Премию «Небесная линия» за заслуги в сохранении архитектурного и исторического наследия Петербурга недавно вручили Александру Сокурову, Михаилу Пиотровскому и Вячеславу Заренкову. Online812 глава группы компаний «Эталон» Вячеслав ЗАРЕНКОВ объяснил, почему раньше ему хотелось строить небоскребы, а теперь нет.
– Вы получили премию вместе с Пиотровским и Сокуровым. Это накладывает на вас какие-то обязательства? Что вы теперь должны делать или, наоборот, не делать?
– Однозначно накладывает. Теперь мы должны еще щепетильнее подходить и к проектированию, и к строительству в историческом центре города и рядом с ним. Мы все должны переосмыслить подход к проектированию и строительству в центральных районах. И в этом подходе на первом месте должны быть вопросы сохранения города. Это в первую очередь. Во вторую очередь на мероприятиях, которые проводит строительное сообщество, я должен выступать уже как бы с другой стороны, переходить на сторону критиков плохих строительных проектов. Надо тщательно, очень аккуратно воздействовать на участников проектирования и строительства, чтобы они задумались над тем, что город легко испортить, а восстановить потом очень сложно.
– Вы снесли два этажа построенного вами здания Биржи на Васильевском острове, когда ее высоту признали градостроительной ошибкой. Это решение и стало главным аргументом вручения вам этой премии?
– Я надеюсь, что премию мне дали не только за уменьшение высоты здания Биржи, а за выверенный подход нашей компании к застройке в исторических местах.
– Рядом с Биржей остался стоять непониженный в высоте “Финансист”. Вы считаете это справедливым?
– Когда шла речь о том, что надо понизить высоту Биржи, я спросил: все объекты будем понижать одновременно? Меня убедили в городской администрации, что да, только на этих условиях будет выпущено распоряжение. Потом по отношению к другим все замолкло.
– Тем не менее, ваша компания пошла навстречу просьбам города. И это практически уникальный случай.
– Не надо делать это уникальностью, должна быть гражданская сознательность у каждого. Надо понимать, что мы – не последнее поколение, которое живет в этом городе. Я бы не хотел, чтобы мои внуки говорили, что дедушка испортил город. Это и толкает к тому, чтобы не нарушать, а сохранить исторические виды.
– Что делать с теми уже построенными зданиями в городе, которые даже властями признаны градостроительными ошибками?
– Все плохо построенное сегодня снести за счет инвесторов практически невозможно. Да я думаю, и несправедливо требовать это от инвесторов. Власть должна дать какой-то маленький знак, что город хотя бы частично будет компенсировать инвесторам затраты на исправление этих ошибок.
– Думаете, это сработает?
– Думаю, сработает. Понимаете, город и строители должны признать ошибки вместе. Город признает – да, это градостроительная ошибка, мы в ней тоже виноваты. И если бы город сказал: да, мы будем участвовать в исправлении этой ошибки и компенсировать затраты наравне с инвесторами и строителями, то строители отнеслись бы к этому вопросу совершенно по-другому.
– Рядом с пониженной Биржей вы строите новый комплекс “Престиж”, его кто проектировал?
– Привлеченным архитектором был Олег Харченко, он работал с нашим заказчиком МФТЦ. С “Престижем” мы пошли на то, что занизили его максимально, хотя это противоречит единству архитектурной концепции этого места. Там все-таки должны быть не разновысотные здания. Но, тем не менее, мы сделаем “Престиж” ниже, чем основное здание Биржи, чтобы его вообще не было заметно с видовых точек города.
– Говорят, что в Петербурге нет архитекторов, которые могут создать что-то оригинальное. Это действительно, на ваш взгляд, так?
– Я бы не сказал, что совсем нет, но с талантливыми архитекторами действительно сегодня проблема. Не зря мы свой взор обращаем на Запад, на Германию, к примеру, Англию, присматриваемся к тем архитекторам, которые там работают. Я не думаю, что там все архитекторы талантливые, но иногда они создают шедевры. А наши архитекторы были зажаты в течение семидесяти лет, и это наложило отпечаток на их сознание. Сегодня они почувствовали, что могут делать все, что угодно. И они стараются перенести к нам что-то подсмотренное в Европе, не адаптируя это к нашему городу. Едут, к примеру, во Францию на Дефанс посмотреть, видят, что там бетон и стекло. Приезжают сюда и говорят – вот, сегодня в Европе в моде бетон и стекло, плоские формы без всяких балконов. И пытаются такие формы навязать городу.
Это абсолютно неправильно. Каждый город имеет свой вид, свой почерк, свои особенности. Я не призываю подражать той архитектуре, которая была в Петербурге в XVIII – XIX веках. Но общий характер петербургской архитектуры можно и нужно делать.
