Чем отпугивать белых медведей, зачем полярнику борода и надо ли России осваивать Арктику. Об этом мы поговорили с Александром Красновым, который с детства мечтал о приключениях и в итоге стал географом и полярником. У него за плечами многочисленные экспедиции в Арктику и Антарктику.
– Расскажи о своей работе полярника. Наверное, скучать не приходится?
– Профессии полярник нет в принципе. Человека нанимают на конкретную специальность на период проведения полевых работ или экспедиции. Многие люди связывают работу в полярных регионах с некой романтикой, с возможностью увидеть пингвинов или белых медведей. Конечно, очень здорово наблюдать красоту нетронутой природы, но это лишь дополнительный фактор, потому что основная задача – конкретная работа, иногда даже сложная и монотонная, которую необходимо выполнить хорошо.
– Чем ты уже занимался и где побывал?
– Я участвовал в разных работах и бывал в таких местах, где до нас нога человека ступала в 30-60 годах прошлого века. Я бываю летом в Арктике, зимой в Антарктике. Иногда провожу более года в экспедициях там или там. Я работал на Новой земле, на земле Франца Иосифа, на Таймыре, на Колыме, на Кольском полуострове, на Чукотке, на острове Врангеля, на станции «Прогресс». Везде разная специфика, но везде ценятся реальные навыки, умения и опыт. Потому что часто бывает, что в сложных ситуациях нужно найти выход – починить генератор, быстро и правильно собрать палатку, растянуть тент. Я считаю, что это моя жизненная стезя, область моих интересов. У меня лежит к этому душа и вроде неплохо получается. Там мне комфортно, как бы странно это ни звучало. Я нахожусь на своем месте, при деле.
– Сколько в среднем ты проводишь в таких разъездах?
– В основном существует научная программа, по которой я работаю. Когда я работал ведущим океанологом на станции «Беллинсгаузен» в Антарктиде, провел на станции около года, а сама экспедиция заняла в общей сложности полтора года. Я проводил гидрологические работы. Были приборы, с которыми нужно было выезжать на лодке в бухту и работать на постоянных точках – замерять температуру, соленость воды, уровни приливов и отливов. Когда начинает формироваться лед, то в бухте строится карта льда, и, уже когда он становится более плотным, выходишь, начинаешь бурить, замерять толщину.
– А какие в принципе бывают экспедиции?
– Существуют полевые работы и сезонные, которые могут проходить на полярной станции или на арктической территории, где находятся домики и заповедники. В зависимости от места, сезон может длиться от месяца до полугода. Классическая полярная станция обычно работает круглогодично, а вот полевой сезон в нашей стране происходит летом. Это самый благоприятный период в Арктике, потому что стоят полярные дни и относительно тепло, прилетают птицы и приходят разные животные. Это удобно для проведения разных работ – геологических, зоологических и так далее. За этот период проводится несколько международных экспедиций. Например, в прошлом году состоялась «Трансарктика» – большой международный проект. Каждый год в Арктике работают десятки полевых партий, которые добираются самолетом до какого-то северного города, в котором есть взлетно-посадочная полоса. А уже оттуда группа забрасывается в труднодоступные места либо вертолетом, либо вездеходом, либо на лодках.
– Как часто проходят экспедиции?
– Каждый год. Что касается Арктики, там на материковой части есть полярные станции, поселки, порты. Практически все они работают круглогодично. К тому же есть много локальных экспедиций на небольшие судах.
– Тебе не жалко пропускать теплое лето, уезжая на полевые работы?
– Часто мое лето – это совсем не лето, даже лед не тает.
– Условия жизни у вас там какие?
– Когда мы отправлялись на Таймыр, брали с собой в вертолет все, что нужно для полевого лагеря: палатки, раскладушки, еду, снаряжение, инструменты, приборы. Там не будет такого, что ты приехал, а у тебя поляна накрыта, и все тебя ждут. Бывает, все необходимое отправляют заранее морским грузом до приезда группы.
Что касается полярных станций, они могут быть разными по своим условиям – очень комфортные, современные или богом забытые, где есть стены, печка и хорошие добрые люди. А это всяко лучше, чем в палатке!
– Как устроена жизнь на полярной станции?
– На станции есть специалисты, которые осуществляют научно-исследовательские работы: метеорологи, геологи, гидрологи, зоологи, экологи. Они проводят тут сезон или остаются на зимовку и на следующий сезон, а потом улетают. Есть люди, которые поддерживают жизнедеятельность станции. Это начальник станции, дизелисты, врачи, повара, вездеходчики. Они живут на классической полярной станции, где находится небольшой поселок в несколько домов.
