С каждым днем становится все очевиднее, что сращивание власти и криминала по модели, которую сейчас называют «кущевской», – не уникально. Что то же самое (или нечто сходное) происходило и в других местах – в Новосибирске, Энгельсе, Гусь-Хрустальном, Березовске и так далее.
А теперь давайте представим себе ситуацию, в которой прецеденты этого рода начинают превращаться в норму. Я не утверждаю, что такая ситуация уже оформилась. Но что будет в случае, если она оформится?
Всем – и профессиональным экспертам, и рядовым гражданам – очевидно, что в этом случае наше государство превратится из криминализованного в криминальное. Допустить такое превращение мы не имеем права. Если произойдет нечто подобное, все наши мечты о справедливом, здоровом, демократическом, правовом обществе будут похоронены.
Ибо граждане наши тогда поделятся на хищников, вольготно чувствующих себя в криминальных джунглях, и “недочеловеков”, понимающих, что они просто пища для этих хищников. Хищники будут составлять меньшинство, “ходячие бифштексы” – большинство. Пропасть между большинством и меньшинством будет постоянно нарастать.
По одну сторону будет накапливаться агрессия и презрение к “лузерам”, которых “должно резать или стричь”. По другую сторону – ужас и гнев несчастных, которые, отчаявшись, станут мечтать вовсе не о демократии, а о железной диктатуре, способной предложить хоть какую-то альтернативу криминальным джунглям.
Об этой диктатуре станут мечтать как о высшем благе. И еще неизвестно – останется ли подобное “благо” несбыточной мечтой обездоленных. Или же явится, после их долгих мук, сомнительный “спаситель”, прекращающий криминальный беспредел и заменяющий его диктатурой того или иного образца.
Описанный мною негативный сценарий, который сегодня уже отнюдь не является антиутопией, говорит о масштабе и остроте задачи декриминализации на нынешнем этапе существования нашего общества и государства.
Криминал подрывает основы нашей хрупкой правовой системы, основы нашей социальной, политической и экономической жизни. Он посягает на все социальные скрепы. Он разлагает ткань нашего весьма незрелого гражданского общества. А порою – что греха таить – и выступает в качестве соискателя на роль социального начала, подменяющего собой гражданское общество.
Криминал подрывает основы общественного благополучия и стабильности. И, конечно же, он превращается в основное препятствие на пути общественного развития.
В самом деле, государство, не способное защитить своих граждан от массового насилия со стороны бандитов и коррупционеров, этой неспособностью обрекает себя на деградацию.
Да, именно на деградацию, а не на стагнацию, как утверждают многие. Криминализующаяся система по определению не может быть стабильной. Поэтому все славословия в адрес пресловутой стабильности мгновенно теряют всяческий смысл, коль скоро перестает быть понятным, что мы имеем в виду под стабильностью.
О какой стабильности идет речь?
Кому гарантируется стабильность? Народу или терроризирующим народ преступным сообществам?
И что стабилизируется? Норма или криминальная патология?
Поэтому все предложения, сводящиеся к апологетике стагнации (мол, “не до жиру, быть бы живу, бог с ним, с развитием, хватило бы сил хотя бы на обеспечение порядка и стабильности”), – от лукавого.
Не обеспечим развитие – не будет ни стабильности, ни правового порядка. Не будет и обеспечения государственной целостности, столь желанной для народов нашей страны, переживших в 1991 году трагедию государственного распада.
Вопрос об эффективности ведущейся борьбы с криминализацией – это вопрос о том, сохранится ли Россия в ближайшие десять лет. Мне представляется, что нам на решение этой задачи отведен именно такой, исторически кратчайший срок.
Так обстоит дело, даже если бы мы хотели всего лишь минимально стабильного существования за рубежом 2020 года. Но поскольку мы хотим не только этого, поскольку и умом, и сердцем понимаем, что без развития не будет у нас никаких исторических шансов, то острота данной проблемы многократно усиливается. Потому что все грандиозные планы в сфере развития, они же планы по модернизации России, рухнут, коль скоро государство не сможет защитить своих граждан от криминального произвола.