– А архитекторы говорят, что во всем виноваты застройщики и инвесторы, которые требуют от них выхода метров и дешевых материалов.
– Архитектор сегодня ничем не зажат абсолютно, и ни один нормальный застройщик не будет его ущемлять. Когда мы нанимаем архитектора, то говорим – вот вам полная свобода, дерзайте. А с теми застройщиками, которые требуют, чтобы на одном гектаре было построено 80 – 90 тысяч квадратных метров в ущерб городу, архитектор просто не должен работать.
Потому что на архитекторе лежит обязанность соблюдать облик города еще выше, чем на строителе. Строители не совсем четко могут оценить архитектурную необходимость того или иного здания в конкретном месте. А архитектор обучался много лет и должен понимать – вот это здание здесь пойдет, а это нет.
– А с западными архитекторами вы не пытались работать?
– Марио Ботта очень интересный архитектор, я к нему приглядываюсь. Он интересен как раз тем, что у него стиль питерский. Он не проектирует бетон и стекло, работает в кирпиче
– Привлечение такого архитектора, как Ботта, это дорого?
– Нет принципиальной разницы – наш архитектор или западный. Наши архитекторы берут от 40 до 60 долларов за квадратный метр площади, немецким или шведским архитекторам достаточно и 30. Английские готовы работать за 40 долларов за метр квадратный. Просто они не могут работать обособленно от нашего архитектора, потому что надо адаптировать проект к нашим правилам и нормам, чтобы не получилось, как с Мариинским театром.
– А у вас бывает такое: съездили, например, в Англию, увидели симпатичный дом, приезжаете и говорите – хочу вот так.
– Нет, у меня так не бывает. Потому что каждое здание смотрится в том месте, в котором оно стоит. Вот Биржа Тома де Томона на Стрелке. Замечательное здание и несложное – колоннада, капитель, лестница. Но перенесите его в другой район – ничего интересного не получится. Или поставьте на Стрелку любое здание, которым гордятся наши архитекторы, и вы место убьете. Место определяет, какое здание должно здесь быть. И архитектор должен понять это и создать то единственное здание, которое подходит для этого места.
– Со временем меняются ваши подходы к тому, как и что можно строить?
– Меняются, безусловно. Раньше было стремление в высоту, оно было, и появилось у нас всех на эйфории дозволенности после застойного времени. Ведь посмотреть прессу двадцатилетней давности, с каким восторгом и восхищением все писали, что на Одоевского строится дом высотой 28 этажей. А в другом месте этот рекорд готовы побить. И пресса захлебывалась в хвалебных статьях – вот какие молодцы! А сегодня все наоборот. Поняли, что это Петербург, эйфория прошла.
Поэтому, конечно, изменилась и у меня психология. Я был молодой, энергичный, эйфория была. Давай башню построим! Давай построим двести этажей! Сегодня смотрю на это – полная глупость была. Надо опомниться, встряхнуться и понять, что не только центр, но и спальные районы не должны быть угроблены сегодня. Ведь житель спального района не чувствует себя петербуржцем.
– А что делать?
– Надо комплексно эти районы осваивать и делать их в петербургском стиле. Хотя со спальными районами сложно. Многое уже не переделаешь. Вот, например, лет 15 назад я обращался к губернатору Яковлеву с предложением сделать Комендантский проспект культурной артерией, которая соединит спальные районы с центром города. Просто нужно было убрать железную дорогу на Сестрорецк, сделать Комендантский проспект пешеходным, вокруг были бы ресторанчики, магазины. И неплохие дома там были запроектированы. И что в итоге мы увидели? Сначала “Макдоналдс” всунули посреди проспекта. Неужели его нельзя было построить во дворе или в ста метрах в стороне. Потом построили уродливое здание очередного ТРК посреди Комендантского проспекта. Угробили проспект. Не надо так делать!
– Так вы теперь противник небоскребов?
– Я не отрицаю полностью высоток, потому что город не должен быть однообразным. Но эти высотные точки должны органично вписываться в общую панораму города.
– Вы – уникум, или у ваших коллег тоже психология меняется?
– А пятьдесят на пятьдесят. Одни понимают, а другие, молодые и энергичные, им лишь бы побольше денег сорвать. Я бы не сказал, что все понимают, но даже пятьдесят процентов – это уже хорошо.
– Какой город в мире вам кажется наиболее разумно устроенным. На что мы должны равняться?
