Сергей Цигаль – внук Мариэтты Шагинян, советской писательницы, получившей Ленинскую премию за книги о семье Ульяновых, – известен не только как художник, но и как кулинарно-ресторанный критик, который по телевизору вместе с дочерью Мариэттой Цигаль-Полищук рассказывает, что есть, как и когда.
– Вы – художник, но интересуетесь кулинарией. А еду вы тоже рисуете?
– Нет. А чего я ее должен рисовать, если я – художник-анималист.
– А почему анималист?
– А почему бы и нет. А почему вы не спросите что-нибудь другое? Знаете, это мне напоминает, когда мы с братом (Александр Цигаль, скульптор. – Прим. авт.) делали памятник собаке, нас все время спрашивали: “А почему вы не сделали памятник гастарбайтерам, которые гибнут сотнями в Москве? Или памятник больным детям? А вместо этого делаете памятник убиенной собаке?” Короче, я делаю то, что я хочу.
– Это кредо такое? А деньги за это “что хочу, то и делаю” платят?
– Это не кредо, а счастливое состояние, которого я достиг далеко не сразу. И я могу заниматься тем, чем мне хочется, получать от этого удовольствие, да еще мне за это платят деньги. Но самое интересное, что все происходящее со мной, происходит как будто само собой, без каких-то особых усилий с моей стороны. Вот я много лет пишу для разных журналов, хотя ничего подобного не собирался делать. Но однажды Сережа Пархоменко, тогда главный редактор журнала “Итоги”, мне сказал: “Трепаться за столом умеешь, так делай это на страницах журнала”. Потом почти то же самое случилось с телевизионными кулинарными проектами: мол, гурман и кулинар – так веди передачу “Охотники за рецептами”. А скоро должна появиться книжка “Полная чаша”. Там рассказы про семью, про Любу (Любовь Полищук – жену С. Цигаля. – Прим. авт.), друзей, про рыбалки, в общем, про что угодно, но завершаются эти рассказы обязательно каким-нибудь рецептиком.
– Сейчас так много книг, связанных с едой, – это, наверное, должно что-то говорить о состоянии общества?
– Ну, то, что много стало литературы о еде, – это, конечно, перегиб. Но у нас же все так – перегиб на перегибе. Например, я сейчас с ненавистью обошел свой район и не нашел ни одного продуктового магазина. Куска хлеба невозможно купить. Зато пальцем, куда ни ткни, – попадешь в какой-нибудь ресторан, кабак. Но пройдет время, все уравновесится, и с кулинарными книжками тоже.
– Есть такая закономерность: кто любит вкусно поесть, тот имеет вкус к жизни?
– Вкус к жизни у меня написан, по-моему, на лбу. Я не живу дома, я все время где-то нахожусь. Я за один этот год был в таком количестве мест, что мне самому страшно становится. От перелетов у меня стало прыгать давление, однажды даже пришлось вызывать “скорую помощь”.
– Вы много где были, есть места, куда хочется возвращаться постоянно?
– Да, я много где был, но вот никогда не был в Японии, в Новой Зеландии, в Австралии. Собирался этим августом по Тибету на мотоцикле попутешествовать. Мне приятель рассказал, что он водит там мотоциклетные экскурсии по самой высокогорной в мире дороге – на высоте свыше пяти тысяч метров. Так хочется туда попасть!
– Высоты не боитесь?
– То-то и оно, что боюсь. С табуретки не могу посмотреть вниз. А еще представьте себе, что ты едешь на этой высоте на мотоцикле, а навстречу тебе вылетает огромный грузовик, ты должен сместиться. При этом ты едешь со стороны пропасти, где все осыпается под ногами. И если что – лететь оттуда вниз – не перелететь! Вот такое окончание жизни мне нравится.
Так что есть к чему стремиться – это я в смысле путешествий. А насчет мест, куда хочется возвращаться, конечно, есть такие. Например, во Францию, причем не заезжая в Париж. Или в Шотландию.