Здесь я позволю себе одно образное сравнение.
Вам показывают бассейн и говорят: “Необходимо плыть в сторону модернизации. Альтернатив не существует. Упражняйтесь, наращивайте мускулатуру. Учитесь плавать”.
Вы воодушевляетесь, тренируетесь, накапливаете умение и силы. Наконец, решаетесь прыгнуть в бассейн. Подходите к его бортику и видите, что бассейн кишит хищниками – стаями пираний, акулами и так далее. Будете ли вы в этом случае прыгать в бассейн? Вопрос, увы, риторический.
Постараемся теперь перекинуть мост между приведенной выше концептуальной метафорой и юридической практикой. Для этого признаем, что проблема конституционной защиты личности, ее жизни и безопасности, а также ее собственности, от бандитизма и коррупции – носит неотменяемый и фундаментальный характер. Что вне ее решения все остальные проблемы, как говорят в народе, “гроша ломаного не стоят”. Что речь идет не только об актуальнейшей, но и о ключевой, системообразующей проблеме. О центральной проблеме, вне решения которой нет и не может быть социально-экономической устойчивости общества. Нет и не может быть нормального государства.
Когда-то по отношению к таким констатациям говорилось: “Не надо драматизировать”. Мы знаем, к чему привела в итоге псевдоуспокоительная риторика этого рода. Мы потеряли страну, оказались ввергнуты в пучину глубоких социальных и геополитических катаклизмов. Вряд ли мы хотим повторения того опыта. И поэтому давайте скажем самим себе, что драматизация существующих прискорбных ситуаций не только не является нравственным и политическим моветоном – она совершенно необходима. И напротив, запрет на драматизацию превращается на нынешнем этапе в источник глубочайшего социального и политического неблагополучия. Да и морального неблагополучия тоже! Ведь если драматичность (а порой уже и трагичность) происходящего очевидна для всех, но об этом нельзя говорить, то что прикажете делать? Понятно, что! Или молчать, или лгать.
И то, и другое безнравственно в любой ситуации. А в ситуации большой общественной беды – в особенности.
Итак, давайте не прятать голову под крыло аки политические, да и моральные страусы. Давайте признаем очевидное.
Признаем, что в условиях неснижающейся криминализации социально-экономической среды у граждан нашей страны исчезает главный стимул к любой здоровой предпринимательской, инновационной, социальной активности. И уж тем более – стимул к решению задач технологической, инфраструктурной, управленческой модернизации национальной экономики.
Признаем, что эти стимулы исчезают хотя бы (и прежде всего) потому, что огромная часть экономических и социальных результатов, получаемых личностью, предприятием, организацией, – присваивается или просто уничтожается организованным криминалом.
Признаем также, что в нынешней России, к нашему глубочайшему сожалению, криминал в силу многих причин организуется и самоорганизуется быстрее, нежели его социальные конкуренты. То есть слабые ростки здорового гражданского общества.
Приведу один из наиболее ярких и страшных примеров на эту тему. Еще в середине 80-х годов ХХ века на Дальнем Востоке возникло весьма показательное оргпреступное сообщество “Общак”. Это сообщество в 90-е годы превратилось в криминальную суперструктуру. Лишь в последние годы правоохранительным органам России с огромным трудом удалось разгромить, так сказать, верхушечную часть этой структуры. Низовая же часть структуры осталась фактически не задетой. Сохранена и социальная почва, на которой произрастал этот криминальный суперсорняк.
Почему я обращаю внимание именно на дальневосточный “Общак”? Потому что там лидеры ОПГ не только взяли под контроль основные сферы бизнеса в регионе, но и практически “пропитали” собой значительную часть органов власти. И при этом – вот что особо важно! – много лет практически без какого-либо противодействия власти выращивали себе “криминальную смену”. Создавая под руководством уголовников со стажем “летние лагеря” для подростков из неблагополучных семей… Беря фактически под свой криминальный контроль множество средних школ и техникумов и в малых поселках, и в крупных городах.
Как мы видим, речь действительно идет о замещении криминалом важнейших функций, подлежащих ведению государства и гражданского общества. Последствия такого замещения не просто тревожны, они ужасны.