– А питаетесь вы там чем?
– На полярную станцию происходит доставка продуктов. Там есть повара и морозильные камеры. Поэтому там нормальное питание, а вот на полевых работах это, конечно, консервы.
– Чем ты обычно занимаешься в промежутках между экспедициями?
– В перерывах между экспедициями я провожу популяризаторские лекции, рассказываю о работе полярника, хожу в походы, путешествую. А так, в принципе, просто отдыхаю.
– Расскажи, как дошел до жизни такой – полярной?
– Было желание попасть в настоящую экспедицию, вживую увидеть пингвинов, белых медведей, ощутить ландшафты. Хотелось побывать в полярных регионах не в качестве туриста, а чтобы принести практическую пользу, сделать что-то по научно-исследовательским задачам. А вообще, я еще с детства увлекся туризмом. У нас в школе открылся турклуб, с которым мы ходили в походы, участвовали в соревнованиях и выезжали куда-то каждые каникулы. Мне очень нравилась туристическая романтика – рюкзаки, палатки, поэтому еще во время учебы понял, что с этим, скорее всего, будет связана моя жизнь.
– Когда удалось попасть в первую экспедицию?
– Я искал варианты, искал способы, как принять участие в экспедициях: знакомился и общался с людьми. Сначала учился в Пензе на естественно-географическом факультете, а потом на 4 курсе перевелся в Питер. А северная столица, между прочим, настоящая научная Мекка. Здесь находится старейший научно-исследовательский институт Арктики и Антарктики. В следующем году ему будет сто лет, то есть, почти сто лет Санкт-Петербург является центром притяжения полярников. Именно отсюда отправляются крупномасштабные экспедиции и научно-исследовательские суда. Кроме этого, в Петербурге находятся мощнейшие геологические институты, профильные НИИ, вузы, которые обучают геологов, метеорологов – специалистов, востребованных в экспедициях и ориентированных на сложную работу в труднодоступных местах. Именно поэтому я приехал учиться в Петербург. Здесь-то все и закрутилось: диплом об Антарктиде, диссертация об Антарктиде и знакомство с полярниками. В итоге сфера моих научных интересов и привела меня к экспедициям. Это произошло во время обучения в аспирантуре в 2011 году.
– То есть главное было – познакомиться с полярниками?
– Ну, да. В Петербурге все люди, которые работают в этой области, друг с другом знакомы через кого-то. Круг этих людей сейчас довольно небольшой, поэтому, конечно, если ты хорошо выполнил работу и в сложной ситуации проявил себя как надежный человек, тебя будут рекомендовать. Везде нужны молодые люди, которые умеют работать и делают это с желанием. Спрос на самом деле есть.
– И какой была эта первая экспедиция?
– Так получилось, что я поехал на Новую землю, она в составе национального парка «Русская Арктика». На тот момент это был новый парк, на территории которого впервые организовали экспедицию. Мы отправились на мыс Желание, чтобы сделать рекогносцировку и описать все, что там есть. Экспедиция была сложной, но это уже потом выяснилось, потому что для меня она была первая, и я думал, что так и должно быть. Не с чем было сравнить!
– А в чем возникли трудности?
– Мы жили в очень сложных бытовых условиях, так как все дома оказались разрушены. Дом – это условно. У строения были целы стены и крыша, которая, правда, прогибалась, когда шел дождь. К тому же, было очень много агрессивных белых медведей. Поэтому утро начиналось с того, что ты встаешь, берешь ружье, приоткрываешь дверь, забегаешь на крышу, быстренько проходишь по периметру, отгоняешь белых медведей и по рации сообщаешь, что можно выходить.
– То есть медведи хотели вас съесть?
– Да (смеется). Основная цель белого медведя – это поесть. Были периодически попытки нападения – выламывали двери, выбивали окна. Эта полярная станция была законсервирована лет 20 назад. Раньше там жили люди, но потом она фактически оказалась брошена. Эти медведи никогда не видели людей и поэтому не понимали, что такое фальшфейер и огневой сигнал. Для них это звук и звук. Это их абсолютно не пугало.
Такая проблема с медведями возникла еще и потому, что лето было очень жарким, и лед ушел рано. Медведь ловит нерпу – такого небольшого морского тюленя – на льду (это основное, что он ест). Получается: нет льда – нет нерпы. Когда медведь голодный, он все что угодно съест, а кроме нас, 5-6 человек, там никого не было. Это абсолютно реальная опасность, не иллюзорная.