– Килт надевали?
– Нет. Это национальная одежда и, между прочим, очень дорогое удовольствие. Я там был по другим делам, и юбок мне никто не предлагал, хотя я и выпивал с шотландцами, и песни с ними орал. На самом деле, я везде себя чувствую в своей тарелке, мне везде комфортно. Или почти везде. Вот Египет не понравился категорически – назойливые люди. Бессмысленные, неумелые. Эти их так называемые “пятизвездочные гостиницы”, где все сломано, все валится. “К вам сейчас придет инженер”, – говорят мне на ресепшене. Приходит инженер и пытается монеткой что-то прикрутить. И все время отовсюду это – “дай! дай! дай!”. Нет такой второй страны в мире, где бы с меня так тянули деньги и так назойливо предлагали свои услуги.
– А испанская коррида – классно?
– Отвратительно! Ужасное зрелище. Люба не вынесла, заплакала и ушла. А вслед за ней и я. У испанцев, конечно, есть объяснения корриде: черные силы, добро борется со злом. Но истыкать несчастное животное сначала бандерильями, а потом в него, истекающего кровью, красиво воткнуть шпагу! Нечеловеческое какое-то зрелище
– Охота вас не раздражает?
– Ну, это все-таки другое дело. Я охотников не осуждаю. И дичь люблю поесть – оленину или страуса. Кстати, у меня тут лежит кусок мяса страусиного, мне подогнал товарищ – у него в Крыму страусиная ферма. И яйцо страуса лежит, ждет своего часа. Вы знаете, что такое яйцо – эквивалент 30 куриным яйцам?
– И что делать с этими 30 яйцами зараз?
– Омлет получается замечательный. Только вначале надо дырку в панцире просверлить восьмимиллиметровую дырку, причем довольно долго. Потом также долго-долго вытряхивать через эту дырочку белок, желток, ну а дальше как всегда. Зато потом из этого яйца можно еще что-нибудь сделать интересное для интерьера, некоторые делают светильники.
– Вы же выросли, насколько я понимаю, в Крыму.
– Для меня Крым вообще вторая родина – я там рос, и дом у меня там есть. Так что я могу хоть в домашних тапочках перейти Садовое кольцо, сесть в поезд и уехать в Коктебель. С этим домом, в котором я вырос, связана интересная история. Дело было в 1946 году. Мария Степановна Волошина, которую я, поскольку я вырос в волошинском доме, называл Маруся, вместе с моей бабушкой Мариэттой Шагинян, шла однажды через мостик мимо этого дома. А построен этот дом был, надо сказать, на средства, собранные из капустника, устроенного для того, чтобы построить этот домик для внучатой племянницы философа Соловьева. Но племянница эта никогда там так и не жила, предпочитая Москву. И вот Маруся, проходя с моей бабушкой, говорит: “Мариэтта, купила бы ты этот дом…” А домик – крошечный, с земляными полами, полуразрушенный. И ничего там не росло. И бабушка загорается: “Точно! Куплю этот дом для Мирэли (это моя мама), она как раз заканчивает Суриковку, сделаю ей подарок”. Проходят в сельсовет, где оформили купчую – 5 тысяч рублей. Мама сказала, что тогда за эти деньги можно было купить пару хороших женских туфель. С этого момента дом стал наш. Это было наше родовое гнездо, которое с начала 50-х годов отец начал обустраивать.
– Кстати, о вашей знаменитой бабушке. Вы читали ее произведения?
– Читал. А вы?
– Тоже читала – про советскую Армению и про Ленина.
– Да, мне как-то сказали про них “рассказики про Ленина”.
– Бабушка ваша была лауреатом Ленинской премии, в вашем доме, верно, “полная чаша” была?
– На самом деле – нет. Бабушка была всегда скромной и очень щедрой – она деньги попросту раздавала. И если кто-то думает, что после ее смерти осталось огромное состояние, то это не так. А Ленинская премия – 8 тысяч рублей, по-моему, – была поделена на части, мне от бабушки досталась тысяча.