И вряд ли стоит говорить о том, что самое страшное позади! Квалифицированные эксперты-криминологи уверенно утверждают, что относительно благополучные тенденции статистики последних лет по оргпреступности не отражают реальность. И что снизилось не число преступлений, а их выявляемость и регистрация.
Зафиксировав масштаб проблемы, следует заняться обсуждением способов ее решения. Отсутствие такого обсуждения и впрямь превращает здоровый общественный аларм в социальную фрустрацию, в бессильную ярость, направленную на усугубление нынешнего неблагополучия, а не на борьбу с ним.
Когда и в российской, и в зарубежной прессе (особенно в связи с нашумевшими публикациями сайта Wikilieaks) начинают говорить, что сложившаяся в России криминальная ситуация беспрецедентна, – это откровенная неправда. Другие, в том числе высокоразвитые, страны сталкивались с такими же проблемами в совсем недавнем прошлом. И для нас сейчас особенно важно внимательно проанализировать существующий мировой опыт и понять, как его можно и должно использовать для решения наших отечественных проблем.
Представляется, что в этом для нас может оказаться очень полезен опыт США, которые по крайней мере дважды в ХХ веке – в начале 30-х и в 60-х годах – сталкивались с такой же проблемой бурного роста оргпреступности и ее сращивания с органами власти и правоохранителями.
Так, в начале 30-х годов на фоне “сухого закона” в ряде крупнейших городов США (наиболее яркий пример – Чикаго) стремительно выросло количество мощных криминальных банд, которые нередко непосредственно сращивались с администрацией и полицией и фактически “пропитывали” все основные органы власти.
Ответом на эту криминальную волну стало создание в США двух специальных органов по борьбе с оргпреступностью – так называемого “Бюро по табаку, алкоголю и огнестрельному оружию” при министерстве финансов и “Бюро расследований” при ведомстве Генерального прокурора (позднее – ФБР). В эти органы, которые получили очень большие полномочия, набирались наиболее квалифицированные специалисты по борьбе с криминалом, причем все они проходили жесткий отбор по личным качествам, исключавший попадание в них случайных или тем более криминализованных фигур. И уже через два-три года большинство оргпреступных группировок в стране были если не разгромлены, то резко подавлены.
При этом не следует полагать (как это нередко заявляют неосведомленные люди, насмотревшись боевиков о борьбе с мафией), что решающим фактором в этой борьбе стали полученные госорганами по борьбе с оргпреступностью чрезвычайные полномочия.
Чрезвычайные полномочия имели очень ограниченное применение. А главным оружием в борьбе с оргпреступностью стали законодательные меры, обеспечивавшие “антикоррупционное” и “антикриминальное” наполнение органов власти и правоохранительных органов. Так, в США в системе полиции не только были созданы специальные подразделения внутренней безопасности. Помимо этого, ФБР получило право и обязанность контроля за назначениями на “чувствительные” должности в правоохранительной системе. И, главное, – ЧЕРЕЗ ФБР БЫЛ УСИЛЕН ФЕДЕРАЛЬНЫЙ КОНТРОЛЬ НАД ВСЕМИ МЕСТНЫМИ ПРАВООХРАНИТЕЛЬНЫМИ ОРГАНАМИ.
Кроме того – и это очень важно, – было принято законодательство, которое требует обязательной проверки ФБР всех лиц, поступающих на государственную службу. И эта проверка вовсе не формальная. Проверяется биография и послужной список человека, проверяются его семейные и при необходимости дружеские связи, проверяется он сам на полиграфе. И не то что криминальные события в его прошлом, но даже не слишком обоснованные подозрения о наличии такого рода событий являются непреодолимым препятствием для продвижения даже на низовые, местные уровни государственной власти.
Эта практика уже много лет является предметом критики со стороны американских правозащитников. Однако американское общество ее в целом поддерживает, считая, что такое – как бы не вполне правовое – ущемление прав соискателей госслужбы есть допустимая и оправданная плата за некоррумпированные и некриминальные органы власти.