Ежегодно в Арктике от нападения белых медведей погибают люди. Такое, к сожалению, есть. Обычно это следствие нарушений техники безопасности. То есть человек знал, что там есть медведи, но был неосторожен, не смотрел по сторонам, не имел с собой никаких средств защиты. Вот когда, кстати, мы были на земле Франца Иосифа, медведь напал на молодого парня.
-Ты был готов к такому экстриму, когда отправлялся в экспедицию?
– Ну, к таким вещам нельзя быть готовым в принципе.
– Как же вы отпугивали медведей?
– Белый медведь находится в международной красной книге, поэтому обижать их было нельзя. Да и убивать животное в этой ситуации неправильно. Медведь погибнет возле твоего дома, а сородичи придут его есть. У них это в порядке вещей, когда голодны. Более сильные едят более слабых.
Мусор нельзя ни в коем случае оставлять, потому что, естественно, когда медведь найдет источник еды, который не нужно ловить, выжидать, так он оттуда и не уйдет.
Для защиты от хищников обычно используются сигнальные патроны, травматические патроны, ружье, противомедвежьи баллончики, техника. Когда хищники уже более или менее пуганые, медведь убежит, спрячется за строение какое-нибудь, словно мы его не видим, а с утра уже снова под дверью ждет.
– Какие-то специалисты отвечают за работу с белыми медведями?
– У нас были зоологи на корабле, которые должны были как раз заниматься отловом белых медведей. Они их ловят, берут анализы, взвешивают, ведут учет численности. На самок ставят ошейники с GPS-навигацией, чтобы отслеживать их и изучать популяцию. Таким образом, становится ясно, увеличилось или уменьшилось количество медведей.
- Остров Врангеля
- На посту. Поначалу медведи нас очень сильно донимали, и надо было вести наблюдение с крыши дома.
- Дом, в котором зимовали
– Что вам удалось сделать за время той экспедиции – с медведями?
– На тот момент уже была запланирована очистка Арктики. Но, перед тем как очищать, нужно же знать, где и что очищать, поэтому мы и делали рекогносцировочные работы: описывали, что осталось на полярной станции и в каком состоянии.
– Это была государственная программа по очистке Арктики?
– Да. Она работает везде, по всей Арктике.
– На станции 20 лет никого не было – потому что она была никому не нужна?
– В 90-е годы, с распадом СССР, большая часть полярных станций закрывалась. Естественно, была разруха. Та станция тоже не оказалась исключением. Тогда в Арктике и военные базы были закрыты.
– Сейчас все восстановлено?
– Нужно понимать, что нельзя просто так взять и открыть станцию. Тут взаимосвязаны очень много вещей. Основная проблема полярной станции – это логистика: доставить людей, груз. Нужны ледоколы для того, чтобы работали и станции, и порты в полярных регионах. Сейчас у нас в стране новые суда, конечно, закладываются.
– А исследование Арктики что дает стране?
– Арктика – стратегическое направление. Это, в первую очередь, геополитика и развитие Северного морского пути. Поскольку на 20 лет Россия, так скажем, ушла из региона и ее присутствие было менее заметно, то на эту территорию стали предъявлять претензии другие страны. Они начали проводить там свои исследования и заявлять, что шельф нам не принадлежит. Мы привыкли, что на севере нашей страны все, что находится до Северного полюса, принадлежит нам, но многие страны с этим не согласны. Они размещают военные базы, полярные станции, занимаются научно-исследовательской работой, хозяйственной деятельностью. Нужно понимать, что если уйти из этого региона, обратно уже не пустят. К тому же, Арктика интересна полезными ископаемыми. Это добыча газа, нефти.
– Антарктида тоже перспективна и тоже развивается?
– Для работы в Антарктиде в 2011 году было спущено научно-исследовательское судно «Академик Трёшников» – первое, построенное в современной России. Мне повезло участвовать в первом его рейсе. Сейчас в Антарктиде планируется расконсервация полярной станции «Русская», строительство нового жилого комплекса на круглогодичной станции «Восток». Эта работа очень сложная, но крайне необходимая. Дело в том, что станция находится под снегом, поэтому условия жизни и работы там тяжелые. Изменения есть в Антарктиде. Там пять круглогодичных станций, а также несколько полевых и сезонных баз.
– Насколько рентабельно разрабатывать эти территории?