– Что с ними сделали?
– На эту тысячу я, кажется, купил какую-то мебель. А остатки пропили. Так что бабушка жила очень скромно – буквально на ящиках. И питалась она довольно просто. Ужин, к примеру, у нее был такой – разжаривала с обеда макароны-перья, вбивала туда яйца, нарезала помидорчики. Открывала банку шпрот. Заваривала большую кружку кофе, причем молотый кофе заливала кипятком, и, читая Агату Кристи в оригинале, поглощала все это. У нее была такая теория: на ночь надо наедаться, тогда кровь приливает от головы к желудку и в итоге голова отдыхает. Между прочим, прожила 94 года.
Так вот никогда в ней не было тяги к комфорту, которая есть во мне. Недавно у вас в Питере был и попутно залетел на Пестеля, купил кобальтовые кузнецовские чашки.
– В Москве такого нет?
– Вся мебель, которая у меня в доме, – практически вывезена из Питера, поскольку только там смогли найти и диван александровский, и стол… Мне не нравится хайтек, я не люблю минимализм. Я вырос на Арбате, у родителей стояла мебель – буфет, диван, стулья, кресло – красного дерева. И такая же мебель стоит у меня. Но этого никогда бы у меня не было, если бы не Люба. Вот у нее был безусловный талант к этому делу и энтузиазм. И, часто бывая в Ленинграде, покупала мебель.
– У вас нет ощущения, что старинная мебель несет энергетику тех, кто ею обладал прежде?
– Знаете, я словом “энергетика” никогда не пользуюсь, потому что оно из области, которая не измеряется физическими приборами. Я же получил естественное образование в Московском университете, поэтому “энергетика”, “экстрасенсы”, “летающие тарелки”, “телепатия” – это все мимо меня.
– Но и физики начали признавать, что есть нечто, не поддающееся научному осмыслению.
– Не знаю, не знаю. Меня этому не учили, я пока не готов это признать.
– На Новый год вы куда ездите?
– Новый год нужно встречать обязательно дома. Знаете, я каждый год уже много лет пишу в разные издания статьи про Новый год, и каждый раз пишу: не ездите ни в Таиланд, вообще не уезжайте никуда из дома, никуда не ходите. Обязательно приходите к папе с мамой. Потому что Новый год помимо всего прочего – это еще и день подведения итогов. Каждый год кто-то кого-то недосчитывается: люди уходят, это происходит по законам жизни, ничего тут не поделаешь…
– Не путаете Новый год с днем поминовения?
– Нет, не путаю. Этот праздник я обязательно провожу с мамой, сестрой, дочкой, раньше всегда было очень много родительских друзей, сейчас народу почти никакого не осталось – родительские друзья уже почти все поуходили, маме-то 90 лет, отца нет уже три года. И Любы нет. Но, тем не менее, Маша всегда украшает елку, и мы собираемся семейным кругом. Так что улетайте в Таиланды первого января, второго, но никогда – накануне.
– А какое ваше традиционное новогоднее блюдо?
– Все, как правило, готовят одно и то же – салат “оливье”, селедка под шубой. Скучно. А я стараюсь замариновать семгу или форель по норвежскому рецепту – с укропом и водкой. Кусок рыбы освободить от костей и шкурки, нарезать довольно крупными, в палец толщиной, ломтями. Дальше – засыпать слой рыбы смесью соли с сахаром (по рецепту соотношение сахара к соли 6 к 4, но я делаю один к одному – норвежцы любят сладкую рыбу, а нам это немножко непривычно), и много-много мелко нарезанного укропа. И так крестом я набираю несколько слоев, все это заливаю водочкой, закрываю и ставлю в холодильник. Готово почти моментально. Рыба получается практически сырая. Очень вкусно. Рекомендую.
Елена Боброва