В 60-х годах ХХ века Америка столкнулась с новой, еще более мощной по масштабам волной организованной преступности, которая к тому же начала приобретать все более отчетливый транснациональный характер, а также все активнее вторгаться в сферы деятельности легального бизнеса. Попытка ответить на этот вызов принятием отдельных законов по конкретным составам преступлений ОПГ давала лишь половинчатые результаты.
И тогда, после длительного обсуждения в юридической и политической среде, конгресс США принял так называемый “акт RICO” (the Racketeer Influenced and Corrupt Organizations Act) 1970 года, который очень существенно расширил сферу подсудности деятельности оргпреступных организаций. Включив в нее не только рэкет и коррупцию, но и несколько десятков других составов “оргпреступных” деяний. Кроме того, акт RICO очень существенно ужесточил наказания за преступления, совершенные в составе ОПГ.
Основанием для такой суровости наказаний, как сформулировали законодатели, являлось то, что “организованная преступность представляет собой большую угрозу для общества, поскольку одновременно влечет рост вероятности того, что цели преступников фактически достижимы, и снижение вероятности того, что лица, вовлеченные в организованную преступность, отрекутся от преступного мира”. Поэтому конгресс формулировал цель закона следующим образом: “Наряду с привлечением к ответственности физических лиц, основная цель закона RICO – уничтожение криминальной организации как таковой”. И делалось это путем использования института конфискации и ответственности юридических лиц.
В результате применения акта RICO большинство уголовных дел в отношении оргпреступных сообществ, возбуждаемых прокурорами, завершалось осуждением виновных, а оргпреступность в США существенно снизилась. Сейчас по этой модели громят мафиозные структуры в Италии.
В мире есть и другой, не менее значимый опыт борьбы с оргпреступностью. Это, например, опыт борьбы правительства Шарля Де Голля во Франции с военизированной криминальной структурой, выступавшей против деколонизации Алжира (Организация секретной армии, ОАС). Это и опыт тех же государств Латинской Америки в подавлении деятельности высокооснащенных вооруженных наркокартелей.
Представляется, что нам в России сейчас насущно необходимо срочно и трезво заняться изучением, осмыслением, а далее и практическим применением лучших решений мирового опыта
Рассчитывать, что даже самые радикальные законодательные меры приведут к быстрому результату – не следует. Слишком глубоко – и это нужно честно признать – зашла у нас в Отечестве оргпреступная болезнь. Но не браться за решение этой проблемы, причем срочно и последовательно – уже нельзя.
И как юрист-профессионал, и как гражданин России, и как председатель Конституционного суда РФ, я не могу закрывать глаза на то, что любое затягивание начала такой борьбы с оргпреступностью катастрофически подрывает главный базис существования России – основы ее конституционного строя. Я не могу также не отдавать себе отчет в том, каков масштаб негативных последствий, порожденных столь глубоким подрывом нашего конституционного строя.
Наш долг сегодня состоит в том, чтобы признать остроту и масштабность угрозы, нависшей над российским обществом. И при этом – не поддаться панике. А, напротив, дать отпор всем ее разновидностям.
Главная из этих разновидностей паники – в том, что якобы “поздно пить боржом”. Россия-де, мол, уже прошла криминальную “точку невозврата”. И ничего нельзя сделать.
Мне отвратительна и эта, наиболее распространенная, разновидность паники, и ее кажущаяся антитеза, согласно которой нужно немедленно переходить к железной диктатуре – ибо никакие другие средства уже не могут дать результата.
При этом совершенно неясна социальная (если хотите – классовая) природа предлагаемой диктатуры. Что если речь пойдет о диктатуре все того же криминала? Согласитесь, что в сложившейся ситуации подобный сценарий является вполне вероятным, особенно на региональном уровне.
Нет уж, давайте бороться со злом, не поддаваясь ни отчаянию, ни утопическим упованиям, основанным на переходе от законности к произволу.
Декриминализация социальной, экономической и политической жизни – сейчас главная наша задача в защите прав и свобод граждан, в утверждении конституционного правопорядка.
rg.ru
