– Я бы не сказала, что пропал. Просто ситуация вернулась в рабочее русло. Всем своим знакомым, следящим за моей телевизионной активностью, я говорю: “Если мы появляемся в СМИ – значит, где-то что-то плохо”. Мы появляемся на экранах по мере того, как возникают информационные поводы, связанные с нашей темой – охраной культурного наследия. Но, естественно, есть логика кампаний в СМИ. Мы были очень востребованы в момент смены мэра, потому что из всех противников лужковского режима именно мы оказались наиболее готовы к серьезной, обоснованной критике, имели под рукой и материал, и отточенную аргументацию. На мой взгляд, из всех антилужковских фильмов, появившихся за короткое время, самыми убедительными были те, которые касались нашей тематики.