– Каждый город своеобразен. Но, тем не менее, я бы назвал Париж. И там правильно решили вынести офисный центр Дефанс за пределы города. Конечно, после шести часов это мертвый район, жить там невозможно. Но все же философия организации этого центра была правильной. Я считаю не совсем правильным то, что делается в Англии. В центре Лондона понастроили высотные офисные здания. Мне тяжело находиться в Лондоне. 2 – 3 дня – и я пытаюсь уехать оттуда. Но Лондон, как финансовая столица, диктует такую градостроительную политику. Что мне нравится в Англии – так это то, что они здание старой электростанции или котельной, уродливое, с трубами – не сносят, а реконструируют, подстраивают под новое назначение. Делают в них музеи.
– Сейчас Москву активно спасают от пробок, а Петербург как от них спасти?
– Приведу в качестве примера Приморский район. Через него идет ветка железной дороги на Сестрорецк – и эта ветка останавливает движение на 18 улицах по пути следования железной дороги от центра до 11-го километра. 18 трасс закрывают для того, чтобы убыточный кусочек дороги функционировал. Что делать: уберите дорогу и откройте движение по этим 18 дорогам. Я всем излагал эту идею. А в РЖД меня спросили – а что мы от этого будем иметь? Я им говорю – вы будете иметь территорию, которая освободится. В Комитете экономики мне сказали: а почему вы этим занимаетесь? Это ведь инвестиционный проект, надо, чтобы вы вложили какие-то деньги, и т.д. и. т.п. Но я же не должен этим заниматься, я же просто идею принес. Ну, так возьмите инициативу в свои руки и делайте!
– А ваша идея с комплексной застройкой побережья Финского залива еще жива?
– Она, кстати, еще не прогорела. Если бы сегодня сделали проект комплексной застройки прибрежной полосы Финского залива, Петербург бы совершенно по-другому выглядел с воды. Но здесь должен участвовать город. Один инвестор ничего не сделает. Город должен заказать проект комплексного развития прибрежной территории. Но пока это не делается.
Если так на Финском заливе участки будут выдавать кусочками, как выдают и выдавали, то и эта идея может оказаться уничтоженной.
– Так, может, вам уже во власть пойти?
– Я по жизни бизнесмен. Никогда не был во власти и никогда уже не
буду. Во власть надо идти, если у тебя будут полностью развязаны руки, и ты сможешь делать то, что с твоей точки зрения правильно. Когда мне предлагали быть председателем Госстроя, я сразу спросил: а вы мне дадите делать то, что я считаю правильным и нужным? Мне сказали – ты очень наивен, конечно, нет. Если идти во власть, то надо с уверенностью знать, что ты будешь делать то, что считаешь правильным, грамотным и необходимым.
А если тебя все время будут бить по рукам и дергать за ниточки, как марионетку, то лучше туда не надо.
Заренков о канатной дороге
– Объясните, откуда у вас взялась идея сделать канатную дорогу между Северо-Приморской частью и Крестовским островом. Это вы сами придумали?
– Сами. Изначальная идея – разгрузить транспортный поток во время футбольных матчей, дать возможность людям, едущим из Курортного района и района СПЧ спокойно ставить машину в паркинг и по канатной дороге сразу добираться на новый стадион.
– Это вы за свои деньги хотите построить?
Это рассчитано на инвесторов.
– Сколько стоит проект?
– Примерно 25 миллионов евро. Но пока это только идея.
– А вы давно к канатным дорогам присматриваетесь?
– Года три смотрел – в Австралии, Франции, Германии, Швейцарии. Был в Туркменистане, они там построили совершенно новую дорогу в Ашхабаде, в гору. А на горе совершенно ничего нет. Только примитивный ресторан, и все. Потом я дал команду, чтобы выяснили про компании, которые строят канатные дороги. И вот в итоге идея оказалась сформулированной.
– Теперь вы хотите, чтобы губернатор Матвиенко сказала вам на это:
“хорошая мысль”?
– Да, “хорошая штука, начинайте, я поддержу”. Тогда мы начнем выбор пятна, согласования, проработки. Это же большая, затратная работа, и начинать ее без “зеленого света” смысла нет. Но я думаю, что это очень привлекательно для города. Туристы повалят. И это не только аттракцион, это еще и функционально. Полторы тысячи машин во время матчей “Зенита” не поедут на стадион напрямую, а останутся здесь.
– Но рентабельным этот проект не будет?
– Я был в Австралии, и нас повезли в горную деревню, километра четыре в
горах. Поднимались по канатной дороге, которую, кстати, строили наши вертолетчики, в вагончиках. Я спрашиваю, как строилась, какая доходность. Выяснил: окупилась за полтора года. Поэтому это не факт, что наша будет не прибыльная. Если правильно подойти к реализации любого проекта, то он будет прибыльным.