– В большей степени – это вклад на будущее. Вот насколько рентабельно строительство заводов? Сложно сказать! Важно, что это окупится рано или поздно. Если не строить заводы, не будет никакого производства. На создание научно-исследовательского судна идут огромные затраты, но сколько лет потом оно будет работать и приносить пользу! Важно то, что сейчас вообще этим занимаются, потому что, если бы этим не занимались, в регион уже бы пришли другие страны. Кроме того, так как у нас технологии развиваются, освоение Арктики становится более интересным и более рентабельным.
- 7 – 07.02.2013 после длительных переходов по океану, мы сошли на берег. “Академик Трёшников” шел свой первый рейс по маршруту: Санкт-Петербург – Бремерхафен (Германия) – Монтевидео (Уругвай) – станция Беллинсгаузен (Антарктида).
– Кроме медведей в Арктике – какие еще опасности подстерегают?
– Если на улице сильная метель, сильный мороз, не нужно туда выходить без надобности. Не нужно садиться на снегоход и куда-то ехать. Есть техника безопасности.
До людей уже стало доходить, что не нужно геройства. Это обычная работа. Любое геройство – означает, что кто-то что-то где-то упустил и всем приходится экстренно эту ситуацию исправлять.
– То есть полярник не должен быть героем?
– Многие полярники говорят, что самое главное в их жизни и работе – уметь ждать. Нужно переждать непогоду и воспользоваться хорошим моментом, потому что часто бывает, что человек пошел куда-то, началась метель, а у него нет навигатора. Может заблудиться и пропасть. Особенно раньше такое часто случалось, когда не было раций. Сейчас подобное происходит реже. А вообще полярники должны быть, прежде всего, хорошими людьми.
– Разве не профессиональные качества в приоритете?
– Сделать из хорошего человека специалиста гораздо проще, чем наоборот, ведь работа, которая проходит в сложных жизненных и бытовых условиях, требует определенных человеческих качеств помимо профессиональных и, прежде всего, это проявляется по отношению друг к другу. Представляешь, если человек в Антарктиде среди бородатых мужиков находится год! Конечно, сохранять адекватность не всегда просто! Рано или поздно, особенно на зимовках, все друг от друга устают. Это нормально вполне. Просто нужно спокойно к этому относиться и стараться быть на позитиве, хотя это кажется крайне сложным.
– Кстати, а почему мужики в Арктике отращивают бороды – нет смысла бриться, если женщины не видят?
– Кто-то бреется, кто-то – нет. Но, на самом деле, носить бороду там удобнее с бытовой точки зрения. Так элементарно теплее, потому что дует сильный ветер, а летом жарит лнце и кожа обветривается или обгорает. А борода просто защищает лицо.
– Какие впечатления от полярных экспедиций оказались самыми яркими?
– Первое, что впечатлило – это океан и медведи. В принципе, в каждой экспедиции встречается что-то новое и удивительное. Это могут быть какие-то уникальные ландшафты, животные, которых я никогда вживую не видел.
В Антарктиде обитают морские котики, морские леопарды, морские слоны и тюлени. Их много, они разные, очень необычные, красивые.
В Арктике моржовые лежбища всегда необычно выглядят. Если близко подойти к моржам, они будут защищаться. Более того, морж может напасть на надувную лодку и попытаться ее пробить. Или, например, необычен искусственно выведенный вид овцебыки.
– А для чего их вывели?
– Это такой большой масштабный эксперимент в России по заселению овцебыками нескольких территорий на Таймыре. В хозяйственном значении это мясо, шерсть. В Канаде их называют полярными коровами. Есть базы, которые их разводят. Правда, по вкусу они весьма странные.
– Животные проявляют интерес к вам и вашим занятиям?
– Пингвины живут своей жизнью. Иногда рядом со станциями бывают пингвиньи колонии. Мы наблюдали, как пингвины пришли на остров, искали пару, образовывали пару, растили птенцов и, наконец, все уплыли. Конечно, трогать и ловить птиц нежелательно, потому что у них своя жизнь и человеку в ней не место. Пингвинами и птицам-поморникам, которые селятся рядом со станцией, иногда дают имена.
– Где самое красивое северное сияние?
– Самое крупное сияние я видел на острове Врангеля. Там это явление в принципе не редкость, но зачастую его сложно заметить из-за непогоды: облачности, метели. Северное сияние – это действительно очень масштабно и круто. Раза три я видел многоцветное многослойное сияние, которое просто покрывало все небо так, что это казалось чем-то нереальным. А вообще, чем ближе к северу, тем масштабнее бывает сияние.
– Какая часть жизни тебе нравится больше – когда ты в экспедиции или когда ты отдыхаешь?
– Мне в целом нравится жизнь. В каждом периоде есть свои плюсы, я не делю. В экспедиции не какой-то другой мир, там я точно такой же, как и здесь, может только более веселый.
– В экспедициях бывают женщины?
– Бывают. Конечно, их меньше, чем мужчин. Это, в первую очередь, больше связано со спецификой образования, потому что на полярной станции работают не только научные сотрудники, но и люди, которые обеспечивают жизнедеятельность полярной станции: водители вездеходов, повара, доктора, начальники станции. На зимовке в Антарктиде женщины – пока редкость. Летом на сезон прилетают ученые, среди которых даже есть молодые, красивые девушки. На иностранных станциях женщины бывают и начальниками станции. А еще иностранцы приоритет отдают молодым семейным парам. Считается, что тяготы и невзгоды легче переносить.
– Забавные истории в вашей работе случаются?
– Таких историй довольно много. Каждый раз происходит что-то необычное и интересное. Одна из них произошла на острове Врангеля, который считается родовой берлогой белых медведей. Там их очень много. Это единственная популяция, которая приумножается, и с каждым годом их становится больше. Каждый из нас жил в своем домике. И вот, однажды я проснулся от сильного скрипа снега. Мое жилье замело сугробом под самый верх. Вижу, в окно пытается залезть нос огромного медведя. Видно, что забраться внутрь ему тяжело, но он принюхивается. Я встал, взял противомедвежий баллончик, и стал ждать, что же медведь будет делать. Ну, он постоял-постоял, понюхал. Наступила тишина, а потом раздались шаги, звук трения о снег, словно кто-то съехал, и так несколько раз. Я подождал немного, вроде ничего не происходит, и лег спать. А уже утром увидел, что с сугроба скатывались. Видимо, медведь решил себе горку устроить. Ему было весело и интересно. Молодые медведи любят порезвиться.
А еще с нами как-то работал американец с Аляски. Мы как-то вернулись после сложного переезда на снегоходах и легли спать. Медведь ночью залез, нашел еду, которую не переложили, и съел американские продукты, а русские не тронул. Американец, конечно, только посмеялся. Но в целом, когда медведь так не заметно пробирается, это опасно.
– Наши полярные станции сотрудничают с иностранными?
– Когда я работал на станции «Беллинсгаузена» в Антарктиде, рядом находилось несколько иностранных станций: американская, чилийская, уругвайская, аргентинская, китайская. Конечно, происходят общение и взаимовыручка. Это вполне нормальное явление. На станцию «Беллинсгаузена» уже 20 лет ездит немец, который изучает птиц – поморников. Ему нужно работать именно в этом регионе, но поблизости нет немецких станций, поэтому он, видимо, договорился с нашим руководством. Конечно, и в Арктике, и в Антарктике проходят совместные научные экспедиции.
– Чем полярники занимаются в свободное время?
– На полевых работах всегда есть, чем заняться, потому что ты живешь в палатке и топишь печь дровами, а вот на полярной станции, когда вникаешь в специфику работы, свободное время образуется. Ты выполняешь работу с 9 до 17, тебя кормят и можно делать, что хочешь. Но если в городе есть масса способов, как провести досуг, то там такого, конечно, нет. Как показывает практика, не все могут им распорядиться образующимся свободным временем. Хотя есть и те, кто, например, реализуется в своих хобби. У нас был один мужчина, который клеил кораблик, рисовал картину. Я вот фотографировал, катался на лыжах, читал книги, общался с иностранцами, хотя нужно было писать диссертацию.
– Ты хотел бы что-то поменять и, например, перейти на работу в НИИ?
– Я думаю, что это можно как-то совмещать. Можно же уезжать на сезон, а это от месяца до полугода.
-Куда бы ты еще хотел отправиться?
– Наш российский сектор Арктики очень разнообразен. Ландшафты бывают настолько неповторимы, что иногда кажется, что это какая-то компьютерная графика. Я хочу побывать в труднодоступных местах России. Особенно это островная Арктика и сухие долины в Антарктиде.
– Каких вещей из обычной жизни тебе обычно не хватает во время работы?
– Когда люди слышат о том, чем я занимаюсь, то говорят как это здорово, как романтично. А для меня романтика – это когда ты приехал куда-то в теплый дом, красивая девушка приготовила вкусный ужин и когда тебе не нужно топить печать, разжигать примус, потому что есть плита, и ты спокойно принял горячую ванну, не самодельную баню, а ванну.
Наталья Орехова
Фотографии Александра Краснова
